Гонец из Пизы - Веллер Михаил Иосифович. Страница 8

– Если насчет встречи – ты в воскресенье из части сумеешь вылезти?

– Аск. Я уже старик, братишка, – обижаешь.

– 2 —

Если бы на кораблях Российского Военно-Морского Флота были штатные психологи, исповедующие архаичный фрейдизм, то необъяснимая и внешне немотивированная тяга двадцатилетнего матроса к стальному цилиндру размером с, как мы сравнили, эскимо подверглась бы однозначному фаллическому истолкованию; роль отца в проявившемся эдиповом комплексе замещал бы непосредственный отец-командир, а стремление ввести этот цилиндр в предназначенное для того отверстие орудийного затвора означало бы стремление обладать кораблем, в более широком смысле символизирующим матросу мать, которая его кормит, укрывает от опасностей внешнего мира, и только в утробе которой он находится в полной безопасности и свободе от любых забот, почему подсознательно туда и стремится. Не случайно на языке народа, понимающего вкус мореплавания больше прочих – у англичан, – корабль женского рода. Но на кораблях мужского рода (NB!) ВМФ подобных психологов, к великому счастью командования, нет, – а то практические следствия их работы могли бы быть неисчислимы и служить к непоправимому подрыву боеспособности экипажей, которые, по русской лингвистической традиции, и так готовы совершить акт с кем и чем угодно во вверенном заведовании. Самому же Шурке такая точка зрения в голову прийти не могла. Если бы его спросили: На хрена тебе ударник?, он бы ответил соответствующе: А хрен его знает. Так. Пусть будет… интересно.

Мотивация к военной службе в мирное время проста: отрицательная мотивация. Военкомат и милиция, как добрый и злой следователи, припирают юнца дилеммой: или армия – или тюрьма и зона. Не каждый военный мыслитель может искренне ожидать подвигов патриотизма от тех, кто служит в армии под страхом тюрьмы, выбрав меньшее из двух зол. Заградотряды никто не отменял – они просто видоизменены.

И наилучшим средством выбить штатскую дурь выступает бессмысленность службы. Задалбывание боевой подготовкой может утомить тело, но не душу: здесь явна целесообразность. Нет: многократные приборки до стерильной чистоты, тут же уничтожаемой ходом дел, содержание в идеальном и раз навсегда установленном порядке своего ничтожного хозяйства (Зубная щетка сле-ва от мыльницы!), бесконечные стирки робы, дословная зубрежка уставов, отбой и подъем за секунды; образцовый экипаж есть самозатратный механизм, все силы которого уходят на содержание себя в некоем вымышленном и неестественном состоянии, не имеющем ничего общего с боеспособностью. Артиллерист может ни разу не стрелять из орудия, зато уметь виртуозно отбивать строевой шаг и чистить картошку.

Однако часто забываемая мудрость этого подхода – в том, чтобы война грезилась солдату отдыхом и развлечением, каким ее считали еще ветераны Мария. А также в накоплении немотивированной агрессии: цепного пса надо бить, дразнить и не докармливать, злее будет. Совершенно разумно оружие российского солдата хранится отдельно от него, под замком и без патронов: дорвавшись в карауле до заряженного автомата, он способен за неимением лучшего перестрелять сослуживцев, что регулярно и происходит. Это не означает изъянов в подготовке, но лишь переизбыток бойцового духа. Озлобленный джинн, не дождавшись вызова из бутылки, не выдерживает бездействия и самостоятельно вышибает пробку.

Настоящий солдат рассматривает окружающее через прорезь прицела, пусть даже мысленного. Оружие ласкает руку и глаз и провоцирует к применению – для того и создано. Задолбан ты, пес бесправный, но при стволе – ты главный в радиусе прицельной стрельбы. И посадить пулю в центр контура – никакое не убийство, а самооправдание жизни твоей позорной, единственное осмысленное действие, которому ты обучен и призван.

Но есть и побочное следствие гарнизонной рекламы Живи по уставу – завоюешь честь и славу!. Тому, кто полной мерой хлебнул нектара с амброзией, которыми хлебосольное Министерство обороны потчует своих подопечных, понятна страсть, с которой уходит душа воина в разные неуставные, неприказные мелочи. Таковы дембельская парадка и дембельский альбом, подрезанный до ключиц тельник и красные пластмассовые подкладки под значки; и много еще чего. Стиснутая со всех шести сторон прессом службы, регламентируемая в мельчайших движениях все двадцать четыре часа в сутки, душа ищет малейшую щель и, найдя, перемещается туда целиком, создавая в этой крошечной щели свой огромный внутренний мир, где обретает счастье свободы и собственной воли. Мал золотник, зато мой собственный.

Столь длинное предисловие к одному маленькому конкретному вопросу понадобилось нам лишь для того, чтобы штатский читатель мог лучше представить себе чувства матроса, драящего шестидюймовку посреди большого города. Он совершенно не собирается из нее стрелять, тем более что это технически невозможно. Но молотовский коктейль, сбитый шейкером подсознания из манипуляций в учебке, эйзенштейновского Октября, детских игр, унижений службы и генетической памяти охотников на мамонта, легко и ласково льется в форму: вот досылается в казенник снаряд и гильза с зарядом, затвор закрыть, наводка в историческом направлении на центр зеленого трехэтажного фасада Зимнего дворца – и рывок рукояти спуска. Грохот, фонтан кирпичной крошки и праха, дыра, ypa! вот т-так-то, суки!

Приказ для настоящего бойца – это не подгоняющая палка, а снятие внутреннего стопора к действию. А иначе это не боец, а малопотентный пацифист, на горе и возможные неприятности непосредственного начальства. Из кого ж будем комплектовать танковые экипажи, чтоб засадить полбоеукладки в собственный парламент. И чтоб толпы народа вокруг – не с транспарантами в поддержку ценностей гуманизма, а с горящими от захватывающего зрелища глазами.

Стрелять, повторяем, Шурка не собирался. Поведение его можно было уподобить посетителю казино, мысленно играющему в рулетку: задуманные и выпадающие номера щекочут возможностью выигрыша и проигрыша, но деньги остаются в кармане, да и нет их, этих денег. Вариант безопасного секса – ходить близ искушения и поддразнивать.

Во время большой приборки он выбил ломиком прихваченную сваркой заглушку из затвора. Деловито подчистил заусеницы кругового шва напильником. И снял внутренние размеры штангенциркулем, одолженным в слесарке. Вставил заглушку на место и прихватил краской.

А после ужина упросил вахтенного за стакан завтрашнего компота дать позвонить на минуту любимой девушке. Майя обрадовалась. После слов с понятным двоим смыслом он продиктовал ей для Ивана размеры и назначил встречу.

– А это что?… Зачем?… – насторожилась Майя.

– Да заодно тут по делу надо, я в мастерской одну штуку запорол. Все расскажу. Извини, больше не могу говорить, я с вахты звоню. В воскресенье приеду. Я тоже!… Пока!

Вахтенный лениво вслушивался, ковыряя ногтем переборку.

– А говорил – одна минута, – заканючил он. – Масло бы с тебя взять надо.

– Дупа слипнется, – ответил Шурка. – Суши весла.

– 3 —

Жить вообще трудно, а в армии просто невозможно. О флоте уже и говорить не приходится.

Где взять матросу деньги на литр водки да плюс закуска? Не вовсе ж гражданская война на улицах, когда показал ствол первому прилично одетому господину – и на кабак заработал. Господа-то и при стволах, мироеды. Пей, матросик, все, что горит. Нет для тебя денег на корабле. Их на корабле вообще нет.

И назвать матроса нищим – означает кровно обидеть нищего, или развеселить его, если нищий попался необидчивый. У любого порядочного нищего – свой участок, охотничье угодье, так сказать, с мусорными баками, пустыми бутылками, подземными переходами для сбора милостыни, не говоря об олигархах метро и вокзалов, и все это узаконено межнищенскими конвенциональными отношениями. Нищий – лицо экономически самостоятельное, freelancer на современном рыночном языке. Матрос же клюет нервно из мозолистой казенной руки, а казенная – она из щедрой горсти складывается в начальственный кукиш. Денежное довольствие без пинцета не уцепишь: в математике такая величина называется мнимой.