Лучше не бывает - Рич Лейни Дайан. Страница 40

Внезапно у меня мороз пошел по коже при мысли о том, какие темные тени я привнесу в ее новое безоблачное существование. Вместо того чтобы напрягать ум насчет наклеек на стене, следовало составить краткий конспект речи, с которой я собираюсь обратиться к бывшей подруге. С таким косноязычием мне сроду не объяснить свое появление! Впрочем, это даже и не нужно. Ведь цель была – увидеться с Молли, что я и сделаю: скажу, что проезжала мимо, пожелаю всего доброго и буду такова. А наклеек поубавится.

Умница. Так держать. Предъяви себя человеку, которому больно наступила на руку, когда он с трудом выбирался из личной преисподней, напомни о тех временах и поезжай по своим делам. А он пусть смотрит вслед, держась за сердце.

Вообще-то как ты все это себе представляешь? «Привет, Молли, я тебе связала свитерок, чудненько пойдет к цвету глаз. А все, что связано с теми днями, когда тебе намяли бока по моей вине, забыто и прощено? Вот и славно!»

На тропинке, что уходила в поля, появились две фигуры, обе женские. Они шли, держась за руки, а впереди трусило в самом деле что-то громадное, без сомнения, собака.

Я присмотрелась. Одна из женщин была длинноволосой блондинкой, у другой, рыжей, была очень короткая стрижка. Просто ежик. Вопреки прогнозам Молли не только не раздалась, но похудела килограммов на десять – двенадцать. Ну и ну, подумалось мне. Просто классическая однополая пара.

Итак, я превратила Молли Зейн в лесбиянку!

Между тем «очень большая собака» заметила меня и перешла на галоп. Молли, от которой пока что укрывалось мое пребывание на крыльце, приостановилась, потом бросилась в погоню за своим четвероногим другом. Теперь было видно, что это дог, причем великолепный представитель своей породы. Очень скоро выяснилось, что он еще и на редкость добродушен: обнюхав, он безо всяких принял меня как данность, отошел к штакетнику и щедро оросил его, подняв заднюю ногу. Я с трудом приходила в себя.

– Эй, дружище, а тебе не попадет?

Дог покосился на меня и, вот ей-богу, пренебрежительно хмыкнул.

– Ванда… – Подоспевшая Молли смотрела на меня во все глаза. Блондинка несколько под отстала, но уже было ясно, что она не готова принять меня так легко, как собака.

– Да, это я. Привет, Молли!

После короткого колебания она улыбнулась. Я успела заметить у нее на глазах слезы, прежде чем была заключена в объятия.

– Я так рада, что ты приехала!

Это прозвучало достаточно искренне, чтобы я немного расслабилась. Ведь что-то должно же и удаваться.

Тем временем блондинка присоединилась к нашей теплой компании. Я сочла разумным с ходу развеять ее подозрения.

– Привет! Я Ванда Лейн, не лесбиянка. Возможно, это было уж слишком прямолинейно, но атмосфера сразу потеплела, и моя рука была принята.

Грета и Молли обустроили дом в деревенском стиле, и, должна сказать, мне еще не приходилось видеть столько всевозможных безделушек и милых пустячков вроде тряпичных кукол, изделий из соломки и простецкой керамики.

– Ух ты! – вырвалось у меня. – Воображаю, сколько нужно времени, чтобы смахнуть пыль.

Молли только улыбнулась, водружая кувшин с каким-то прохладительным напитком и граненые стаканы на стол, рядом с блюдом искусственных фруктов.

– Ты точно такая, какой я тебя представляла по рассказам, – заметила Грета.

Интересно, хорошо это или плохо?

– Ну, я вас оставляю. Дам возможность всласть поболтать. – Грета чмокнула Молли в щеку, потом коротко, но тепло обняла, демонстрируя близость. – Если что, я у себя.

С этими словами она удалилась, а Молли наполнила стаканы и села.

– Вот, значит, как, – задумчиво произнесла я, глядя в ту сторону, куда удалилась ее подруга. – Не знала, что ты из такого теста!

Молли промолчала, только щеки порозовели.

– Вообще-то я ничего не имею против однополой любви! – заторопилась я.

– Расскажи о себе, – попросила Молли. – Как живешь?

– Отлично. Бросила этот «Восьмой канал» к чертовой матери.

– И правильно сделала! – сказала она с чувством. – Мне всегда казалось, что тебе там не место.

– Мне тоже.

Наступило продолжительное молчание, во время которого материализовался и сел с нами за стол призрак Джорджа. Избавиться от него можно было только рубанув сплеча, что я и сделала.

– По-моему, нам давно уже пора кое-что выяснить между собой. Потому я тебя и разыскала.

Призрак лопнул, как мыльный пузырь, но хотя Молли отлично понимала, о чем речь, она не сказала ни слова.

– Это насчет Джорджа, – зачем-то добавила я.

– Ты права, нельзя оставлять такие вещи невысказанными, – наконец заговорила Молли. – Они лежат в памяти, как тяжелый камень.

Я подобралась в ожидании обвинений.

– Прости, Ванда! Я поступила мерзко, гнусно! Видела, как Джордж тащит тебя к двери за волосы, но ничего не сделала, даже не вызвала полицию!

Моя бедная челюсть снова улеглась на грудь. Старательно взлелеянный образ разрушительницы чужих жизней разлетелся вдребезги. Но ей-богу, мне и в голову не могло прийти, будто Молли тоже может казниться тем, что в тот день оказалась не на высоте.

– Нет, что ты! – вскричала я, опомнившись. – Ты ни в чем не виновата! Я совсем не об этом, а о том, что…

Боже мой, Молли, это какое-то грандиозное недоразумение!

– Мягко выражаясь, – горестно сказала она. – Я бы назвала это преступной трусостью. Бросила тебя на произвол судьбы. Просто сунула голову в песок, как страус. Смылась куда подальше.

– И правильно сделала! – пылко заверила ее я. – Ты уже достаточно настрадалась, тебе требовалось отдышаться, пожить спокойно. Это я во всем виновата, я натащила тебе в дом дерьма!

– Я тогда ужасно перепугалась, – призналась Молли, вытирая мокрые щеки. – Просто до смерти! Ты не представляешь, как мне совестно…

– Не представляю и не хочу представлять, – заявила я, все больше проникаясь неожиданным поворотом ситуации. – Вина тут целиком моя, и ничего другого я не желаю слушать!

Грета появилась бесшумно, словно вдруг материализовалась у стола. Она положила перед нами пачку бумажных платков, сочувственно улыбнулась и также бесшумно вышла. Только тут я ощутила, что тоже плачу (если честно, слезами облегчения), и схватилась за платок.

– Хоть это и не мой профиль, Молли, – сказала я, махнув рукой вслед Грете, – но должна признаться, что в данный момент очень тебя понимаю. Мало какой мужик может быть таким душкой.

– В этом все дело! – Молли засмеялась сквозь слезы. – Уж не знаю, что бы со мной было без нее.

Когда слезы иссякли, носы были высморканы, а от пачки платков ничего не осталось, мы еще некоторое время посидели молча.

– Неужели все это время тебя терзало чувство вины? – наконец спросила я, так и не в силах до конца поверить.

– Вот именно терзало. – Глаза Молли снова наполнились слезами. – Я ела себя поедом за то, что бросила в беде лучшую подругу. Так не поступают! Надо было вызвать полицию, что-то предпринять… я не знаю, выдвинуть против Джорджа какие-то обвинения. Короче, надо было действовать, а я сбежала, как последняя свинья. Ведь он мог тебя убить, и все из-за моей бесхребетности!

– Но не убил же, – резонно возразила я.

– Не убил, и именно поэтому я не заела себя до смерти. Наконец-то к ней вернулось чувство юмора! Громко чокнувшись стаканами с лимонадом, мы выпили за счастливый исход. Я так и не сказала Молли, что Джордж не унялся, что он все еще бродит где-то там, планируя довести дело до конца. Мне даже удалось на время вообще выбросить его из головы. Жить намного легче, если умеешь повернуться спиной к суровой действительности.

– Сейчас я начну обратный счет, – шелестел мягкий, вкрадчивый голос, – и когда дойду до единицы, вы откроете глаза, почувствуете себя бодрой, отдохнувшей и вспомните, что за музыка то и дело звучит у вас в голове. Итак… три… два… один!

Мои глаза открылись. Вокруг царил полумрак, пропитанный запахом ладана. Я находилась на сеансе гипноза у некой Грейс.