Триумфальная арка - Ремарк Эрих Мария. Страница 7

– Вы зашли бы за гонораром?

– Могу кого-нибудь прислать.

– Лучше зайдите сами. Иначе не видать вам ваших денег.

– Хорошо, – сказал Боннэ после некоторого колебания. – Но я ничего не подпишу, пока не получу все сполна. Мне причитается триста франков.

– Ладно. Триста франков. Вы их получите.

Равик повесил трубку.

– Сожалею, что вам пришлось все это выслушать, – сказал он женщине. – Но по-другому поступить было нельзя. Этот человек нам нужен.

Женщина уже рылась в сумке.

– Ничего, – ответила она. – Для меня это не ново. Вот деньги.

– Подождите. Сейчас он придет. Тогда и дадите.

– А сами вы не могли бы выписать свидетельство о смерти?

– Нет. Это может сделать только французский врач. Лучше всего тот, кто его лечил.

Когда Боннэ закрыл за собой дверь, в комнате внезапно сделалось тихо. Гораздо тише, чем бывает, когда уходит всего лишь один человек. Шум автомобилей на улице стал каким-то приглушенным, словно ударялся о стену плотного воздуха и с трудом просачивался сквозь нее. Кончилась суета прошедшего часа, и только теперь присутствие мертвеца стало ощутимым. Дешевый номер отеля наполнился его властным молчанием, и было не важно, что он одет в пижаму из блестящего красного шелка, точно клоун, выряженный в шутовской наряд. Мертвый, он здесь царил. Важно было другое – он не двигался. Все живое движется, а то, что движется, может быть сильным, изящным или смешным, ему недоступно лишь одно – отрешенное величие неподвижного и застывшего.

Смерть – в ней было подлинное величие, в ней человек достигал завершенности, да и то на короткое время.

– Вы были его женой?

– Нет. Почему вы спрашиваете?

– Закон. Наследство. Полиция выяснит, что принадлежит вам, что – ему. Ваше останется при вас. Его вещи будут конфискованы. Для родственников, если они объявятся. Были у него родные?

– Во Франции не было.

– Вы жили с ним?

Женщина ничего не ответила.

– Долго?

– Два года.

Равик осмотрелся.

– У вас нет чемоданов?

– Есть… они были здесь… вот там, у стены.

Еще вчера вечером стояли.

– Ага, хозяин…

Равик открыл дверь. Уборщица со щеткой отскочила назад.

– Мамаша, – сказал он. – Для своих лет вы чересчур любопытны. Позовите хозяина.

Уборщица начала оправдываться.

– Вы правы, – перебил ее Равик. – В ваши годы остается одно только любопытство. Все же позовите хозяина.

Старуха что-то пробормотала и ушла, держа перед собой щетку, как копье.

– Мне очень жаль, – сказал Равик, – но ничего не поделаешь. Я могу показаться бестактным, но лучше уладить все сразу. Так проще, даже если вы этого сейчас и не понимаете.

– Понимаю, – сказала женщина.

Равик взглянул на нее.

– Понимаете?

– Да.

Появился хозяин с листком в руке. Он вошел без стука.

– Где чемоданы? – спросил Равик.

– Сперва счет. Вот он. Сперва надо оплатить счет.

– Сперва чемоданы. Пока никто не отказывался платить по счету. Номер еще занят, и в следующий раз, прежде чем войти, потрудитесь постучать. Давайте счет и прикажите принести чемоданы.

Хозяин с ненавистью уставился на него.

– Вы получите свои деньги, – сказал Равик.

Хозяин вышел, хлопнув дверью.

– В чемоданах есть деньги? – спросил Равик женщину.

– Деньги?.. Нет, кажется, нет.

– Вы знаете, где они? В костюме? Или их вообще не было?

– Он держал деньги в бумажнике.

– Где бумажник?

– Он под… – женщина запнулась. – Обычно он лежал у него под подушкой.

Равик встал. Он осторожно приподнял подушку вместе с головой покойника, извлек черный кожаный бумажник и подал женщине.

– Возьмите деньги и все, что для вас важно. Быстро. Сейчас не время для сантиментов. Вы должны жить. Для этого деньги и предназначены. Не пропадать же им в полиции.

С минуту он глядел в окно. На улице шофер грузовика ругал кучера овощного фургона, запряженного парой лошадей. Мощный двигатель тяжелой машины внушал ему чувство полнейшего превосходства над кучером, и он поносил его с нескрываемым презрением.

Равик отошел от окна.

– Готово?

– Да.

– Теперь отдайте мне бумажник.

Равик снова сунул его под подушку. Бумажник стал гораздо тоньше на ощупь.

– Спрячьте деньги в сумку, – сказал он. Она повиновалась. Равик взял счет и просмотрел его.

– Вы уже платили за номер?

– Не знаю. По-моему, да.

– Это счет за две недели. Он оплачен господином… – Равик не сразу назвал фамилию. Ему показалось странным называть покойника господином Рачинским. – Счета оплачивались всегда в срок?

– Да, всегда. Он часто говорил, что… в его положении очень важно аккуратно платить за все.

– Ну и подлец этот хозяин! Где у вас последний счет?

В дверь постучали. Равик не мог сдержать улыбки. Слуга внес чемоданы. За ним следовал хозяин.

– Все тут? – спросил Равик женщину.

– Да.

– Разумеется, все, – буркнул хозяин. – А вы что думали?

Равик взял маленький чемодан.

– Есть у вас ключ к нему? Нет? Где могут быть ключи?

– В шкафу. В костюме.

Равик открыл шкаф. Он был пуст.

– Ну? – спросил он хозяина.

Хозяин обернулся к коридорному.

– Где костюм? – прошипел он.

– Костюм я вынес, – сказал слуга, запинаясь.

– Зачем?

– Почистить, погладить.

– Пожалуй, покойнику это уже ни к чему, – заметил Равик.

– Чтоб сейчас же костюм был тут, проклятый ворюга! – рявкнул хозяин.

Коридорный посмотрел на него, испуганно моргая. Затем вышел и тут же вернулся с костюмом. Равик встряхнул пиджак, брюки. В брюках что-то звякнуло. Равик не сразу решился сунуть руку в карман одежды, принадлежавшей мертвецу, словно вместе с ним умер и его костюм. Глупая мысль. Костюм есть костюм.

Он достал из брюк ключи и открыл чемоданы. Сверху лежал парусиновый портфель.

– Здесь? – спросил Равик женщину.

Она кивнула.

Счет быстро нашелся. Он был оплачен. Равик показал его хозяину.

– Вы посчитали за лишнюю неделю.

– Вот как? – огрызнулся хозяин. – А неприятности? А труп в отеле? А волнения? Все это, по-вашему, пустяки, да? А что у меня опять желчь разыгралась? За все это платить не надо? Вы сами сказали – жильцы сбегут отсюда! Мои убытки куда больше! А постель? А дезинфекция номера? А изгаженная простыня?

– Постельное белье указано в счете. Кроме того, вы посчитали двадцать пять франков за ужин, который он якобы съел вчера вечером. Вы ели что-нибудь вчера? – спросил он женщину.

– Нет. Но, может быть, лучше просто уплатить? Я… мне хотелось бы поскорее покончить со всем этим.

Поскорее покончить, подумал Равик. Все это известно. А потом – тишина и покойник. Оглушающие удары молчания. Уж лучше так… хоть это и омерзительно. Он взял со стола карандаш и принялся подсчитывать. Потом протянул листок хозяину.

– Согласны?

Хозяин взглянул на итоговую цифру.

– Вы что, сумасшедшим меня считаете?

– Согласны? – снова спросил Равик.

– А вообще – кто вы такой? Чего вы суетесь?

– Я брат, – сказал Равик. – Согласны?

– Накиньте десять процентов за обслуживание и налоги. Иначе не соглашусь.

– Хорошо, – ответил Равик. – Вам следует уплатить двести девяносто два франка, – сказал он женщине.

Она вынула из сумки три кредитки по сто франков и протянула хозяину. Тот взял деньги и повернулся к двери.

– К шести номер должен быть освобожден. Иначе придется платить еще за сутки.

– Восемь франков сдачи, – сказал Равик.

– А портье?

– Ему мы сами заплатим. И чаевые тоже.

Хозяин угрюмо отсчитал восемь франков и положил на стол.

– Sales etrangers 3, – пробормотал он и вышел.

– Иные владельцы французских отелей считают чуть ли не своим долгом ненавидеть иностранцев, которыми они живут.

Равик заметил слугу, все еще стоявшего в дверях. По его лицу было видно, что он ждет чаевых.

вернуться

Note3

Грязные иностранцы (фр.).