Аванпост - Рэйтё Енё. Страница 20
— Прошу меня простить… Но ведь это неизвестный, неизученный путь…
— Лендер, Хорнеманн и Кайе в достаточной степени изучили его…
— Но не для похода и не для создания военного поста! — с горечью стукнул по столу Гардон.
Майор пожал плечами.
— Для солдата невозможно лишь одно — обсуждать приказ. Полтора года назад решили создать между экватором и Сахарой военный пост, в небытии, и с тех пор этот военный пост есть. Это Ат-Тарир. Нужна дорога вместо потерянного пути Рюселя. Значит, дорога будет, и тот, кто вернется оттуда после прихода пополнения, сделает первоклассную карьеру…
— Если вернется, — сказал бледный Гардон.
— Ну конечно… А если не вернется, то о нем будут вспоминать с благодарностью.
Это он произнес уже довольно холодно и встал. Майор был хорошим солдатом, и Гардон ему не понравился.
Так рота тронулась в путь с вечно пьяным, привыкшим к Парижу капитаном Гардоном, арестантами и сотней неопытных новобранцев.
— Ты мне скажи, почему ты набросился на Пенкрофта? — спросил Минкус Мальца.
Наверняка какие-нибудь болезненные изменения психики, подумал он.
— Не знаю. Вокруг меня все запылало, я даже не помню, как это произошло…
За спиной у них поскрипывали колеса, гремели цепи на грузовиках, тарахтели броневики, глухо ударялись о спины верблюдов палки погонщиков — казавшаяся бесконечной колонна шаг за шагом продвигалась по раскаленной пустыне.
— Со мной однажды тоже такое случилось, — вступил в разговор Надов. — В Смоленске как-то раз на ярмарке я так напился, что потом два дня не мог проснуться…
— Это у тебя малярия, -убежденно сказал Пилот, — при малярии часто так бывает: сначала припадок, а потом начинается озноб.
— Может быть, — согласился Малец. — Во всяком случае, я был не в себе.
— Ты с этим гангстером никаких дел не имел? — спросил сапожник Главач. Меткое прозвище гангстер Пенкрофт получил от товарищей.
— Нет! Никогда… — ответил Малец.
Больше они не разговаривали. Воздух накалился еще сильнее. Полуденный ветер, что-то вроде сирокко, принес невыносимую головную боль и лениво вихрящиеся клубы пыли… Мулы фыркали и с ревом били задами, свистели плетки, барабанили кулаки, погонщики вовсю ругались. Капитан ехал впереди на лошади, его мучила дурнота вперемешку со злобой, каждое движение больно отдавалось в черепе. Время от времени он вытаскивал из седельного кармана бутылку и прикладывался к ней.
В тени какого-то высоченного бархана они разбили лагерь. Дальше идти было невозможно. У одного из грузовиков полетел шатун, требовался длительный ремонт. Лошади и мулы слепо шарахались из стороны в сторону…
Голубь с радостью удостоверился, что здесь бездна великолепных возможностей умереть. Он уже видел десять тысяч долларов в кармане своих близких. Смерть не заботила его. Кого не заботит жизнь, тот и мысли о смерти переносит с легкостью.
Голубь решил навестить Троппауэра, который все еще не поправился.
— Послушай… — окликнул его Малец.
— В чем дело, парень?
— Мне нужно с тобой поговорить…
— Я в твоем распоряжении, дружище… — Я хочу доверить тебе страшную тайну…
— От этого уволь, старик. У меня уже голова кругом идет от ваших тайн… И почему ты выбрал именно меня? Я тебя предупреждаю, что я легкомысленный, пустой, несерьезный человек, к тому же болтун и сплетник, которому никак нельзя доверять…
— Прошу тебя… не дурачься… Давай отойдем на пару минут куда-нибудь в сторонку… Этот мерзавец, я знаю, сейчас на посту… Мы можем спокойно поговорить. От меня непременно избавятся… Поэтому я должен тебе все рассказать…
У Мальца был такой горестный и убитый вид, что Голубь пожалел его. Черт бы побрал эти тайны и загадки!
— Ладно, пошли, парень, но я тебя умоляю, не делай такой жалобной физиономии…
Они сели в тени отдаленного бархана.
— Я учился в Париже в университете, — начал Малец. — Вел веселую жизнь, хотя есть было нечего, но нужду не замечаешь в студенческие годы, сам знаешь, будущее виделось мне радужным и… Тут-то я и познакомился с этой женщиной…
— Неприятности всегда так начинаются, — со знанием дела заметил Голубь, пересыпая меж пальцами песок с одной руки на другую и думая о том, что было бы неплохо остаться здесь в пустыне в качестве песочных часов.
— Эта женщина пообещала помочь с карьерой. У нее, мол, есть хороший друг, некий Анри Гризон…
— Как ты сказал?!
— Анри Гризон… Что ты так вскинулся?
— Я встречался с этим господином…
— Где?
— В одном занятном доме… Он меня принял в пижаме, на полу…
Малец впился в него взглядом…
— Я знаю… знаю, кто ты… — И, немного помолчав, он посмотрел Голубю прямо в глаза и произнес: — Баталанга.
Он ждал, что Голубь будет сражен. Но тот глупо пялился на него. Потом потрогал у Мальца лоб.
— Возможно, ты и прав, но все-таки не помешает померить температуру…
Малец твердо и насмешливо смотрел на него, потом опять, почти по слогам, повторил:
— Ба-та-лан-га!…
Что им от него нужно? Теперь еще это. Какая-то Баталанга!
— Ты большой артист, — сказал Малец, — но не думаю, что ты станешь и дальше притворяться, если я признаюсь тебе, что был в Баталанге…
— Понятно, парень… Ты был в Баталанге, я это запомню. А теперь лучше скажи-ка, кто этот Анри Гризон и где живут его родственники или наследники.
— Я почти ничего о нем не знаю. Я попал в экспедицию Рюселя по его рекомендации…
Голубь опять оживился.
— Рюсель! Постой! Это ведь тот ученый, на чьей вдове потом женился… доктор Бретай… О-ля-ля! Это становится интересным…
— Я знал, что тебе будет интересно.
— Еще как! Ведь привидение, которое идет за ротой, — жена доктора Бретая.
Побелев как мел, Малец вскочил на ноги.
— Молчи! Умоляю тебя, молчи!… Я сойду с ума… — И с горькими рыданиями он рухнул на землю.
Аренкур заботливо помог ему подняться. Теперь и он поверил в серьезность происшедшего, и ему было жаль студента. Он не знал, в чем там дело, видел только, что парнишка страдает.
— Мне известно, — тихо сказал он Мальцу, — что Бретай застрелил жену и капитана, а потом покончил с собой.
— Это неправда… — прошептал Малец. — Их всех троих убили!
Миллионы крошечных песчинок кололи им лица, раскаленный воздух, казалось, застыл над пустыней.
— Странно… — пробормотал Голубь. — А ты случайно не знаешь подробностей?… Кто был убийца?…
— Я!…
Глава тринадцатая
На этот раз Голубь вздрогнул. Даже он, при его веселом, беспечном, легкомысленном характере, почувствовал трагизм этой зловещей тайны. Оставим Баталангу, пусть маркиз с фонтаном тоже только шутка. Труп перед ванной — прекрасно, главное, потушить свет. Фельдмаршал узнает его во время тревоги — подумаете! Маккар не приходит на вечер — ерунда. Но тут другое, пострашнее: сидит посреди Сахары двадцатилетний Малец и рыдает, что убил нескольких человек. И что здесь всего ужаснее для человека легкомысленного: знает обо всем этом только он один. Надо же теперь что-то делать. Не поймите превратно: речь идет не о гармошке или какой-нибудь глупой шутке, а о вполне серьезных делах.
— Прошу тебя, перестань реветь… Лучше бы я слушал стихи Троппауэра. Они очень похожи на твою историю. Такие же волнующие, грустные — и ничего нельзя понять… На вот, возьми сигарету, закуривай и рассказывай все по порядку.
Переведя дух, студент кое-как унял свои всхлипывания и задышал ровнее. Временами, правда, еще шмыгал носом. Его трясло от волнения, так что поначалу стучащие зубы рассекали слова на слоги…
— Теперь вы все узнаете, — прошептал он. Потом многозначительно добавил: — Господин майор.
Голубь вскочил и, взвыв, шваркнул кепи о песок. — Только без этих глупостей, умоляю!