Строптивая любовь - Ричмонд Эмма. Страница 8

В дверь позвонили, и она с любопытством повернула голову, обрадовавшись, что ее отвлекли от тревожных мыслей. Она услышала, как Кил с каким-то отчаянием повысил голос, а потом узнала и Катины плаксивые нотки. О Господи, ей только Катиных рыданий не хватало! Хотя не очень-то милосердно с ее стороны так думать. Да, Жюстина, тот удар по темечку, полученный в автокатастрофе, ни на йоту не изменил твой характер.

Дверь открылась, на мгновение Жюстина напряглась, но сразу же снова расслабилась. Споры с Катей ни к чему хорошему не приведут, только голова разболится.

Осторожно взглянув на невысокую темноволосую молодую женщину, она поздоровалась с ней:

– Привет, Катя.

Кил стоял позади сестры, положив свою большую руку ей на плечо. Губы Кати были недовольно надуты, глаза блестели от гнева и от слез.

– Что ты сделала с Дэвидом? – без обиняков приступила она к вопросам.

– Где он?

– Я не знаю, – устало ответила Жюстина. – Поверь, Катя, я бы тебе сказала, если б знала.

– Уж конечно, так бы ты и сказала! – огрызнулась та. Сбросив с плеча руку Кила, она вошла в комнату. – Он так и говорил: не стоит спрашивать Жюстину, она все равно ничего не скажет.

Какого черта Дэвиду понадобилось говорить такое? – мрачно подумала Жюстина. Это на него похоже – сам попал в переплет да еще и ее втягивает.

– Я ничего не говорю, потому что не знаю, – пояснила она как можно более терпеливо. – Я ничего не помню.

– Ты и так ничего бы не сказала. Ладно, я тоже поеду на Мадейру…

– Нет, ты этого не сделаешь, – поспешно вставил Кил. – Ты останешься здесь.

– Нет! – завопила она, поворачиваясь к нему всем телом. – Он мой. Ты думаешь, он будет жить с ней и это сойдет ей с рук? Нет уж. Он мой, и этой… этой женщине он не достанется. Он тебе никогда не нравился, ты всегда не одобрял, что я вышла за него замуж…

– Это неправда…

– Нет! Это правда. Он тебе не нравится. Ты считаешь его ленивым, глупым…

– Я никогда этого не говорил! – Схватив Катю за плечи. Кил решительно вывел ее из комнаты. Жюстина слышала ее слезливые упреки и его рубленые ответы, долетавшие из кухни.

Когда он вернулся в гостиную, лицо его было таким жестким, как тогда в больнице, когда он допрашивал ее. Жюстина вздохнула. И это называется улучшением в их отношениях.

– Она не права, – тихо произнесла она. – Я по-родственному привязана к Дэвиду, но не более. Не могу понять, почему он представляет все в ином свете. – Она внимательно посмотрела на Кила и, заметив, что выражение его лица нисколько не смягчилось, вздохнула в отчаянии. Он глядел на нее так, будто изучал под микроскопом, и это ее задевало.

– Едем, – резко бросил он. – Медли уже отнесла вещи в машину. Паспорт у тебя с собой?

– Да. – Она встала и вслед за ним направилась к автомобилю.

До аэропорта Хитроу они доехали в полном молчании. Жюстине не хотелось разговаривать, а уж Кил и подавно не собирался вести светские беседы. Он поставил машину на стоянку для длительной парковки, достал оба чемодана и огромными шагами пошел к зданию аэропорта. Ей оставалось только догонять его. Она поправила сумочку на плече, положила сверху паспорт и поспешила за ним, стараясь не терять из виду его высокую фигуру. Он ни разу не оглянулся на нее, и она скорчила гримасу. Какие мы самоуверенные, уж потом-то, когда мы найдем Дэвида – если, конечно, это нам удастся – и разберемся во всей этой путанице, тебе, мой дорогой, еще придется извиниться передо мной.

Они вошли в зал отправления. Тут как раз объявили их рейс, и только тогда, словно вспомнив вдруг о ее существовании, он остановился. Взглянув в ее застывшее лицо, он протяжно вздохнул.

– Ну, соберись, – ободрил он ее усталым голосом. – Ты сама виновата.

Надо было оставить Дэвида в покое.

– Да не трогала я его! Сколько раз повторять одно и то же? Если бы я захотела завести роман, то для этой цели выбрала бы кого-нибудь другого, но только не собственного двоюродного брата!

Не обращая внимания на ее тираду, он подтолкнул ее к трапу. Жюстина улыбнулась стюардессе и села в кресло у окна. Он устроился рядом, и Жюстина устремила в окно невидящий взор. Она почувствовала себя несчастной и обиженной. Присутствие этого могучего человека действовало на нее. Его руки спокойно лежали на коленях, находившихся чересчур близко от ее собственных. Она демонстративно убрала ноги подальше от него и вздохнула. И с какой стати жизнь ее так осложнилась? Когда он наклонился над ней, она отпрянула.

– О Господи! – прорычал Кил. Лицо его было так близко, что она ясно видела каждую золотистую ресничку отдельно. – Я только хотел застегнуть твой ремень.

– А, ну хорошо, – пробормотала она, чувствуя себя полной идиоткой.

– И перестань дуться.

– Я не дуюсь. Просто мне не нравится, когда меня в чем-то обвиняют, а я не могу доказать обратное. Мне не по себе, рука болит, да и вообще хочется побыть одной, – добавила она с детской беспомощностью. – Меня тащат куда-то против моей воли, я даже не смогла закончить свои дела, только и успела, что сделать один-единственный звонок… – Она сердито повернулась к нему, услышав его фырканье, подозрительно смахивающее на смех. – И если ты опять начнешь умствовать, я тебя ударю! Ничто так не раздражает, как умничанье как раз тогда, когда назревает скандал. Да еще слышать это все от человека, обвиняющего тебя в том, что ты разрушила чужую семью!

– Тебе хочется скандала? – шутливо спросил он.

– Нет, я слишком устала. А что? Если бы мне этого хотелось, ты пошел бы мне навстречу?

– По всей вероятности, нет. Я, как и ты, люблю иногда поупрямиться.

– Только иногда? – изумилась она. У нее сложилось другое впечатление.

– Угу, только иногда. Скажи, что ты имела в виду, когда сказала, что Дэвид рисовал? – спросил он. – Ты говорила, что именно поэтому он и жил на той вилле.

Сдерживая свое дурное настроение, она пожала плечами.

– Я не уверена, продолжает ли он рисовать сейчас, но раньше занимался этим довольно много. Большей частью морские пейзажи – он любил море, но, как ни странно, ему не нравилось кататься на лодке. Он хорошо рисовал, вспоминала Жюстина. – Это было единственное, в чем он преуспел. Всегда грустно, – тихо произнесла она, скорее размышляя вслух, – когда Бог дарует людям талант, а они зарывают его в землю.

– Угу, а какой талант Бог дал тебе? – спросил Кил с насмешкой в голосе.

– Мне? Понятия не имею. – Ее глаза хитро сверкнули, и она с вызовом взглянула на него из-под ресниц. – Я просто свожу с ума мужчин.

Она думала, что он примет ее игру и рассмеется, но он и не собирался смеяться. Он отвернулся, откинулся в кресле и закрыл глаза. Она озадаченно стала смотреть в окно. Лицо ее посерьезнело. Насколько ей было известно, она никого еще в своей жизни с ума не свела, да она наверняка была на такое не способна. Однако Кил, видимо, понял ее слова превратно. Он, наверное, решил, что она говорила о Дэвиде. От такой мысли она пришла в ужас. А, ладно, она слишком устала, чтобы вновь углубляться во все это. Она тоже откинулась на сиденье и закрыла глаза.

Когда самолет приземлился и пассажиры направились к выходу, Жюстина заметила прощальную улыбку, которой стюардесса наградила Кила. Во время полета она только и делала, что улыбалась ему. Непомерное число раз она спрашивала, удобно ли ему и не нужно ли ему чего-либо. Проходя мимо нее, Жюстина громко фыркнула, и стюардесса изумленно на нее посмотрела. Жюстина усмехнулась: зелен виноград, подумала она про себя, – она уже ревнует его, причем не имея на это никаких моральных прав. А если бы она сама почаще ему улыбалась, то наверняка в ответ получила бы такую же улыбку, как те, что он расточал этой девушке. А впрочем, нужны ли ей его улыбки? На последней ступеньке трапа Жюстина споткнулась.

– С тобой все в порядке? – встревожился он.

– Да, я, наверное, просто устала. Хотя совершенно непонятно, как можно устать, сидя несколько часов на одном месте, абсолютно ничего не делая. – Он совершенно не обращал на нее внимания. Продев свою руку в его, она капризно навалилась на него чуть больше, чем следовало. Кила это развеселило, он остановился и вгляделся в ее лицо.