Тайные сомнения - Робардс Карен. Страница 60

– Почему не смогу? – спокойно спросил он, подал ей брюки и сандалии, потом натянул рубашку. – Я гораздо крупнее тебя, кроме того, за тобой – должок.

Он собирался поговорить об этом в шутливом тоне, но Сара сразу же насторожилась и запротестовала.

– Доминик, я ничего не говорила папе.

Доминик выбранился про себя, не стоило сейчас касаться больной проблемы. Он перестал застегивать пуговицы, притянул к себе Сару, погладил все еще обнаженные ягодицы.

– Сара, все нормально, забудем о неприятном.

– Ты не веришь мне? – похоже Сара даже не заметила его ласк, которые всего час назад заставили бы ее залиться краской стыда. Она смотрела ему в глаза прямо и открыто. Доминик в первый раз подумал о том, что она, возможно, не лжет. Может быть, кто-то подсмотрел и рассказал ее отцу, когда… А, в общем-то, какое это теперь имеет значение? Они решили не вспоминать о плохом. Пусть все так и будет.

– Я тебе верю, – сказал он, поглаживая ее спину и упругий маленький задок. Нежное мягкое тело Сары снова возбуждало его. Доминик решил, что как только она отвернется, ему необходимо будет привести в порядок брюки.

– О, Доминик! – Сара счастливо улыбнулась, руки взметнулись вверх, девушка обняла молодого человека за шею, приподнялась на носках и поцеловала в губы, искренне и непосредственно. Доминик обрадовался и ответил ей таким страстным поцелуем, что разожгли костер и расседлали лошадей они очень и очень не скоро.

ГЛАВА 22

Они собирались провести вместе только одну ночь, но задержались сначала на два дня, потом на три, потом на неделю. Молодые люди смеялись и болтали, отдавались друг другу, сплетаясь в страстных объятиях. Постепенно припасы, благоразумно прихваченные Домиником, истощались. Они умудрялись пополнять свой скудный рацион дичью, на которую охотились довольно успешно. Доминик оказался более метким стрелком, чем Сара. Девушку это очень удивляло, она была неплохим стрелком, но она с радостью признала его превосходство.

Она была хорошим организатором, разделила обязанности, но потом, сообразив, что делает, смутилась и виновато остановилась. И никак не могла снова распоряжаться. Но однажды Доминик неэкономно высыпал всю соль на зайца, которого собирался зажарить, и Сара вспылила. Соли было немного, необходимо было делить ее на маленькие порции и растянуть на возможно долгий срок. Доминик принялся убеждать ее, что ему очень нравится, как она хозяйничает. К тому времени, как они «разобрались», заяц превратился в кусок угля. Молодые люди пообедали сушеной бараниной и не расстроились нисколько. В большинстве случаев они почти не замечали, что едят. Их гораздо больше интересовала постель: все равно под звездным ли небом или в лучах яркого солнца.

Их любовные игры казались Саре распутными и дикими, но смелости фантазии Доминику было не занимать. Он был терпеливым и нежным, жадным и яростным. Но всегда все было по-разному и всегда прекрасно. Сара никак не могла насытиться его ласками, его телом, его плотью. Доминик научил ее отвечать поцелуем на поцелуй, лаской на ласку, исследовал пальцами, губами, языком каждый уголок и заветное местечко на ее теле, побуждал ее познакомиться поближе с его телом. Сара все время пребывала в блаженном тумане наслаждения. Она светилась от счастья и догадывалась, что любовные забавы сделали ее кожу и волосы более эластичными и блестящими, а черты лица смягчились. Теперь она ощущала себя настоящей красавицей, такой, какой представлял ее себе Доминик. Он почти все время смотрел на нее, не пытаясь скрывать восторга и страсти. Сара расцветала изо дня в день, старалась не задумываться о предстоящей разлуке, не хотела разрушать идиллию. Они оба прекрасно знали, что безмятежное состояние не может длиться вечно. Когда-то им придется принять решение и трезво взглянуть в лицо действительности. Но не теперь. Не теперь. Очень хотелось отдалить то мгновение.

Однажды ночью Сара лежала, удобно устроившись на руке Доминика. Голова ее покоилась на седле. Девушка решилась спросить у молодого человека, какое преступление он совершил, за что его приговорили к пятнадцати годам каторжных работ. Доминик вздрогнул и долго ничего не говорил. Сара решила, что он не станет отвечать ей. Но через некоторое время он повернулся, посмотрел ей в глаза. Сара не отвела глаз. Она очень любила худые угловатые скулы, синие глаза, длинный прямой нос и упрямый подбородок. Лунный свет слегка серебрил его лицо, волосы, кожу.

– Если не хочешь, то можешь не отвечать, – сказала Сара, протянула руку и нежно коснулась пальцем его губ. Она теперь часто прикасалась к нему. Думая об этом, она не могла поверить, что это она – Сара Маркхэм, старая дева, худая и костлявая, у который никогда не было ни одного молодого поклонника, находится в самых близких отношениях с красавцем-мужчиной. Доминик поймал ее руку, нежно поцеловал пальчик и улыбнулся, блеснув в темноте белой полоской зубов.

– Да, я знаю, что могу и не отвечать, – постепенно голос его окреп. – Но я не хочу, чтобы ты считала меня глупым и никчемным воришкой. Ты не должна думать, что спуталась с негодяем.

Молодой человек умолк на некоторое время. Сара терпеливо ждала продолжения его рассказа. Она понимала, что сейчас он в разладе с самим собой. Ему предстояло рассказать ей историю своей жизни и ничего не утаить.

– Чтобы ты поняла, почему я очутился здесь, я имею в виду не этот берег ручья. Здесь я хотел бы находиться больше всего на свете, – он вновь улыбнулся ей, Сара ответила нежной улыбкой. Они лежали, укрывшись одеялом почти обнаженные, только на Саре была надета просторная рубашка Доминика.

– Мне придется начать издалека, чтобы быть точным, придется отойти в прошлое лет на тридцать. Я родился восьмого марта 1804 года у единственной дочери богатого ирландского землевладельца. Ее звали Маура Кэтлин Галагер. Несмотря на то, что ей исполнилось всего восемнадцать лет, она была женой графа уже три года.

Сара хотела попросить Доминика повторить все сначала. Если она правильно поняла Доминик является сыном графа. Было довольно трудно поверить. Однако молодой человек заметил ее невольное движение и удивление. Он жестом приказал ей молчать. Сара покорно подчинилась, уставившись огромными изумленными глазами на своего любовника, и стала ожидать продолжения рассказа.

– Когда я родился, первое дитя, наследник графского титула, начались пышные торжества. Через неделю с помпой и соответствующими почестями меня окрестили. Мне дали имя Джон Доминик Фрэйм. Видишь ли, графа звали Джон Кристофер Фрэйм.

Девушка снова открыла рот, чтобы задать вопрос, но Доминик снова не позволил ей вставить ни слова.

– Граф являлся ирландцем только по месту жительства, по юридическому адресу. Воспитание, образование и наклонности имел английские. Я рос в замке, который выходил окнами на Лау Дер. Замок был огромный, из черного камня, с зубчатыми стенами. Я рассказывал о нем тебе однажды. Замок назывался Фондерлей и служил домом графам крови со времен Вильгельма Завоевателя. Это замечательное место. Я любил его, когда был мальчиком, очень люблю до сих пор. У меня были все привилегии и преимущества, которые, как ты можешь представить, имеет единственный сын графа, включая домашнего воспитателя. Он строго следил за моим образованием, взятками и уговорами заставлял высиживать за уроками положенные часы. У меня был учитель танцев. (Здесь Сара мило улыбнулась, Доминик тепло улыбнулся ей в ответ.) Конечно же, имелся учитель фехтования и тренер по боксу, далее стрельба, музыка и еще множество всяких учителей и наук. Наверное, меня хотели заучить до смерти. Я очень редко встречался с матерью, как и все мальчики в подобной ситуации. Чего, кстати, мне явно недоставало. Родители проводили большую часть времени в Лондоне, а граф почти не появлялся в замке. Мне кажется, в то время он мной очень гордился. Несмотря на такое обилие наук и учителей, я умудрялся оставаться очень долго озорником, графу, похоже, это нравилось. Но он не относился ко мне тепло и нежно, да и к матери – тоже. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что он любил так, как дозволяла ему холодная сдержанная натура. Моя мама была очень красива, даже прекрасна. Черные, как уголь, волосы, великолепные черты лица и ярко-голубые глаза, такие голубые, как ирландское море.