Смертельный просчет - Ридпат Майкл. Страница 7

— Не знаю, сэр. Извините, я хотел сказать, Тони.

— Но что говорят в школе? Считают, что он действительно виноват?

Оуэн хорошо играл в регби. Был одним из лучших форвардов в юношеской лиге. Но в начале года случилась неприятность. Во время схватки одному мальчику, из другой школы, кто-то откусил часть уха. Остались следы зубов. Подозрение пало на Оуэна, и на несколько дней его пребывание в школе находилось под вопросом. Однако, поскольку прямых доказательств не было, его не исключили. Но из команды убрали.

— Никто не знает, — ответил я.

— Оуэн — трудный мальчик, — заметил Тони.

— Да, — согласился я.

— Как у него с девочками?

— У Оуэна? — спросил я.

— Ну, это я понимаю. А как Гай?

— Всё в порядке. Но он не отличается постоянством.

Тони рассмеялся. В уголках ярко-голубых глаз собралось множество морщинок. Он покосился на Мел, которая с восторженным вниманием слушала Гая.

— Это его девушка в настоящий момент?

— Вероятно.

Мы помолчали.

— Я рад, что у моего сына хороший вкус. — Тони улыбнулся. — Наша вилла очень романтическое место. Женщины это чувствуют. Надеюсь, Гая не нужно учить, как действовать?

— Можете не сомневаться.

— А как вы? Вам нравилась школа?

К своему удивлению, я начал отвечать Тони довольно подробно. Его совершенно не беспокоило моё скромное происхождение, он искренне интересовался школой и нашей учёбой. Конечно, я разговаривал с ним не так, как со своими родителями, но все равно беседа доставила мне удовольствие.

Когда солнце стало краснеть и опускаться за холмы в сторону Ниццы, освещая золотистым пламенем спокойное море, мы перешли на веранду, где подали ужин. Салат из козьего сыра, рыба с восхитительным соусом плюс лучшее белое вино, какое я когда-либо пробовал в жизни, — все это переполнило мои чувства. А тут ещё Доминик. Я ощущал её присутствие рядом всей кожей, но боялся повернуть голову. Наконец она заговорила, обращаясь ко мне:

— Вы молчите весь вечер. Почему?

— Что? — притворно встрепенулся я. — Что вы сказали?

— Вам здесь не нравится?

— Ой, что вы… — Я с трудом повернул к ней голову. — Здесь все так… замечательно.

Только сейчас я разглядел её. Тонкие черты лица, в углах рта морщинки. Ей, наверное, лет тридцать восемь. Но красавица. Потрясающая красавица. Хотя солнце почти зашло, она продолжала сидеть в тёмных очках, и я не представлял, какие у неё глаза. На полных губах играла улыбка. Тело, поразившее меня днём, теперь было надёжно спрятано под жёлтой накидкой.

— Что вы читаете? — Она взяла потрёпанный том «Войны и мира», который я зачем-то принёс к бассейну. — Не скучно?

— Когда вчитаешься, нет, — ответил я.

— Написано хорошо, но для меня скучно. Я предпочитаю «Анну Каренину». Этот роман могу перечитывать десятки раз.

— А я не читал.

— Прочтите обязательно. — Она хрипло засмеялась. — Вы удивлены? Ну, тем, что я люблю «Анну Каренину»?

— Хм… не знаю.

— Полагали, что я обычная глупая фотомодель?

— Нет, — ответил я, хотя именно так и считал.

— Не отпирайтесь, вы так думали. А я, к вашему сведению, окончила философский факультет Авиньонского университета. А в модели подалась… ну, чтобы заработать. Да так ею и осталась.

— Жаль! — выпалил я.

— Почему?

— Хм… не знаю.

— Неужели лучше работать в какой-нибудь страховой компании, перебирать бумажки, или читать лекции туповатым студентам?

— Нет. Но разве вы не жалели, хотя бы немного?

— Иногда. Не часто. Но я уже привыкла к такой жизни. Полной развлечений. А в вашей жизни, Дэвид, много развлечений?

— Да…

— Правда?

Я глотнул вина и посмотрел на неё.

— Вы нарочно меня заводите?

— Да. Мне нравится развращать англичан. К сожалению, когда я встретила Тони, он был уже развращён. Похоже, что и сын следует по стопам отца.

На противоположном конце стола Мел, кажется, окончательно размякла под напором обаяния отца и сына. Ингрид тоже широко улыбалась, её глаза сияли.

— Зря вы так, — произнёс я. — Гая все уважают в школе. Он очень хороший парень.

— Жаль только, что красавчик. Даже Абдулатиф заметил.

— Абдулатиф… это садовник?

— Да. Правда, прелесть? Мне нравится, когда он ходит без рубашки.

— А ему, кажется, нравятся мужчины?

— Я думаю, Абдулатифу нравится все красивое.

Я не знал, как реагировать на её слова.

— А вы? — спросила Доминик. — Как у вас с женщинами?

— Ну вот, вы опять меня заводите.

— Но вы и Гай такие разные. Это видно невооружённым глазом.

— Да, мы разные. Жили в одной комнате, так что знаем друг друга. Впрочем, приглашение поехать сюда я получил после того, как первый кандидат отказался.

— Да. Тони говорил, что Гай привезёт сына Хельмута Шолленбергера.

— Торстена.

Доминик поморщилась:

— Я терпеть не могу его отца. И сразу отвечу, прежде чем вы спросите, почему: мои фотографии печатались в принадлежащих ему журналах. Причём одежды на мне было меньше, чем следовало. Я только вышла замуж в первый раз, и они тут же опубликовали несколько моих старых фотографий. Нарочно. — Она рассмеялась. — Дело, разумеется, было не во мне, а в Анри.

— А кем был Анри?

— Политиком. Скучное занятие. Но я влюбилась в его взгляд, такой возбуждающий, такой сексуальный. По крайней мере, первое время. А потом он стал другими.

— И вы с ним расстались?

Доминик пожала плечами.

— Я рассталась с ним, а он со мной.

— А затем встретили Тони?

— Да. — Она улыбнулась, но грустно.

В этот момент Оуэн, не сказавший за весь вечер ни слова, отодвинул тарелку, встал и, шаркая, поплёлся в дом.

— Оуэн! — крикнул ему вслед отец. — Может, посидишь ещё с нами?

Тот остановился, повернулся и произнёс:

— Нет.

— Ну тогда спокойной ночи.

Оуэн пробормотал что-то неразборчивое и пошёл прочь.

— Спокойной ночи, дорогой, — промолвила Доминик.

Оуэн не обернулся.

— Он такой странный. Уже два дня здесь, но из него слова не вытянешь. На меня смотрит, как на пустое место. Тони тоже не удаётся наладить контакт. Мне кажется, он уже и не пробует.

— Они редко встречались с отцом, — промолвил я.

— Верно, — согласилась Доминик. — Потому что Робин, их мать, запрещала Тони видеться с детьми. Не разрешила им приехать даже на нашу свадьбу. Я только сегодня познакомилась с Гаем. Не знаю, как Тони удалось уговорить её, чтобы она позволила детям приехать сюда на пару недель. Впрочем, Гай уже взрослый, и никакого разрешения ему не требуется. Сейчас у них с Тони больше общего.

Горничная убрала тарелки. Доминик налила вина себе и мне. Посмотрела на противоположный конец стола, где Мел и Ингрид не переставая смеялись шуткам Тони. Гай не отставал. Тони как бы невзначай положил руку на запястье Мел, да там и оставил. А она вроде как не замечала. Гай, кажется, тоже.

— Mon Dieu [4], похоже, мой муж сегодня на боевом коне.

Я промолчал.

— Сидеть между двумя красивыми молодыми девушками, которые ловят каждое твоё слово… Что ещё нужно для счастья сорокашестилетнему мужчине? Как вы считаете, Дэвид?

— Не знаю, — дипломатично ответил я.

— Хм. — Доминик откинула назад волосы. — Мигель! Ещё бутылку вина!

Наконец настало время расходиться. Я был сильно пьян. Впрочем, как и все остальные, за исключением Ингрид. Мы с Гаем, пошатываясь, двинулись к гостевому коттеджу, находящемуся в двадцати метрах от особняка.

Я вошёл, сел на кровать, и комната завертелась. Попытался зафиксировать окно в каком-то одном положении. С большим трудом, но удалось.

— Думаю, за неделю управлюсь, — пробурчал Гай, укладываясь в кровать.

— С кем, с садовником? Кстати, я узнал, его зовут Абдулатиф.

— К чёрту садовника. С Мел, кретин. Хотя мне Ингрид тоже нравится. Уверен, в постели она горячее. Может, с обеими.

— Это уж слишком.

вернуться

4

Боже (фр.).