Невидимый Легион - Рэйтё Енё. Страница 38
— Анна… — тихо прошептал граф, — Анна…
— Я здесь, сэр, — тихо ответила арабская женщина сняла с головы бурнус.
2
— Я боялась, что вы не пожелаете меня видеть, но хотела остаться рядом с вами, сэр. Поэтому я и закрыла лицо по мусульманскому обычаю. Но раз вы произнесли мое имя, то, наверное, все же чувствуете, что вам необходимо мое присутствие.
Девушка опустилась на колени и взяла графа за руку. Человек со впавшими щеками улыбнулся, сжал мягкую женскую руку, и озноб прошел. С глубоким вздохом сэр Йолланд закрыл глаза. Он еще успел почувствовать, что девушка гладит его по руке, и хотел сказать что-нибудь теплое, человечное, чего от него никто бы не ожидал, но заснул…
Проснулся граф в темноте. Свет далеких звезд проникал через окно.
— Я не зажгла лампу, потому что сетка от москитов рваная, — прошептала рядом с ним девушка. — Как вы?
— Хорошо… совсем хорошо… мне кажется, у меня больше нет температуры.
— И все же примите хинин.
Граф согласился безропотно, как ребенок. Затем взял девушку за руку.
— Спасибо, что остались со мной.
— Это вполне естественно. А вы подумали, что теперь я вас оставлю в покое? Лягте, прошу вас, вы еще не выздоровели.
— Я сильный. Не пройдет и трех дней, как я снова буду на ногах.
— Да. Я знаю; вы сильный и постоянно этим злоупотребляли. Идти по пустыне в нестерпимую жару в наглухо застегнутой форме, с раной на плече. Да еще скрывать, что у вас жар! Да вы просто глупый скверный щенок, если хотите знать мое мнение.
Удивительное дело, но этот вульгарный голос сейчас опять понравился графу. Он прилег на постель и снова заснул.
На рассвете сэр Йолланд проснулся. Девушка все еще сидела рядом с кроватью и держала его за руку.
— Послушайте… Анна… Я хотел бы кое-что продиктовать… Мне кажется, я скоро поправлюсь, но все же… я думаю…
— Глупости!
— Нет, это меня очень угнетает. Речь идет о других людях, о моем бывшем друге, с которым я не разговариваю и… словом, я не могу забрать это с собой в могилу… Я прошу вас, запишите. — Девушка достала карандаш и бумагу. Граф начал диктовать:
«Я, сэр Оливер Йолланд, наследный граф Денхам, завещаю свои земли, лежащие вокруг Калагеевского нефтяного источника, разработке которого я препятствовал, Йоханнесу Ливингстону. Вышеуказанному Йоханнесу Ливингстону прошу передать: я был сердит на него до последней минуты, так как не считал его джентльменом. Его долгом было после помолвки представиться вместе с невестой в Денхаме, сделать визит семье Йолланд, которую составляли сэр Арчибальд с супругой, а также сэр Чарльз, в то время еще бывший в живых. Я никогда не мог простить Йоханнесу такого оскорбления. Но я не сержусь на него за то, что он женился на дочери лорда Диллинга, так как Ливингстон на десять лет старше меня и, таким образом, больше подходит в супруги молодой леди, моей ровеснице. В своем завещании я упоминаю о Ливингстоне, так как несмотря на непростительный грех, не могу его ненавидеть. Во избежание трудностей, с которыми могут столкнуться мои наследники, ниже следуют мои особые указания о нижеследующих территориях…»
Девушка все записала. Затем граф расписался и облегченно вздохнул.
— Спасибо. Это меня угнетало, я боялся умереть, не отдав распоряжений. Потому что хотел досадить Йоханнесу, но разорить я его не смог бы… Странный парень этот Йоханнес… Анна… Настоящий английский джентльмен… Если бы вы поговорили с ним, никогда бы не поверили… И все же я его люблю… Но мне больно…
— Этот господин женился на девушке, которую вы любили?
— Ах, это не самое главное. В данном случае он не ошибся. Но после того, как Йоханнес попросил ее руки… он упустил из виду, что надо было представить невесту в Денхаме. Это непростительно… ужасно… В любом случае…
— Боже мой, — сказала девушка, — какая наивность! Какой же вы ребенок! Это же надо! И из-за такого пустяка он рассорился с лучшим другом. Представляю, как в сердитесь на меня, ведь я буквально на каждом шагу грешу против этикета!
Граф погладил ее по руке.
— Вы — другое дело. Вы не такая, как все, и… и… я даже не знаю…
Девушка низко склонилась над ним всем телом.
— Скажите же! Скажите, сэр, то, что вы хотите, и…
Но она прошептала эти слова так близко от графа, что их губы встретились…
3
Наутро сэр Йолланд проснулся посвежевшим. Первый приступ лихорадки был позади, а за время вынужденного отдыха и плечо успело зажить. Только встав на ноги, граф почувствовал, что еще очень слаб: кровь с шумом отлила от головы и колени еще дрожали.
Анны в комнате не было. Она, конечно же, спит. Граф чувствовал радость. Так он про себя назвал то счастье, что, собственно говоря, одно и то же с болезнью под названием «любовь».
Что ему теперь до его неверного войска? Нескончаемые беды, мучения и обманы все же оставили ему одного верного человека. Та, что не спала всю ночь во время первого приступа лихорадки, и…
И любит его…
По крайней мере, все на это указывает.
В дверь постучали. Вошел герр Штрудль и взял свой серый редингот. Он все еще был в одной рубашке.
— Доброе утро, герр граф, — сказал извозчик и тут же надел свой форменный плащ. — Температура спала?
— Да, я чувствую себя отлично. Спасибо, мистер Штрудль.
— Знаете, я хотел предложить вам… этот… брандвейн. Моя золовка по сей день благодарна мне за это средство. Семнадцать лет назад она стояла на сквозняке на вокзале и…
— О, не стоит беспокоиться, я уже выздоровел. Мисс… Вы не видели даму?
— О! Конечно! Она уехала на верблюде, еще на рассвете.
— Вы в этом уверены? — спросил ошеломленный граф.
— Конечно, что за вопрос? Разбудила меня, чтобы я помог ей оседлать верблюда. Отвыкла, говорит, от седла.
Сэр Йолланд растерянно огляделся. Ему не позволяла думать боль, сжавшая горло и сдавившая грудь.
Анна…
Что-то застряло у него в горле, что-то било изнутри где-то около сердца так сильно, что пришлось присесть на кровать. Затем граф повернулся и дрожащей рукой поднял подушку.
Красная папка исчезла.
Глава шестнадцатая
1
Граф сидел на скамейке у входа, в гостиницу и разглядывал пыль у своих ног. Несколько арабских женщин что-то бурно обсуждали, слепой старик однотонно дудел и плел циновку, большая обезьяна, скрючившись, сидела на том же дереве, и верблюд жевал жвачку возле зацементированной площадки.
Герр Штрудль привязал торбу с овсом к морде Динделя, а затем выплеснул пару ведер воды на колеса коляски.
Кто их знает откуда, вчера вроде не было, прибыло пять-шесть парней на верблюдах. Они наполняли бурдюки водой, кормили и поили животных. Хозяин гостиницы поставил на стол жареное мясо. Кратохвиль собирал свои вещи и горько сетовал на то, что и здесь нет возможности поработать над романом.
— Господин, — подошел к графу только что нанятый проводник. — Через полчаса мы будем готовы.
— Замечательно. Скажите, из Иделеса можно послать телеграмму?
— Наверное, можно, господин. Ведь это крупный оазис. Но точно я не знаю — это очень далеко.
— Что? Но ведь этот оазис… Иделес?
— Этот? Что вы, господин! Иделес находится рядом с границей Судана, на другом конце пустыни. Это оазис Бимба, на север от Гамбии.
Граф даже не удивился. В обеспокоенной, сожженной лихорадкой усталой голове никак не укладывалась новая информация. Услышанное причинило ему боль. Попытка переосмыслить все дело вызвала приступ острой колющей боли в черепе. Граф был вынужден сесть и закрыть глаза.
Как они сюда попали и куда ведет человек в комбинезоне сотню ничего не подозревающих людей?
— Отсюда можно послать телеграмму? — спросил сэр Йолланд дрожащим хриплым голосом.
— Нет, господин. Но за день мы можем дойти до Валидоа, а там есть почта.