Полночный час - Робардс Карен. Страница 14

10

Позднее, после того как Джессика уснула, Грейс пробралась в ее спальню, двигаясь осторожно, чтобы, не дай бог, не разбудить дочь.

Свет в комнате был выключен, но из холла, как и прошлой ночью, тянулась по полу вплоть до самой кровати Джессики светлая полоска. Грейс, переступая неслышно босыми ногами, прошла по ней и замерла, рассматривая спящую дочь, словно незнакомое ей существо.

Джессика спала, подсунув одну руку под подушку и причудливо изогнувшись худеньким телом под покрывалом. Волосы она перед сном заплела в одну толстую косу и перевязала голубой ленточкой. В своей любимой ночной рубашке – белой с голубыми оборочками – она выглядела маленькой девочкой, такой милой и такой уязвимой. Кроме ее тихого дыхания и монотонного поскрипывания колеса Годзиллы, комната, как и весь дом, погрузилась в тишину.

Врач в госпитале подтвердил подозрения Грейс – Джессика не получила дозу инсулина согласно расписанию и не поела вовремя. Все это в сочетании с опьянением привело к печальным результатам и подстегнуло активность Грейс. Джессика была ее единственным ребенком, и материнский долг призывал Грейс сделать все, что в ее силах, для спасения дочери.

На щеке дочери она заметила следы слез. Серебристые легкие мазки невидимой кистью на почти прозрачной коже. Грейс разглядела их, только когда, поправляя сползшее одеяло, склонилась над Джессикой. Вид их пронзил ее сердце болью. Ее охватило желание немедленно сжать дочь в объятиях, пообещать ей, что все будет хорошо, заверить, что она по-прежнему очень ее любит.

Но она не имела права так поступить. Дисциплинарные меры, задуманные ею, должны быть осуществлены. Ей никак нельзя поддаваться слабости.

Ради самой Джессики.

Грейс горько усмехнулась. Ради Джессики! Разве не в этом заключался смысл всей прожитой ею жизни, в этих двух словах была вся ее биография.

Окинув взглядом комнату, она убедилась, что все в полном порядке. Занавеси задернуты, дверь в примыкающую к спальне ванную закрыта. Рюкзак Джессики ожидает девочку возле кровати. Ее кроссовки на своем месте, на полу, рядом с рюкзаком. Ну да, ведь у нее завтра физкультура.

Ничего не изменилось в комнате, ничего необычного не бросается в глаза, и все же в самом воздухе разлито какое-то тревожное ощущение.

Только потрогать пальцем это неведомое невозможно. Может, оно нематериально. Грейс стала ощупывать взглядом каждый предмет – один за другим. Компьютер, снова рюкзак, кроссовки, Годзилла в своем колесе, будильник. Грейс могла видеть светящуюся красную кнопку – будильник включен и поставлен на определенный час.

Взгляд ее задержался на плюшевом медвежонке. Он сидел на своем обычном месте на ночном столике рядом с будильником, откуда мог наблюдать за Джессикой, оберегая ее сон. Слабый свет из холла падал на него и отражался в его круглых стеклянных глазках, отчего они в полумраке казались живыми.

Грейс почувствовала озноб. Как он вновь попал сюда? Потом до нее дошло, что, конечно, Пат обнаружила мишку на кушетке в гостиной и вернула на обычное место. Ничего странного и зловещего в этом не было.

Грейс также догадалась, что было «не так» в комнате Джессики. Прошлой ночью здесь побывал чужой. Незнакомец трогал ее вещи, токами, исходящими от него, зарядился воздух. Он или она – неизвестно кто – ничего не украли. Ничего, кроме любимого медвежонка Джессики, которого потом выкинул, словно ненужный хлам, по дороге.

Однако Грейс, кажется, была единственной, кто верил в это вторжение. Полиция не нашла следов взлома. Ей об этом сообщили, когда она заглянула в участок по пути домой. Зелински, а затем и его начальник терпеливо выслушали ее, но было очевидно, что они не собираются расследовать это мелкое происшествие, в результате которого никто не пострадал. Подумаешь, украдена лишь детская игрушка, и то потом обнаруженная поблизости от дома.

Грейс не рассказала Джессике о таинственном ночном посетителе. Незачем было пугать ее тем, что не имело под собой реальной основы для опасений. Но все же она упомянула в разговоре с дочерью о своей находке и поинтересовалась, выносила ли Джессика медвежонка из дома, а если нет, то не знает ли она, как он оказался на улице.

Джессика сказала, что понятия не имеет о ночных странствованиях своего мишки. По утверждению дочери, он восседал на своем обычном месте, когда она покидала дом.

Итак, осталось неясным, что побудило мистера Косолапого совершить путешествие из комнаты Джессики до придорожной канавы. Грейс уже почти примирилась с тем, что тайна так и не будет раскрыта. Никого, кроме нее, кажется, это не волновало.

Но сейчас Грейс смотрела на медвежонка, и он почему-то внушал ей беспокойство. Повинуясь неожиданному импульсу, она обошла кровать и подняла его с привычного насиженного места. Он был такой же, как всегда, – мягкий, пушистый. Сколько раз с того дня, как он появился у Джессики, Грейс брала его в руки. Наверное, тысячи раз.

Его черные глазки сверкали в темноте. Глядя на него, Грейс вздрогнула. Холодный озноб пробежал по телу. Она обругала собственный идиотизм. Мишка был совершенно безобиден, и все же она забрала его с собой, когда покидала комнату, и запрятала игрушку на самую верхнюю полку своего шкафа, прежде чем лечь в постель.

Ею овладело странное ощущение, что медвежонок уже не тот, каким был раньше, что он изменился, что его коснулось и заразило нечто чужое, злобное, опасное.

Грейс в эту ночь еще долго ворочалась в кровати и никак не могла уснуть.

11

У Каролин были черные волосы, голубые глаза с искорками, пара бесподобных ямочек на щеках и убийственное тело. Короче говоря, она была лакомым кусочком.

Он рассматривал подружку брата, сидящую на кушетке, ее оголенные почти не существующей мини-юбкой ножки и чувствовал, что плоть его напряглась до боли. Все, что он мог с собой поделать, это не пялиться на ширинку своих джинсов, иначе она бы обо всем догадалась. Какой стыд, если она заметит!

Каролин хихикала над какими-то глупостями, мелькающими на экране телевизора. Дурацкий ящик для их гостиной был центром мироздания. Одной рукой она зажимала рот, давясь от смеха. Плечи ее вздрагивали, она раскачивалась взад-вперед, туда-сюда, туда-сюда…

Она выглядела очень аппетитно. Он хотел съесть ее, сожрать. Как свой любимый рисовый пудинг.

– Эй, братишка! Прихватить для тебя что-нибудь пожевать? Я могу заглянуть к Микки на обратном пути.

Донни влетел в комнату, словно его внес ветер. После душа волосы еще мокрые, кожа разрумянилась от сильных водяных струй. Донни был высок, выше младшего брата на целых четыре дюйма, и атлетически сложен.

Часы показывали половину десятого вечера. Донни только что закончил тренировку в баскетбольном зале – на тренировках Каролин присутствовала неизменно, вдохновляя своего парня, – и забежал домой принять душ, прежде чем отвезти подружку под крылышко мамы и папы.

Не надо было быть гением, чтобы догадаться, для чего Донни понадобилось сначала принимать душ, а потом уже усаживать девчонку в автомобиль.

Картины, тут же возникшие в его воображении, усугубили страдания напряженной плоти.

– Э… я… – начал он, но, прежде чем смог сформулировать свой ответ, ему снова помешало то, что Каролин поднялась с кушетки, при этом ее тело выгнулось, и груди чуть не прорвали свитерок. А во-вторых, на пороге замаячила мамаша.

– Твой брат уже поужинал, с него хватит. Нечего его баловать, – обратилась мать к Донни. – Ты только посмотри на него.

При этом намеке на его излишний вес, да еще в присутствии Каролин, он похолодел. Его гордо устремленный вперед пенис опал сразу же, словно проколотый воздушный шарик.

– Ладно, мам, посмотрим, – миролюбиво произнес Донни. Взгляд его голубых глаз скрестился с ответным взглядом младшего брата.

Черт побери! Как Донни смеет сочувствовать ему? Он ненавидел всех, кто его жалел, а старшего брата особенно. Но все-таки его жалели. Все, кроме матери. А вот ее он ненавидел больше всех на свете.