Возлюби ближнего своего - Ремарк Эрих Мария. Страница 7

– Штайнер замолчал.

– Вы все были страшно голодны, – высказал предположение Керн.

– Нет, не поэтому. Тут другая причина. А именно та, что рядом с тобой может подохнуть человек, а ты ничего не почувствуешь. Сострадание – да, но никакой боли. Твое брюхо в порядке – вот в чем дело! В метре от тебя в криках и мучениях умирает человек, а ты ничего не чувствуешь. В этом и заключается бедствие мира! Запомни это, мальчик. Поэтому все так медленно и движется вперед. И так быстро назад. Согласен со мной?

– Нет, – ответил Керн.

Штайнер улыбнулся:

– Ясно. Но при случае подумай об этом. Может быть, тебе это поможет.

Он встал.

– Ну, я пойду. Назад. Чиновнику никак не придет в голову, что я вернусь именно сейчас. Он сторожил первые полчаса. Завтра утром он тоже будет наблюдать. Но что я смогу перейти в этот промежуток – он никогда не додумается. Такова психология таможенных чиновников. Слава богу, что в большинстве случаев дичь рано или поздно становится умнее охотника. Знаешь почему?

– Нет.

– Потому что для нее больше поставлено на карту. – Он похлопал Керна по плечу. – Поэтому-то мы и стали самым хитрым народом на земле. Основной закон жизни: опасность обостряет чувства.

Он подал Керну руку. Она была большая, сухая и теплая.

– Желаю удачи! Может, мы еще свидимся. По вечерам я часто бываю в кафе «Шперлер». Можешь там спросить обо мне.

Керн кивнул.

– Ну всего хорошего. И не стыдись играть в карты. Это отвлекает мысли, и во время игры не нужно много думать. Высокая цель для людей без крова. Ты неплохо играешь в ясс и тарокк. В покер ты еще играешь недостаточно смело, надо больше рисковать. Больше обмана!

– Хорошо, – сказал Керн. – Я буду больше обманывать. Спасибо тебе. За все.

– От благодарности ты должен отвыкнуть. Нет, не отвыкай. С ней ты скорее пробьешься. Я не имею в виду других людей, это неважно. Я имею в виду тебя. Она будет согревать тебе сердце, если ты будешь способен на нее. И помни: любое положение лучше, чем война.

– И это все-таки лучше, чем быть мертвым.

– Не знаю. Но, во всяком случае, это лучше, чем умирать. Сервус, мальчик!

– Сервус, Штайнер!

Некоторое время Керн еще продолжал сидеть. Небо прояснилось, и местность дышала спокойствием и миром. Кругом не было ни души.

Керн молча сидел в тени бука. Светлая прозрачная зелень листьев возвышалась над ним, словно огромный парус, – казалось, будто ветер нежно гонит земной шар по бесконечному голубому пространству мимо сигнальных огней звезд и светящегося буя луны.

Керн решил попытаться добраться ночью до Братиславы, а оттуда в Прагу. В городе всегда чувствуешь себя увереннее. Он открыл чемодан и вытащил чистую рубашку и пару носков, чтобы переодеться. Он знал, что одежда окажется важным фактором, если его кто-нибудь встретит. Он хотел это сделать для того, чтобы избежать тюрьмы.

Керна охватило удивительное чувство, когда он, раздетый, стоял в лунном свете. Он показался себе потерявшим дорогу ребенком, быстро схватил чистую рубашку, которая лежала перед ним на траве, и разгладил ее. Рубашка была синяя, практичная, она не так быстро запачкается. В лунном свете она казалась бледно-серой. Керн принял решение: надо быть мужественным.

3

Керн добрался до Праги во второй половине дня. Он оставил чемодан на вокзале и сразу же отправился в полицию. Он не хотел заявлять о себе, он хотел только спокойно подумать о том, что ему делать. И здание полиции было самым подходящим местом для этого. Там не рыскали полицейские и не спрашивали документов.

Он уселся на скамью в коридоре, напротив бюро, в котором принимали иностранцев.

– Там ли еще чиновник с острой бородкой? – спросил он сидевшего рядом.

– Не знаю. У того, кого я знаю, нет бородки.

– Ага, может, его уже сменили. Ну, а как они сейчас относятся?

– Ничего, – сказал мужчина. – На несколько дней можно получить разрешение. Но потом хуже. Слишком много беженцев.

Керн задумался. Если он получит разрешение на несколько дней, то сможет получить, примерно на неделю, в комитете помощи беженцам талоны на обед и ночлег, это он знал и раньше. Если он разрешения не получит, то его могут арестовать и выгнать за границу.

– Ваша очередь, – сказал мужчина, сидевший рядом.

Керн посмотрел на него.

– Я могу вам уступить очередь. У меня есть время.

– Хорошо.

Мужчина поднялся и вошел в бюро. Керн решил посмотреть, каков будет результат, и уже потом решать, заходить туда или нет. Он в беспокойстве ходил взад и вперед по коридору. Наконец мужчина вышел. Керн быстро подошел к нему:

– Ну, как?

– На десять дней! – Мужчина радостно улыбался. – Повезло. И ничего не спрашивал. Наверное, хорошее настроение. Или потому, что нас сегодня не так много. В последний раз я получил только на пять дней.

Керн решился:

– Ну, тогда и я попытаюсь.

У чиновника не было бородки. Тем не менее лицо его показалось Керну знакомым. Может быть, он за это время сбрил себе бороду.

Играя изящным перочинным ножичком из перламутра, он бросил на Керна усталый взгляд своих рыбьих глаз:

– Эмигрант?

– Да.

– Прибыли из Германии?

– Да, сегодня.

– Есть какие-нибудь документы?

– Нет.

Чиновник кивнул. Он щелкнул лезвием ножа и открыл штопор. Керн увидел, что в этот перламутровый ножичек вмонтирована и пилка для чистки ногтей. Чиновник начал осторожно чистить ноготь большого пальца.

Керн ждал. Ноготь усталого человека, сидящего перед ним, казался ему сейчас самым важным в мире. Он едва дышал, боясь помешать и рассердить чиновника. Он только украдкой крепко сжал за спиной руки.

Наконец с ногтем было покончено. Чиновник с удовлетворением осмотрел его и поднял глаза.

– Десять дней, – сказал он. – Вы можете остаться здесь десять дней. Потом должны уехать.

Керн сразу почувствовал облегчение. У него подгибались колени, но он быстро взял себя в руки и лишь глубоко вздохнул. Керн уже научился использовать благоприятное положение.

– Я был бы вам очень благодарен, если бы вы разрешили мне остаться четырнадцать дней, – сказал он.

– Это не выйдет. А зачем вам?

– Я жду документы, которые мне должны выслать. Для этого мне нужен определенный адрес. Потом я хочу уехать в Австрию. – Керна охватил страх, что в последний момент он все испортит. Но отступать было поздно. Он лгал гладко и быстро. Он с такой же готовностью рассказал бы и правду, но знал, что должен лгать. А чиновник знал, что ему надо поверить этой лжи, так как он никак не мог проверить ее. И вышло так, что оба они почти поверили в эту ложь.

Чиновник защелкнул штопор своего ножичка.

– Хорошо, – сказал он. – Как исключение, четырнадцать дней. Но потом не будет никакой отсрочки.

Он взял бланк и стал писать. Керн смотрел на него, как на архангела. Он не мог поверить в такое чудо. До последней минуты он думал, что чиновник посмотрит в картотеку и увидит, что он уже был в Праге два раза. Поэтому он осмотрительно назвал другое имя и указал другой год рождения. В крайнем случае он сможет сказать, что раньше в Праге останавливался его брат.

Но чиновник слишком устал, чтобы рыться в картотеке. Он придвинул к Керну листок.

– Вот, возьмите. В коридоре еще много народу?

– Нет. Думаю, что нет. По крайней мере, когда я входил, там больше никого не было.

– Хорошо.

Мужчина вытащил свой носовой платок и начал любовно протирать перламутровый ножичек. Он даже не расслышал благодарности Керна, который выскочил из комнаты так стремительно, словно боялся, что у него отберут разрешение.

Только на улице, перед воротами здания, он остановился и огляделся. «Милое небо, – подумал он торжествующе, – милое голубое небо! Я вернулся, и меня не арестовали. Четырнадцать дней и четырнадцать ночей – целая вечность! Благослови бог этого человека с перламутровым ножичком. Пусть он найдет еще такой ножичек с вмонтированными часами и золотыми ножницами».