Любовь колдовская... - Рибенек Александр Вадимович. Страница 42

Большой крытый грузовик с красным крестом на тенте остановился неподалеку от будки. Мотор заглох, дверца водителя открылась, и на землю спрыгнул высокий, дюжий немец с автоматом на шее. С другой стороны машины тоже хлопнула дверца, но второго человека пока не было видно. Водитель пнул ногой колесо и что-то сказал тому, другому немцу, скрытому от бойцов машиной.

— Похоже, их всего двое, — заметил Стрельцов, не спускавший глаз с грузовика. — Это большая удача, товарищи!

— Что будем делать, командир? — поинтересовался Раков.

— Будем брать!

Тем временем водитель отошел от грузовика, обошел вокруг длинного стола, стоявшего под навесом и бывшего местом, где бригады ели во время полевых работ, и направился к будке, держа автомат наготове. Все замерли в ожидании. Казалось, бойцы даже не дышали…

Немец подошел к будке и открыл дверь. Он ничего не успел сообразить, так как на него обрушился мощный удар кулака Ракова. Немец даже не охнул, как куль, свалившись на землю. Бойцы схватили его за руки, за ноги и втащили внутрь.

Послышался голос второго немца, зовущего своего товарища. Стрельцов с Раковым выскользнули из помещения и сразу же исчезли, растворились в ночи, словно и не было их вовсе. Обеспокоенный немец направился к будке, держа палец на спусковом крючке автомата. Внезапно позади него выросла фигура Ракова. Тем, кто остался в помещении, было плохо видно, но немец вдруг упал, а сверху на него навалились капитан и старшина. Через некоторое время все было кончено…

Бойцы привели в сознание пленных, и Стрельцов, знавший в совершенстве немецкий язык, допросил их. Водитель отказался отвечать на вопросы, зато его напарник оказался словоохотливым. Последний назвался Гансом Шлиманом, студентом-медиком, призванным на военную службу в начале войны с СССР. В их задачу входило забирать раненых из прифронтовой полосы и вывозить в тыл. Из-за поломки их грузовик отстал от колонны. Им пришлось добираться самостоятельно, но в наступающей темноте они сбились с дороги, повернув не в ту сторону. Проплутав по степи довольно-таки длительное время, они увидели эту будку и решили заночевать в ней…

Водитель волком смотрел на Ганса. Видимо, он придерживался иных взглядов на жизнь, чем его товарищ, которому эта война уже успела порядком поднадоесть. Он быстро и зло что-то сказал Гансу по-немецки, тот что-то ответил, после чего водитель замолчал.

— Что он сказал? — поинтересовался Раков у Стрельцова.

— Он сказал Гансу, что его расстреляют за измену воинскому долгу солдата Великой Германии. Фанатик, видимо…

Стрельцов достал карту, найденную ими в грузовике, и опять обратился к Гансу. Тот подробно рассказал, где на данный момент располагается та немецкая часть, в расположение которой они должны были прибыть, а также соседние подразделения. Информация была бесценной, так как теперь у Стрельцова было хотя бы представление, где проходит линия фронта. Он вызвал Вострякова и обратился к нему:

— Иван, насколько я знаю, ты, вроде бы, родом из этих мест?

— Да, — ответил тот.

— Посмотри, — Стрельцов ткнул пальцем в карту, освещаемую фонариком, отобранном у немцев, который держал Раков, — вот здесь проходит линия фронта, здесь расположены немецкие войска. Как ты думаешь, как нам лучше пробираться к своим?

Иван задумался на некоторое время.

— А почему бы нам не попробовать прорваться на грузовике?

Стрельцов удивленно посмотрел на него.

— Идея хорошая… А ты сможешь управиться с этой машиной?

Иван пожал плечами.

— Да тут, в общем-то, ничего мудреного нету… Смогу, товарищ капитан.

Стрельцов задумался, рассуждая вслух:

— Значит, мы с Востряковым переоденемся в немецкую форму и сядем в кабину, остальные — в кузов. Немцы и не догадаются, кто едет в этом грузовике… Хорошо, — он сложил карту и спрятал в планшетку. — Ты, Иван, прикинь, как нам добраться до линии фронта, чтобы на пути попалось поменьше немецкий постов.

— Есть, товарищ капитан! — откликнулся тот.

— А как же мы? — поинтересовалась Екатерина, которая проснулась сразу же, как только грузовик остановился у их будки. — Куда нам?..

Стрельцов нахмурился.

— А вы, Катерина, отправляйтесь на ближайший хутор и оставайтесь там, никуда больше не двигайтесь. Вот, товарищ Востряков подскажет вам, как туда добраться…

— А нельзя ли нам с вами, товарищ капитан?

Девушка смотрела на него с мольбой. Стрельцов даже отвернулся в сторону, чтобы не видеть ее умоляющего взгляда.

— Поймите, Катя, мы не имеем права рисковать жизнью детей. Мы и сами не знаем, сможем ли добраться до своих. Вполне возможно, что нам всем придется умереть…

— Товарищ капитан, давайте возьмем их! — вдруг вступился за девушку Востряков. — Чего оставлять их на поругание этим зверям? Вы же сами прекрасно знаете, что творят на захваченных территориях эти выродки! А с нами у них есть хоть шанс…

— В самом деле, товарищ капитан, — поддержал его Раков, — давайте возьмем их с собой!

— А если нас немцы остановят? Смогут ли они сидеть тихо, как мыши?

— Смогут! — поспешила подтвердить Екатерина. — Они у меня смышленые…

Стрельцов махнул рукой.

— Ладно, буди своих подопечных. Выступим прямо сейчас.

Тут вдруг к нему обратился Ганс, что-то быстро лопоча по-своему.

— Чего он хочет, товарищ капитан? — поинтересовался Иван.

— Говорит, что у нас много раненых. Он мог бы посмотреть их и обработать раны, — ответил Стрельцов.

— Это что же, ему придется развязать руки? — возмутился Раков.

— Не бойся, не сбежит, — успокоил его Стрельцов. — Стреножим его, как коня, он никуда и не рыпнется…

Иван и Стрельцов переоделись в немецкую форму, снятую с пленных. На капитане она сидела, словно ее специально для него пошили. Впрочем, они с Гансом Шлиманом были одного роста, одного телосложения и даже чем-то были похожи друг на друга. Бывший студент снял с головы капитана повязку, обработал ранку, которая была не очень серьезной, и заклеил ее пластырем. И когда Стрельцов натянул на голову пилотку, всем бросилась в глаза их сходство. Капитану можно было смело выдавать себя за Ганса Шлимана…

Другое дело — Иван. Он был помощнее водителя и ростом повыше. С трудом ему удалось натянуть форму, она немилосердно жала подмышками, но приходилось терпеть. А вот сапоги пришлось надеть свои: обувь водителя никак не хотела налезать ему на ноги…

Наконец, все было готово. Стрельцов дал последние инструкции бойцам и Екатерине, как вести себя, если машину остановят. Последние залезли в кузов, а Иван со Стрельцовым закрыли борт и закрепили тент, после чего залезли в кабину. Иван завел двигатель, и машина тронулась с места, выезжая на дорогу…

— Иван, когда мы переодевались, я заметил у тебя на груди своеобразную татуировку, — сказал вдруг Стрельцов. — Откуда она?

Тот покосился на капитана и ответил:

— Сидел, товарищ капитан.

Стрельцов замолчал на некоторое время, глядя на освещаемую фарами дорогу, потом поинтересовался:

— Долго?

— Десять лет отпахал, от звонка до звонка.

— По какой статье, по политической?

Иван усмехнулся.

— По уголовной.

Стрельцов повернулся к нему.

— Ты это серьезно? Нет, ты не подумай, я тебе верю… Просто мне приходилось иной раз иметь дело с уголовниками — и с мелкими, и с крупными. Ты не похож на них…

Иван ничего не ответил, размышляя о чем-то о своем. Стрельцов тоже задумался, проигрывая в уме варианты прорыва через линию фронта. И когда Иван снова заговорил, он не сразу понял, о чем тот говорит…

— Ить я, товарищ капитан, не всегда был уголовником. Просто так сложилась моя судьба, что мне пришлось попасть в лагеря. Я не был ни убийцей, ни насильником, ни вором, а вот же пришлось… Правду люди говорят: от сумы и от тюрьмы не зарекайся…

— А сколько тебе лет, Иван? — вдруг поинтересовался Стрельцов.

— Сорок два, товарищ капитан.