Одиночество-12 - Ревазов Арсен. Страница 19
Глава 7
Я сидел на заднем сиденье маршрутного такси, везущего меня из аэропорта в Иерусалим, и слушал купленный только что диск «Jerusalem 3000». Некоторые песни меня прикололи. В частности, эту, с красивым именем «The Hope» я слушал уже третий раз. Это был такой фолк, которому сам Брегович бы позавидовал. Особенно вставляла безнадежная умная грусть.
У девушки в военной форме с укороченным М-16 в руках сидевшей рядом со мной, виднелась бретелька от лифчика. Мне потом объяснили, что это армейский шик. Я ожидал, что израильтянки – жгучие брюнетки. Но эта оказалась вполне себе шатенка с модным каре и зелеными, под цвет формы, глазами без намека на косметику. Интересно, а нижнее белье в армии выдают вместе с униформой? Я не делал попытку с ней разговориться из врожденного страха перед незнакомыми существами противоположного пола. Но девушка, услышав, что песня кончилась, обратилась ко мне сама. Я снял наушники.
– Вам нравится наш гимн?
– Гимн? – переспросил я. – Я сейчас слушал гимн Израиля? Вот этот фолк?
– Ну да. Это наш national anthem. Hatikva.
Красавица в униформе была приветлива. Рассказала мне, что ее зовут Мири, что она родилась в Иерусалиме, а теперь живет с родителями в маленьком поселении в Иудее. Я сказал, что Иудея вызывает у меня ассоциации не то с Библией, не то с Иосифом Флавием. «Ну да, – сказала она, – вокруг солнце, воздух и горы. Неземная красота».
– Далеко от Иерусалима?
– Близко. Двадцать минут на машине.
– И, наверно, близко к Богу? – спросил я.
Мири отшутилась анекдотом про местный звонок. [22]
И тут, действительно, начались горы. Свет сделался контрастным. Я вертел головой по сторонам. Мири вдруг сказала мне «Look!». Я посмотрел вперед и сказал «О-о-о…».
Я и не думал, что в жизни бывает так красиво. Впереди, за витками серпантина на самом верху горы, прямо под голубым небом появилась тройная цепь маленьких позолоченных домов. Я раскрыл рот. Иерусалим с каждым поворотом дороги становился ближе. Наконец, такси въехало в город, и с левой стороны дороги я увидел почти отвесно падающий вниз со скалы амфитеатр старой разрушенной деревни.
– Археологические раскопки?
– Нет. Национальный позор, – сказала Мири.
– Позор? – удивился я. – Посреди такой красоты?
– Это Дир-Ясин. Арабская деревня. Во время войны за независимость один из наших партизанских отрядов вошел в эту деревню и вырезал ее. Женщин, детей, стариков – всех. И с тех пор деревня осталась в таком виде. Чтоб мы помнили…
Маршрутка доехала до центральной автобусной станции. Мири попрощалась со мной и исчезла. Я растерялся и даже не успел взять у нее телефон. Потом, сообразив что Мири – это сокращение от Мириам (даже не верится, что Деву Марию звали в земной жизни Мири), я решил что это – судьба. Маши, конечно, хороши, но видно с ними пора заканчивать.
Вокруг царила расслабленная суета.
Я посмотрел на оборванца лет пятидесяти, в истрепанных джинсах с длинными седыми волосами. Оборванец пел под гитару Высоцкого голосом автора.
В гитарном чехле лежало несколько монет. Я бросил шекель. Оборванец сказал на цыганском проигрыше thank you, sir и внимательно на меня посмотрел. Я улыбнулся ему и пошел искать такси.
Через пятнадцать минут я оказался в районе Старые Катамоны и был сбит с толка окружившими меня запахами цветов, трав, деревьев и горной свежести. Это в центре-то города! Я недоверчиво покачал головой, поднялся на второй этаж и позвонил.
Сначала я услышал бешеный лай. «Крыся, пошла вон» – прозвучало в ответ. Не «Крыса», как у меня в PR-Technologies, а немного по-польски. Крыся.
Дверь открылась, и ко мне бросилась маленькая мохнатая очаровательная терьерша. За ней стоял длинный немного сутулый лысый человек в металлических очках с лицом серийного убийцы. По крайне мере я представлял серийного убийцу именно таким.
– Вы Иосиф? – приветливо и тепло сказал он. – Здравствуйте. Заходите.
– Спасибо. А вы – Аркан, – уточнил я.
– Да, – сказал он и внимательно посмотрел на меня. – Заходите-заходите.
Я вздрогнул. От очков за версту несло тюремной поликлиникой. На лысый череп я вообще старался не смотреть. Но виноватые интеллигентные глаза скрашивали впечатление. Строго по выражению: «Ребенок весь в меня – умный, спокойный. А глаза – в мужа – виноватые, бегают…»
Аркан предложил кофе, укрепив меня в уверенности, что друзей-маньяков у Антона нет. Не могу поверить, чтоб серийные убийцы предлагали кофе; конфетку – могу, а кофе – нет.
Пока он варил кофе, я осмотрелся. Мне всегда было интересно, как обустраиваются люди почти из моей тусовки на новом месте.
Прямо напротив входной двери торчал большой двурогий тренажер, который использовался под вешалку для ковбойской шляпы и полотенец.
В комнате, которая служила одновременно прихожей, салоном и кухней громоздились полупустые открытые картонные коробки. Скосив глаза в одну из них я увидел смесь книг, кассет и дисков. На маленьком стуле громоздились джинсы, носки, трусы, свитера и рубашки, создавая впечатление, что шкафа у Аркана нет.
Мебели вообще было не по-московски мало: красненький плюшевый диванчик, на котором сидел я, стул со шмотками на который, скинув джинсы и свитера на пол, сел Аркан и облезлый столик, за которым мы предполагали пить кофе.
Зато кофе оказался густой и душистый, сваренный в джазве и поданный в крохотных чашечках. Я еще раз огляделся по сторонам.
– Уютная квартирка, – я начал разговор по-светски.
Но, похоже, я сказал что-то не то.
– Уютная?! – испуганно огляделся Аркан сутулясь больше обычного. – Мои друзья, говорят, что это антилувр.
– Антилувр?
– Ну да. Бедненько. Но грязненько.
Я вежливо улыбнулся шутке друзей и решил перейти на менее опасную тему.
– Мне Антон сказал, что вы можете помочь выйти на коптскую общину.
– Помочь? Не знаю. Могу попытаться. Копты – очень закрытые ребята. Никого близко к себе не подпускают. Но у меня есть один знакомый армянский священник, Варкес. Он вроде бы общается с кем-то из коптских священников. Можно его попросить. А что ему сказать, если он спросит, зачем?
– Ну скажите ему, что есть один важный теологический вопрос.
Я помнил запрет Антона и решил держать язык за зубами. Аркан задумался.
– Может быть, перейдем на ты?
– Перейдем, – осторожно сказал я.
Аркан пообещал сделать все, что сможет. Завтра он позвонит Варкесу. И может быть. Что нибудь. Хотя он опять же не очень… Но. Это же завтра! А пока – еще продолжается сегодня. Скоро вечер. Гость из Москвы может выбрать себе развлечение по вкусу.
К сожалению, живет Аркан скромно, поэтому вариантов, собственно, два. Или курить траву с друзьями Аркана здесь или отправиться курить траву к друзьям. В любом случае, друзья очень хотят познакомиться с московским другом Антона, восходящим светилом российского пиара.
Я чуть не поперхнулся от последних слов, но все-таки сделал вид, что их не услышал. Зато я отметил масштабность выбора, стилистическую точность терминологии (не шмаль, не ганжа, не дурь), а вслух порассуждал на тему, что устал с дороги и курить траву, наверно, лучше здесь, хотя быт его друзей меня, конечно, тоже очень интересует.
21
Пока в сердечном порыве бьется еврейская душа, по восточным дорогам, вперед, взгляд устремляется на Сион. Еще не умерла наша надежда, надежда, которой две тысячи лет. Быть свободным народом в своей стране. Израиль, Сион, Иерусалим (иврит).
22
Папа Римский на переговорах с Президентом США. Видит у него в кабинете шикарный телефон. Слоновая кость, золото, алмазы. «Это что за телефон такой?» – «А это я с Господом Богом разговариваю». Папа Римский думает: «Ну дела… Мне же тоже надо!» – и просит позвонить. «Да, пожалуйста, говорит Президент, – только вот 250 тысяч долларов минута разговора». Но Папа может себе и не такое позволить. Разговаривает свои полчаса, благодарит Президента, просит своего секретаря расплатиться, прощается и уходит. Через год он в гостях у премьер-министра Израиля. Видит такой же телефон. «Это с Богом говорить?» – «Да, с Богом». – «А можно мне?» – «Разумеется». Папа говорит свои полчаса и спрашивает: «Сколько с меня?» «Да нисколько. Что я, с Папы Римского буду брать один доллар?!» – «Как это?» – «Местный тариф» (It's a local call).