Книга духов - Риз Джеймс. Страница 88

Бедняжка Джен, подумала я, лежит обнаженная, и столько рук ее касается, столько пар глаз рассматривает. И при всем том – до чего же я ей завидовала.

Затем начался урок любовной арифметики, какой не скоро изгладится из памяти. Так как было ясно, что братья – с клокочущим мотором – будут сменять друг друга на девушке, Фанни же, дабы облегчить им доступ, собиралась удерживать ее ноги в разведенном положении. Но Джен, бедная Джен, с дрожащими коралловыми губками (и теми и другими), она, как будто… да, казалось, она просто не делится на сумму органов своих кавалеров. Поверьте, я за нее боялась, я даже поймала себя на том, что нащупываю свои собственные половые признаки, словно это мне предстояло подвергнуться приступу.

И я видела, как они проникли. Оба брата, и первый, и второй. Дюйм за дюймом.

Когда в третий раз настала очередь первого брата, до меня долетел вздох Герцогини, не то чтобы тихий. Но я увлеченно наблюдала, как первый уступил права второму и как смены повторялись еще четверть часа, пока уста Джен (верхние под напором поцелуев, нижние – под иным напором, подобного которому…); да, и те и другие ее уста раскрылись буквой «О», и губы из розовых сделались красными, так они были натружены.

Когда близился момент наивысшего восторга, Фанни попросила братьев остыть. Добиться этого оказалось непросто. Она пригрозила в шутку, что принесет и опрокинет на братьев два ведра холодной воды, что стоят наготове за дверью. Все это время Джен недвижно лежала в ожидании, и я не знала, приятно ей или нет. Но она действительно наслаждалась, некоторые признаки – полуулыбка, выражение глаз – служили тому свидетельством.

Фанни спросила у юношей про baudruches; слово прозвучало французское, но я его не знала. Юноши тоже. Фанни объяснила его всем троим:

– Это французские предохранительные приспособления. Наденьте их.

На свет появились две оболочки, и соответствующие части тела были в них упрятаны. Подобную процедуру я наблюдала в первый раз; выглядело это так, будто два шимпанзе силятся натянуть обратно шкурку, снятую с бананов.

Когда все было улажено, Фанни вновь подпустила кавалеров к своей сестре. Окончание наступило быстро. Первый брат финишировал первым, второй – за ним. Обоим как будто хватало уверенности, но все же они подбадривали друг друга выкриками, более уместными на ипподроме или в зале для бокса.

Потом юноши поспешно оделись.

– Вас проводит Сара, – сказала Фанни.

У нее на коленях по-прежнему лежала голова Джен, которая, вместо того чтобы прощаться с братьями, прикрывала лицо руками, изображая стыд. Плечи ее вздымались – как бы от рыданий. Видеть ложное смущение Джен братьям было и приятно, и неловко; застегивая второпях пуговицы, они рассыпались в извинениях. Когда они вывалились за порог (башмаки в руках, красные подтяжки, как пращи, свисают по бокам), сестры меня удивили. Они сели, прибрали себя и повернулись к стене, за которой, как самый странный в мире суд, сидели мы. Губы их улыбались, в поднятых руках находились две оболочки с грузом семени.

– Tres bien, – выдохнула Герцогиня и в знак одобрения дважды постучала по стене.

37

En ville [99]

По нужной лестнице я вскарабкалась на чердак. Вечер подошел к концу, и извещать меня об этом не требовалось, потому что я очень устала. И еще была взбудоражена. Но кто бы остался спокойным после такого зрелища? По правде, я просто не могла обойтись без двойной молитвы Онану, иначе пришлось бы слишком долго лежать без сна.

Как я заметила, нынешним вечером на чердаке кто-то побывал. Занавески были сдвинуты, частью и совсем раздернуты, свечи на столах оплыли воском, там и сям, на рабочих столах и железных подставках, лежали книги, на белых мраморных пестиках появились свежие пятна, повсюду встречались пузырьки, от мелких до крупных, – пустые валялись как попало, полные стояли на этажерках, но больше всего я расстроилась при виде мертвой кошки. Нет, это не была обычная домашняя кошка. Мордочка у нее была узкая, вытянутая. Позднее я узнала, что это была виверра, пятнистый зверек наподобие скунса.

Ящики с этими тварями регулярно поступали в Киприан-хаус из лесов Дальнего Запада. (Позже, при дневном свете, я разглядела фалангу чучел на верхней полке чердака; с блеском в мраморных глазах, они выглядели совсем живыми.) Герцогиня предпочитала, чтобы кошек доставляли живьем, затем она помещала их в загон во дворе и одну за другой отводила в подвал и удушала дымом. Таким образом на шкуре будущего чучела не оставалось ни следов крови, ни дырки от пули. Таксидермия – грязное ремесло, однако Герцогиня давно уже решила, что трупы зверьков, у которых она вырезала мешочки, расположенные рядом с половыми органами (ради ароматического вещества для духов), досадно будет не утилизировать.

От этой находки желания мои несколько остыли. Что не удивительно. Оно и к лучшему, так как я оказалась не одна. В темном углу чердака кто-то находился.

Раздвинув драпировки, я обнаружила сидевших на подоконнике Эжени и Сару. Обе были в неглиже – без корсетов, в сорочках из белого батиста, мерцавшего в лунном свете. Они прислушивались к пению, доносившемуся откуда-то снизу.

Эжени приложила к губам свой изящный палец, чтобы я молчала. Потом указала на мою постель, одеяло там было отогнуто. Раздевшись, я нырнула туда и стала наблюдать, как креолка гладила по волосам прильнувшую к ней Сару. Пение (в последующие ночи я к нему привыкла) долетало из «Палермо» – итальянской оперы, расположенной в том же квартале. Но в ту пору я, конечно, этого не знала. Заснула я с мыслями о новом, волшебном мире, где звучат при луне песни и раскрываются тайны.

Но утро меня ожидало далеко не столь волшебное. Меня разбудил Эли и велел одеться и спуститься вниз, чтобы помочь Саре. «Будь юношей», – сказал он и кинул на постель ворох одежды. Полагаю, его одежды: широкие шерстяные штаны, рубашку не первой свежести, а также ту самую камлотовую жилетку, в которой он появлялся накануне.

Вместе с Сарой я таскала воду и дрова, относила ночные горшки в уборную на дворе, будила ведьм, помогала им одеться… К десяти я совсем измоталась и захотела есть. За завтрак я принялась жадно, без церемоний, в то время как слонявшиеся вразброд по столовой ведьмы (иные зевали и потягивались, иные весело болтали) удивленно подняли брови при виде моего костюма.

99

В городе (фр.).