Книга духов - Риз Джеймс. Страница 19

– А почему она носит вуаль?

– В порядке любезности. – Эдгар расхохотался, совсем невесело.

Вокруг нас громоздились товары компании «Эллис и Аллан»: кучи мешков с кофе, которые чуть не лопались из-за разбухших от летней влаги зерен; чай, неупакованный и в банках с наклейками; лежащие на боку бутылки вина с этикетками всех стран света. По углам высились рулоны тканей, на полках хранилась готовая одежда. Здесь же – струны для лютни, лайковые перчатки, пудра для волос, пурпурного цвета перья для дамских шляп. Различные сельскохозяйственные приспособления, назначения которых я не смогла бы угадать, сколько бы ни ломала голову. Скобяные и металлические товары по алфавиту: амбарные замки, бороны, винты, гвозди, всевозможные режущие и колющие инструменты. Орудия с колесами, спицами, шипами и штырями, с виду более пригодные для пыточного подвала, нежели для мирной семейной фермы. Я заерзала на ящике с гвоздями (вроде того пресловутого ложа) и спросила у Эдгара:

– Но кто эта женщина? Вы говорите, она «закабалила» Розали…

Я уже поняла, что Розали знает о Маме Венере гораздо больше Эдгара. По крайней мере, должна знать, поскольку в ее присутствии не выказывала ни малейшего страха, тогда как Эдгара взрывало простое упоминание ее имени.

– Не могу сказать, кто она и что она, и не желаю гадать. Но всю нашу жизнь, всю нашу жизнь эта женщина поблизости. Слишком близко. – Не готов ли был Эдгар доверить мне какой-то секрет? Казалось, да, но вместо того он потянулся к «Эдинборо ревю», добавив: – Не желаю никого поблизости. Никого. А Розали пусть делает, чего хочет…

Разговор был окончен.

Тогда я затронула тему, непосредственно мне близкую, достала чеканный браслет с переливающимися драгоценными камнями.

– Сколько это стоит?

Глаза Эдгара расширились. Пока он молча взвешивал браслет на ладони, мысленно прикидывая цену, я сплела историю о его происхождении, сохранив принца, но заменив Себастьяну на безымянную «знакомую графиню». Однако Эдгар из моих россказней не слышал ни слова, он опять погрузился в собственные мысли, причем его отсутствующий взгляд был наполнен какой-то необыкновенной живостью.

Вдруг он сорвался с места и уже почти сбежал с лестницы, когда до меня донеслась его команда: «Скорее!» Если бы не этот приказ, которому я послушно подчинилась, нетрудно было вообразить, что Эдгар вознамерился улизнуть с моим сокровищем – попросту говоря, его похитить. Но нет, оказалось хуже – у него родился план.

Ездить верхом мне не доводилось. И я не могла притвориться, будто умею обращаться с животным, на которое в тот день была принуждена взобраться. Но выбора не оставалось. Следовало либо вскарабкаться на гнедую конягу с помощью Эдгара и пристроиться у него за спиной, либо, глядя с заднего крыльца фирмы «Эллис и Аллан», распрощаться и с ним, и со своим состоянием.

Куда мы направлялись и почему надо было так спешить, я понятия не имела. Эдгар на этот счет и словом не обмолвился, но на лице его сияла жизнерадостная улыбка, какой у него я еще не видела.

О, что это была за лошадь – казалось, настоящий зверь! Хотя на самом деле – обыкновенная ломовая кляча, вряд ли способная мчаться рысью, как это мне вспоминается. Гораздо отчетливей помню, как крепко я держалась за Эдгара. Последнее обстоятельство представлялось мне не совсем подобающим, однако уверена, у него и в мыслях этого не было. Помню его широкую спину, к которой от проступавшего на ней пота прилипала льняная рубашка; его гибкое, сухощавое, мускулистое, загадочное и вместе с тем слегка вульгарное тело, мне думается теперь, как нельзя лучше соответствовало его речи и нынешним его публикациям: Эдгар имеет склонность в своих критических обзорах жечь многих собратьев-беллетристов раскаленным пером до полного уничтожения.

Скакали мы бесконечно долго – или так казалось. По правде говоря, хватило и пяти минут, чтобы выбраться от здания фирмы на дорогу, идущую вверх по склону холма, и устремиться на запад, в Молдавию.

С высоты холма, на котором она была расположена, Молдавия взирала вниз, на пристанище коммерции, величественно, как и подобает лорду – нет, истинному феодалу. Года за два до моего прибытия в Ричмонд Джон Аллан – благодаря унаследованному от покойного дядюшки состоянию, которое превышало, по слухам, пятьсот тысяч долларов, – ставший одним из богатейших собственников штата Виргиния, купил Молдавию за пятнадцать тысяч и водворил там свою супругу Фрэнсис Валентайн, ее сестру Нэнси и своего подопечного, Эдгара.

Сады Молдавии простирались вниз по восточному склону холма в сторону самого города, а по южному – к реке. На востоке росли овощи, а на юге – смоковницы, кусты малины и деревья, опутанные виноградной лозой. Наружный вид дома не слишком располагал к себе – по крайней мере, на мой взгляд; выделялись разве что две галереи, на нижнем и верхнем этаже, обращенные на восток.

Эдгар передал нашего коня конюху, по которому прошелся вожжами, и, когда мы вступили в дом, громко начал звать хозяйку.

Через парадную дверь, помнится, мы попали в просторный холл, справа от которого находились утренняя гостиная и чайная комната, налево – столовая причудливой формы с изысканной обстановкой. На втором этаже, над столовой, гостиная, достаточно обширная для устройства танцев, повторяла ее геометрию. Прочие комнаты наверху были отведены в исключительное распоряжение Джона Аллана. Сестрам Валентайн принадлежали свои анфилады комнат, увиденные мной через распахнутые двери, – их я получила возможность изучить.

Эдгар велел пожилой чернокожей женщине проводить меня наверх в его комнату, сам продолжая окликать свою приемную мать.

Фрэнсис Валентайн Аллан, рожденная в одной из первейших и утонченнейших семей Ричмонда, обладала мягким характером и, вероятно, не подходила Джону Аллану ни по одной супружеской статье. Вероятно также, что она прониклась к нему антипатией. В итоге Эдгар – обласканный, нет, с раннего детства обожаемый Фрэнсис и ее сестрой – сделался для Джона Аллана предметом ненависти, до предела заполнившей все его чувства и мысли. В самом деле Эдгар не знал никакого удержу, стараясь выместить все обиды – реальные или воображаемые, которые ему так долго приходилось терпеть от Джона Аллана.