Однажды летом - Робардс Карен. Страница 58

Он съехал с шоссе на узкую дорогу, которая, петляя, уходила в густой лес. Через несколько минут они затормозили у маленького озерца, по водной глади которого мирно скользили утки. В спокойной голубой воде переливались радужные перья уток, ярко-зеленые кроны деревьев, сквозь которые струились солнечные лучи, и загадочные тени под ними – все это представляло такое живописное зрелище, что дух захватывало и размениваться на споры было грешно.

Джонни уставился прямо перед собой, крепко сжимая руль. Рейчел, притихшая, наблюдала за ним, и во взгляде ее было тепла не меньше, чем в сердце. Жаль только, Джонни не замечал этого.

– Мне было девятнадцать, когда меня упрятали за решетку. Совсем мальчишка. Наивный, испуганный мальчишка, Я боялся, что не выдержу этого кошмара, когда меня впервые вели по тюремному коридору и у меня за спиной лязгали металлические затворы и заключенные, прильнувшие к решеткам камер, свистели мне вслед, топали ногами, улюлюкали в предвкушении добычи. Ты знаешь, что в тюрьме функционирует своя почта? Я получал письма от женщин. Мне предлагалось все, вплоть до женитьбы. Одна цыпочка, которая подписывалась «Навек твоя», строчила каждую неделю. Видимо, то, что меня осудили за убийство, создавало некий ореол славы. Иногда мне казалось, что по популярности я могу заткнуть за пояс любую рок-звезду.

Джонни сделал паузу и глубоко вздохнул, его невидящий взгляд был по-прежнему устремлен на озеро. Рейчел закусила губу, но молчала, чувствуя: ему есть что сказать еще.

– Знаешь, что больше всего гнетет, когда сидишь за решеткой? Суровый регламент. Все было расписано буквально по минутам. Какой-то козел постоянно стоит у тебя над душой и командует, что надо делать. И никакой личной жизни, ты ни на минуту не предоставлен самому себе.

На этот раз пауза была долгой. Рейчел уже хотела протянуть к нему руку, тронуть за плечо, хотя бы просто напомнить, что она рядом, переживает вместе с ним, как вдруг Джонни обернулся, бросив на нее встревоженный взгляд. И так же быстро отвел его, снова уставившись на воду.

– Черт возьми, все не то. Это было не самое страшное. Знаешь, что было хуже всего? Когда я попал в тюрьму, то думал, что я сильный. Считал, что никто не посмеет сломан меня. Так вот, я ошибался. На третий день моего заключения четверо парней прижали меня в углу душевой. Они издевались надо мной, трахали, как педераста. Потом сказали что отныне я буду их женщиной. Меня чуть не изувечили, потому что для начала зверски избили, понимаешь? И я бы, сломлен морально, чувствовал себя полным дерьмом. А еще мне стало страшно. Но, немного зализав раны, я твердо решил, что такое больше не повторится. Для этого им придете сначала убить меня; И, когда я принял такое решение, страх ушел. Я понял, что либо стану лидером, либо погибну. Стащил на кухне ложку и долго затачивал ее, пока она не стала острой, как бритва. И начал, выжидать. Когда ублюдки в очередной раз зажали меня в углу – гоготали, называли лапонькой, дорогушей, – я перешел в атаку. Искромсал их, как тыкву на Хэллоуин. И эти говнюки больше меня не беспокоили. – Он вновь судорожно глотнул воздуха. И, не отрываясь от руля, обернулся к Рейчел. – Ну вот, теперь ты знаешь, – произнес Джонни бесцветным голосом, но во взгляде его присутствовала богатая палитра эмоций. В нем были боль и стыд, усталость и гордость.

Рейчел заглянула в эти глаза и почувствовала, как сжимается сердце от сострадания. И в душе не осталось места для сомнений и предрассудков.

Она отстегнула свой ремень безопасности и развернулась к Джонни. Положив руку ему на плечо, наклонилась и коснулась его губ легким нежным поцелуем.

Когда он попытался обнять ее, Рейчел оторвалась от его губ и смело взглянула ему в глаза.

– Теперь и ты знаешь, – сказала она.