Аванпост - Рэйтё Енё. Страница 41
И он крепко сжал Голубю руку. А тот, все так же хлопая глазами, переводил взгляд с одного офицера на другого и повторял в смятении:
— Цирк… Настоящий цирк, клянусь…
— Наш друг Голубь ко всему еще и счастливчик, — вмешался в разговор Финли. — Волею судьбы именно он разгадал загадку часов, над которой бились столько понимающих людей…
— Хорошо, что вы напомнили! — сказал Делэй, приподнявшись на локте в кровати, поскольку в изможденного старика поистине вдохнули новые силы. — Рано еще почивать на лаврах, сокота могут напасть на нас. каждую минуту.
— Теперь это не так опасно, — успокоил его Ив. — Во-первых, сегодня восьмое марта и маловероятно, что путь до земли Баталанга будет проходим раньше, чем через три-четыре дня. У Рюселя на карте значится десятое. Потом, имея карту, мы можем устроить засаду возле туннеля. Наверняка под Нигером есть туннель с прочным каменистым ложем.
— Ложе! — завопил опять диким голосом Голубь и хлопнул себя по лбу. — Я где-то под кроватью забыл одного мерзавца по фамилии Лапорте.
— Лапорте! — вскочил майор Ив. — Где он? Я-то думал, что он ускользнул от меня. Идемте!
Голубь и майор поспешили в комнату за кухней, где лежал связанный гангстер.
Когда веревки сняли, руки-ноги Пенкрофта распластались на полу, словно вываленные из узла тряпки. Жизнь в нем едва теплилась.
Голубь покачал головой.
— Здорово потрепало его одиночество…
Глава двадцать восьмая
К рассвету гарнизон затих. Все крепко спали после бурного дня. Часть солдат угодила в больницу с тяжелым алкогольным отравлением. Остальные явились утром на построение с дикой головной болью и ломотой во всех членах. В нескольких коротких фразах Финли сообщил им, что командование готово рассматривать все происшедшее не как преступление, а как пьяную выходку, поэтому каждый десятый человек из провинившихся будет приговорен на четыре дня к «горбу». Но если еще раз произойдет что-либо подобное, участники предстанут перед военным трибуналом.
Его выслушали молча. Проснулось солнце, и чуть ли не с каждой секундой становилось все жарче и жарче.
Потом набрали конвойный отряд. Исключительно из надежных людей: Голубь, Шполянский и прочие из их компании. Командовал Финли, хотя Латуре тоже пошел с ними.
Уже с вечера прошлого дня каторжники напрасно вертели ручку крана. Воды не было. Ночь прошла терпимо, но утром, в палящий зной, они страшно ослабели от жажды, измученные, сидели они в душном лесу, больше двухсот человеческих скелетов, все плыло у них перед глазами… На желтых, ссохшихся черепах бились синие жилки, набухшие, красные веки обреченно закрывались, и меж бескровных, расползшихся губ бессильно повисли белые языки…
Они видели, как подходит конвой. Видели, как офицер скомандовал «в ружье» и на них нацелились штыки. Но никто не двинулся с места. В них будут стрелять? Все возможно…
От конвоя отделяется несколько человек, которые во главе с офицером приближаются к ним. Кто-то из арестантов с трудом привстает. У них и в мыслях нет нападать на горстку людей.
Сорвавшийся бунт отнял у них последние жизненные силы.
— Вчера я обещал вам, — начал свою речь Финли, — что, если вы вернетесь в лагерь, никто не будет наказан. Я сдержу свое слово. Скоро мы откроем кран, вы получите еду, но отныне при любых сомнительных обстоятельствах сюда будет приходить патруль. И те, кто не подчинятся дисциплине, будут расстреляны. Ат-Тарир превратится в самый настоящий сторожевой пост. Завтра мы начнем строить бараки, у вас будет своя больница, врач, но мы требуем полного порядка. Через тридцать минут пустят воду. Я оставляю здесь одного-единственного солдата. Вы будете пить в той очередности, в какой он скажет. Если с этим легионером что-нибудь случится, я расстреляю каждого десятого. Rompez!
Отряд углубился в лес. Каторжники безучастно толпились на месте, некоторые уже давно потеряли сознание. Вдруг стоящий у крана солдат, Рикайев, подал голос:
— Вода уже течет. Внимание! Построиться в ряд и подходить по очереди со своей кружкой!
Арестанты выстроились в шеренгу, тихо, без толкотни попили, и одинокий часовой остался цел и невредим…
Отряд тем временем продолжал свой путь через лес по проложенной слонами тропе, к поселению пигмеев. Вождь пигмеев самолично выбежал им навстречу, решив, что подходят бунтовщики. Он был горько разочарован, увидев впереди солдат офицера.
— Рад видеть тебя… господин… — залепетал он.
— Напрасно радуешься, — ответил Финли, — тебя ждет грустный день, вождь. Ибо я повешу тебя, а лагерь твой уничтожу…
— Ты не можешь так поступить, господин… Я старый друг белых солдат.
— Со всех сторон на тебя и на твой народ нацелены ружья, вождь.
Народ состоял из двенадцати туземцев, которые обитали в четырех свайных лачугах.
— Соберитесь в одной лачуге и оставайтесь там, пока вам не вынесут приговор. За вами будут следить восемь солдат.
Пигмеи безропотно подчинились. Восемь солдат взяли на караул. Остальные снесли посуду и оружие туземцев в одну большую кучу и подожгли. Подожгли и опустевшие три лачуги, а потом срубили на лужайке десять кокосовых пальм, составлявших имущество племени.
Вождя же, заковав в кандалы, взяли с собой.
— Как тебя зовут? — спросил по дороге Финли трясущегося от страха пигмея.
— Илломор, господин… — ответил вождь.
Майор Ив с лихорадочной скоростью проводил в канцелярии гарнизона дознание. После короткой радиосвязи он сообщил офицерам, что из Тимбукту к ним на помощь выслан отряд спаги и что все участники событий на самолете будут доставлены в Оран.
Пенкрофт не сказал ни слова. Вождь Илломор был немного разговорчивее, зато Голубь молол не переставая обо всем, что приходило ему в голову.
— Сосредоточьтесь, мой друг, — уговаривал его Ив, — для нас важна каждая мелочь.
— Да я, честное слово, все рассказал… Ну разве что несколько пощечин пропустил, потому что я их раздавал несчетное количество… Нет, вот еще одно… когда я стоял на посту в прачечной, на меня напали… Наверняка этот гусь Лапорте. Но кто-то выстрелил в него из темноты, до сих пор ума не приложу, кто это мог быть.
— Это был я, — улыбаясь, сказал майор. — Я спал, и вы волновались из-за моих вещей, но я все слышал, что вы говорили. И не сомневался, что другие тоже слышат. Поэтому я до вашего прихода проскользнул в прачечную и видел Хильдебранта, ибо это был он, а не Пенкрофт, видел, как он укладывался на полу. Я как раз вовремя подоспел, чтобы в случае необходимости вам помочь… Только ботинки перемазал красной краской, пришлось ловко подсунуть их Шполянскому…
— Ботинки! А он обменял их с Троппауэром и из-за этого хромал…
— Бедного Троппауэра потому и хотели убить. Они думали, что вы майор, а он ваш помощник. А сейчас я позову еще одного важного свидетеля…
Он подошел к двери, ведущей в соседнюю комнату, и вернулся с Магдой Рюсель. Она была в обычном женском дорожном платье и с улыбкой наблюдала за удивленным Голубем.
— Так вы… знакомы…
— Нет, — засмеялась девушка, — мы недавно стали сообщниками. Я здесь познакомилась с господином майором. Он за мной следил и почтил меня своим доверием.
— Мадемуазель Магда стала моей незаменимой помощницей. Она была первой, к кому я обратился с просьбой о содействии. Ибо я никому не доверял. В определенном смысле вы подтолкнули меня к этому, Аренкур. Я тогда еще не хотел открывать Финли мое инкогнито, а надо было как-то вам помочь, чтобы вы не отдали Богу душу из-за сорокакилограммового «горба». Вот мы и решили с мадемуазель Рюсель использовать одну из ее масок. Абу эль-Кебира. Она подкупила Батисту и таким образом сумела вам помочь. Вы должны быть ей благодарны…
— О, я еще не раз выражу ей свою благодарность! — с воодушевлением воскликнул Голубь, и девушка покраснела.