Ночь в Лиссабоне - Ремарк Эрих Мария. Страница 18

– Завтра, – сказал я.

Она помолчала.

– А как ты собираешься это сделать?

Я уже думал об этом, оставаясь один в темной квартире. Сесть в поезд и попросту предъявить паспорт на границе – это казалось мне слишком рискованным. У меня могли спросить другие бумаги, разрешение на выезд, отметку в паспорте, удостоверение об оплате налога. Ничего этого у меня не было.

– Тем же путем, – сказал я. – Через Австрию. Через Рейн на швейцарской границе.

Я повернулся к ней:

– Не будем лучше говорить об этом. В крайнем случае – как можно меньше.

Она кивнула.

– Я взяла с собой деньги. Тебе они понадобятся. Раз ты будешь переходить границу нелегально, ты можешь их взять с собой. Их еще обменивают в Швейцарии?

– Да. Но разве они тебе не нужны?

– Я не могу иметь их при себе. На границе проверяют. Разрешается брать пару марок – не больше.

Я смотрел на нее, раскрыв рот. О чем она ведет речь? Она, наверно, оговорилась.

– Сколько у тебя денег?

– Не так уж мало. – Она быстро взглянула на меня. – Я отложила их уже давно. Они здесь.

Она указала на небольшой кожаный портфель.

– Банкноты по сто марок и пачка билетов по двадцать марок, чтобы не пришлось разменивать сотенные, если захочешь купить что-нибудь в Германии. Возьми их, не считая. Так или иначе они твои.

– Разве они не конфисковали мой текущий счет?

– Да, но с запозданием. Эти деньги я успела взять раньше. В банке мне помогли. Я берегла их для тебя и хотела как-нибудь переслать, но не знала, где ты.

– Я не писал тебе, думал, что за тобой следят. Я не хотел, чтобы тебя тоже засадили в лагерь.

– Ты молчал не только из-за этого, – спокойно сказала Елена.

– Может быть.

Мы проехали деревню с белыми вестфальскими домиками под соломенными крышами. На улице бродили молодые парни в мундирах. Из пивной доносилась песня Хорста Весселя note 10.

– Будет, война, – вдруг сказала Елена. – Ты поэтому приехал?

– Откуда ты знаешь, что будет война?

– От Георга. Ты приехал поэтому?

Я не понимал, зачем ей это нужно было знать. Ведь бегство начиналось сызнова.

– Да, Элен, – ответил я. – Это одна из причин.

– Ты хотел взять меня с собой?

– Боже мой, не говори об этом, пожалуйста, Элен, – выдавил я наконец из себя, не сводя с нее глаз. – Ты не знаешь, что это такое. Это вовсе не похоже на веселое приключение. А если начнется война, будет еще хуже. Всех немцев сразу же арестуют.

Мы затормозили у железнодорожного переезда. В палисаднике, у домика сторожа, цвели розы и георгины. Ветер тихонько трогал прутья забора, словно это были струны арфы.

Вскоре подъехали и остановились другие машины – сначала маленький «оппель» с четырьмя толстыми, серьезными господами, затем открытый зеленый двухместный автомобиль с пожилой женщиной. Наконец, совсем рядом бесшумно втиснулся большой черный «мерседес», похожий на катафалк. За рулем сидел шофер в черной эсэсовской форме, сзади расположились два офицера войск СС, с очень бледными лицами. Машина стояла так близко, что я мог бы дотронуться до нее рукой.

Пришлось ждать довольно долго, пока не прошел поезд. Елена сидела молча. Сверкающий хромом «мерседес» продвинулся вперед, почти касаясь радиатором шлагбаума. Он почему-то походил на карету для покойников, в которой везли двух мертвецов.

А ведь мы едва лишь успели заговорить о войне. И тут же возле нас возник ее призрак: черные мундиры, мертвенно-бледные лица, серебряные черепа на фуражках, черный лимузин. И сразу показалось, что тишина ночи наполнена не дыханием роз, а горьким запахом полыни и тления.

Поезд с шумом промчался мимо, похожий на грохочущую, сверкающую жизнь. Это был скорый со спальными вагонами и ярко освещенным вагоном-рестораном. Мелькнули столики, накрытые белыми скатертями.

Когда поднялся шлагбаум, «мерседес», как черная торпеда, рванулся в темноту, оставляя позади другие машины. Его фары бросали перед собой два мощных луча; в их резком свете все бледнело и теряло краски, а деревья мгновенно превращались в безжизненные черные скелеты.

– Я еду с тобой, – прошептала Елена.

– Что? Что ты сказала?

– А почему бы и нет?

Она остановила машину. Тишина обрушилась на нас, как немой удар. Потом начали проступать шумы ночи.

– Почему же нет? – спросила она вдруг. Я заметил, что она сильно волнуется.

– Неужели ты опять хочешь оставить меня одну? – Ее лицо в голубом сиянии приборов на доске управления было совсем бледным. Я вспомнил белые лица эсэсовских офицеров. Похоже было, что вокруг, в тиши июньской ночи, уже бродила смерть, касаясь то того, то другого.

И в это мгновение я понял, чего я боялся больше всего на свете: воины, которая вдруг могла разделить нас так, что мы никогда бы не нашли друг друга – даже после того, как она окончится. Ибо кто же мог надеяться – даже при величайшей самоуверенности и уповая на личное счастье – найти что-нибудь после землетрясения огромной разрушительной силы.

– Если ты приезжал не ради того, чтобы взять меня с собой, тогда это преступление, которому нет названия! Разве ты этого не понимаешь? – сказала Елена, дрожа от гнева.

– Да, – ответил я.

– Почему же ты играешь в прятки?

– Нет, – сказал я. – Я не играю. Просто ты не знаешь, что это такое.

– А ты все знаешь? Зачем же ты тогда приехал? Отвечай, но только не лги! Чтобы еще раз попрощаться?

– Нет.

– Тогда зачем же? Чтобы остаться здесь и совершить самоубийство?

Я покачал головой. Я наконец понял, что был только один возможный для нее ответ, только один ответ, который я имел право дать ей в ту минуту, даже если это было неправдой.

– Чтобы взять тебя с собой, – сказал я. – Неужели ты до сих пор этого не поняла?

Ее лицо мгновенно изменилось. Гнев исчез. Оно стало прекрасным.

– Да, – прошептала она. – Я поняла. Но ты все-таки должен был сказать мне об этом. Неужели ты этого не понимаешь?

Я собрал все мужество, что у меня было.

– Я хотел сказать тебе это сотни раз, Элен, я готов говорить тебе об этом каждую минуту. Я с удовольствием поговорю на эту тему еще раз после того, как объясню, что это совершенно невозможно.

– Нет, это возможно. У меня есть паспорт.

Я замолчал. Это слово блеснуло, будто молния, рассеивая тучи сомнения.

– У тебя есть паспорт? – повторил я. – Заграничный паспорт?

Елена открыла сумочку, достала небольшую книжку и подала мне. Это был паспорт. Значит, она имела его при себе. Я глядел на него, как на святой Грааль note 11. Да он и был им. Паспорт! Это было благополучие, закон – все!

– Давно он у тебя?

– Два года, – сказала она. – Сроком на пять лет. Я пользовалась им трижды. Один раз – для поездки в Австрию, когда она была еще независимой, потом два раза была в Швейцарии.

Я перелистал его. Мне нужно было прийти в себя. Да, это была реальность. Страницы паспорта хрустели у меня в пальцах. До меня наконец дошло: да, Елена могла покинуть Германию. До этого я думал, что можно было говорить только о тайном бегстве и нелегальном переходе границы.

– Все очень просто, не правда ли? – сказала Елена, наблюдая за мной.

Я кивнул. Конечно, в ту минуту у меня был ужасно глупы и вид.

– Значит, ты можешь сесть в поезд и уехать, – сказал я и еще раз посмотрел паспорт. – Признаться, это мне никогда не приходило в голову. Но у тебя нет визы на въезд во Францию.

– Я могу спокойно добраться до Цюриха и получить французскую визу там. А на выезд в Швейцарию разрешения не требуется.

– Правильно. – Я взглянул на нее. – А твоя семья. Отпустят ли они тебя?

– А я и не буду их спрашивать. И ничего им не скажу. Скажу просто, что должна съездить в Цюрих, показаться врачу. Я уже делала это раньше.

– Разве ты больная?

– Конечно, нет, – ответила Елена. – Это было только уловкой, чтобы получить паспорт. Чтобы выбраться отсюда. Я почти задыхалась.