Случай с инопланетянином - Рейнольдс Даллас МакКорд Мак. Страница 2

Питер Норвуд повернулся ко мне.

– Но не из космоса же, – сказал он, – не инопланетяне! Он презрительно махнул рукой. – Сплошные разговоры о человечках с Марса, космических кораблях и прочей белиберде.

Даже мой друг как будто удивился.

– Что? Вы хотите сказать, сэр Александр верит в это? Почему?

На округлом лице молодого человека мелькнула гримаса отвращения.

– Он собрал громадную коллекцию доказательств. Последние два года он только тем и занимался. Летающие тарелки, неопознанные объекты, случай с Каспаром Гаузером и все такое прочее. Полная галиматья!

Пожилой сыщик откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, и мне на какой-то миг почудилось, будто ему наскучил разговор или он просто устал и по своему обыкновению заснул. Однако он вдруг спросил довольно бодрым голосом:

– Вы, кажется, упомянули, что ваш отец посылал вас ко мне?

– Я, можно сказать, сам напросился, – заметил Питер Норвуд. – Как я уже говорил, отец весьма высоко ценит ваши способности, сэр. Не стану отрицать, мы с ним не раз бурно обсуждали предмет его увлечения. И вот, во время последнего разговора, я предложил ему, поскольку он о вас такого высокого мнения, прибегнуть к вашей помощи в деле разыскания тех самых иноземцев. Потому-то я и приехал сюда просить вас от его имени найти… э… зеленых человечков с Марса.

Мой друг устремил на него взгляд своих слезящихся глаз.

– Однако вы упомянули, что сами не прочь оказаться в числе моих клиентов.

Питер Норвуд развел руками.

– Я понимаю, сэр, вы давно отошли от дел. Тем не менее я умоляю вас согласиться на предложение моего отца. Сделайте вид, будто разыскиваете этих инопланетян, а потом сообщите ему, что перерыли весь Лондон и никого не нашли. Разумеется, за вознаграждением я не постою.

Мне показалось, я понял его намерения.

– Вы хотите представить своему отцу подобное сообщение в надежде, что так можно будет вылечить его от невроза?

Норвуд энергично замотал головой.

– Этого недостаточно, доктор. Моего отца так просто не обведешь вокруг пальца. Нужно на самом деле провести расследование, а потом подробно обо всем ему рассказать. Иначе старый дурень догадается, что его надули.

Услышать словосочетание «старый дурень» было неприятно, но должен признаться, что я начал симпатизировать Питеру Норвуду.

Мой друг то ли погрузился в размышления, то ли задремал. Я не мог припомнить случая, который он назвал загадкой Глостон-Мэнор; однако ясно было, что он действительно очень уважает сэра Александра и потому не может согласиться с точкой зрения молодого Норвуда, которая мне представлялась весьма обоснованной.

Оказывается, Холмс не спал.

– Обычно я не берусь за дела такого рода, – медленно проговорил он.

– Ну разумеется, – с готовностью согласился Норвуд. – Однако гонорар…

– Причем тут гонорар?

Норвуд моргнул и замолчал.

Сыщик раздраженно пыхнул трубкой и заерзал в кресле. Наконец он пробурчал:

– Насколько я понимаю, ваш отец хотел бы обсудить со мной все подробности в Глостон-Мэноре?

Я фыркнул. Что за бредовая идея? Отставной сыщик редко покидал комнату и даже на короткую прогулку по улице его трудновато было вытянуть.

– Именно потому я и приехал, чтобы отвезти вас к нему. Но столь долгое путешествие, по-моему…

К полнейшему моему изумлению, Холмс хлопнул ладонью по ручке кресла и сказал:

– Молодой человек, ожидайте меня в поместье вашего отца завтра к полудню.

Прежде чем я раскрыл рот, Питер Норвуд поднялся. Он прямо-таки лучился радостью.

– Вы не пожалеете о своем решении, сэр. Я позабочусь, чтобы ваше время – скажем так, со стороны финансов – не оказалось потраченным впустую.

Губы старика задрожали, но он промолчал. Судя по всему, молодой Норвуд был невысокого мнения о некогда великом сыщике.

Я молча проводил посетителя до двери.

Потом подошел к креслу, в котором сидел мой друг.

– Послушайте, Холмс…

Он высокомерно поглядел на меня.

– Почему бы мне не подышать свежим воздухом в сельской местности, доктор? И потом, откуда у вас такая уверенность в собственном добром здравии? Мы ведь с вами, можно считать, одногодки.

Я постарался вложить в ответ побольше язвительности.

– Наверно, мой организм выносливее вашего потому, что в молодые годы, служа на Ближнем Востоке, я пристрастился к йогурту и старался пить его каждый день, тогда как вы постоянно носили с собой шприц с неким алкалоидом, о названии которого я умолчу.

– Йогурт! Ну-ну, – хмыкнул он. Голос его задрожал, и я лишний раз убедился, как сильно постарел мой друг. Он потянулся за скрипкой, по всей видимости, забыв, что две струны лопнули.

Несмотря на мои протесты, следующим утром мы уселись в десятичасовой поезд до Дэрвуда, деревни, от который ближе всего было до Глостон-Мэнора, родового поместья Норвудов. Я на досуге заглянул в Берк [1] и обнаружил, что первого из Норвудов посвятил в рыцари еще Ричард Львиное Сердце после одного из сражений в Святой Земле. Позднее носители этого имени прославили его в Индии и Судане.

Мы прибыли в Дэрвуд немногим позже двенадцати. На станции нас встретил сутуловатый человек средних лет, представившийся Маллинсом. Сказав, что его послал сэр Питер, он усадил нас в двуколку и до самого поместья не проронил больше ни слова.

Экипаж подвез нас к боковому входу. В сопровождении вышедшего к нам навстречу молодого Норвуда мы по узкой лестнице поднялись на второй этаж, где располагался кабинет сэра Александра. Должен признать, что мой престарелый друг держался молодцом, проспав всю дорогу от Лондона до Дэрвуда. Несколько часов после сна обычно бывали для него самыми лучшими.

Небольшой кабинет сэра Александра заставлен был книжными шкафами. Вообще книг, надо сказать, было видимо-невидимо. У стен, на шкафах – одним словом, всюду, куда ни посмотри, возвышались увесистые стопы старинных фолиантов. В комнате царил полумрак, ибо окна задернуты были плотными шторами.

Сэр Александр сидел в глубоком зачехленном кресле, запахнувшись в плед и опустив голову на грудь. Когда мы вошли, он поглядел на нас поверх пенсне. Жидковатые седые усы и бородка обрамляли его худое аскетическое лицо, которое казалось белым пятном на фоне окружающего сумрака. Из-под ермолки на его голове выбивалась седая прядь.