Тайные сомнения - Робардс Карен. Страница 7

– У нас нет времени на таких, как он. Кроме того, на свежем воздухе раны быстрее засохнут. А бинты прирастут.

Отец рассуждал верно, Сара знала это. Но ей становилось дурно, когда она видела мух, назойливо жужжащих над истерзанной спиной каторжника. Если оставить спину открытой для любого насекомого и пыли, то раны непременно загноятся за долгую дорогу от порта до Ловеллы. Смерть этого человека будет настолько мучительной, что предпочтительнее было бы ему умереть под плеткой. Однако отец ясно давал понять, что теперь он ни за что не уступит. Нет смысла устраивать очередную сцену, решила Сара. Кроме того, у нее с собой не было бинтов.

Она решила уступить. Отец повел ее сквозь толпу мужчин, они расступились для того, чтобы пропустить моряков, те волокли каторжника к повозке. Руки осужденного лежали на плечах матросов, которые поддерживали его за пояс брюк. Сара быстро отвела взгляд от растерзанной спины. Но теперь она была уверена, что осужденный не потерял сознание и хотя бы отчасти осознает происходящее. Он старался шагать, с трудом переступая ногами. Колени вздрагивали и подгибались, когда он ступал по палубе. Матросы не обращали внимания на его слабые попытки проявить хоть какую-то самостоятельность, они нетерпеливо волокли его. Мужчина был намного выше ростом. Сара ощущала, с каким трудом он держал голову прямо. Но через несколько секунд он уронил ее на грудь.

Только сейчас Сара сообразила, что она поднялась на борт «Септимуса» совершенно по иной причине. Но когда они с отцом приблизились к двуколке, вспомнила и испугалась. Лиза не выносит вида крови, уверяя всех, что ее тошнит. А в ее теперешнем состоянии… Сара вырвала руку и заторопилась вперед, собираясь убедить сестру, не смотреть на этот кошмар.

Но Сара все-таки опоздала. Когда она добралась до двуколки, матросы усаживали каторжника на повозку. Мужчина маячил прямо перед Лизой. Стоя возле Сары, девушка внезапно задрожала, увидев, как кровь сочится из множества ран, и мухи кружатся и копошатся в сгустках крови. Сара подоспела вовремя. Лиза закатила глаза, побледнела и, тихо застонав, покачнулась. Сара успела подхватить сестру, прежде, чем та упала в обморок.

Дорога от Ловеллы до Мельбурна и обратно занимала, обычно, три дня. На этот раз она показалась Саре необычно длинной. Лиза захворала и все время лежала на коленях у Сары, которой приходилось погонять пони. Жара казалась совершенно невыносимой, несмотря на то, что двуколку прикрывал большой зонтик. Из-под копыт Клеа поднимались облака пыли, оседавшей на каждый дюйм мокрой от пота кожи и влажной одежды. Позади волы тянули подводу, оставляя за собой огромные облака пыли. Избитый каторжник ничком лежал на повозке, пыль оседала на открытые раны. Сара не могла думать об этом без содрогания. Смешно надеяться, что остальные каторжники станут укрывать его или отгонять назойливых мух, слетевшихся на запах крови. Осужденным было не до мук товарища по несчастью, они проклинали поездку под палящим солнцем. Персиваль управлял упряжкой и чувствовал себя нисколько не лучше, чем все остальные. Только Эдвард, возглавлявший процессию верхом на лошади, не глотал пыль.

Вскоре дорога потянулась вдоль русла почти пересохшей реки Яра-яра. Недавно она была полноводной, а теперь среди растрескавшегося ила сочился узенький ручеек. Обычно дорогу заслоняли от солнца пышные кроны эвкалиптов. Но палящее солнце сожгло всю зелень, на ветвях кое-где шелестели останки почерневших скрюченных листьев. Та же участь постигла кроны ясеней и стройных буков. Их обнаженные ветви жалобно тянулись к небу. Толстые серые стволы камедных деревьев были иссушены, но вызывали не жалость, а тревогу и беспокойство. Если жара усилится, они просто вспыхнут. Многие местные пожары начинаются от самовозгорания камедных деревьев в засушливый сезон.

Маленький караван въехал на постоялый двор, когда почти стемнело. В гостинице Янсонов семью Маркхэмов хорошо знали. Почти всегда по дороге в Мельбурн они останавливались здесь, чтобы переночевать. Прошлую ночь они провели здесь, а наутро двинулись в Мельбурн.

После того, как девушкам отвели комнату, Сара помогла Лизе вымыться, поесть и лечь в постель. Она так устала, что могла думать только о ванне и чистой постели. Но решила сначала вымыться, а вот с постелью придется обождать. Как можно отдыхать, не сделав всего возможного, чтобы хоть немного облегчить страдания раненого каторжника?

Смыв с себя грязь и пот, Сара взбодрилась, зачесала волосы в привычный узел и с тоской взглянула на ночную сорочку, а потом решительно облачилась в одежду, приготовленную к утру. Ей так не хотелось надевать грязное, сброшенное совсем недавно платье, но не могла же она позволить себе разгуливать среди постояльцев гостиницы в ночной сорочке и халате, по которым так тосковала обожженная солнцем и обветренная кожа.

Лиза громко посапывала на большой кровати, несколько минут Сара напряженно прислушивалась к ее дыханию, потом подошла к столу и задула свечу. Невозможно зайти в конюшню с зажженной свечой. Ведь она – дочь крупного скотовода! А в конюшне ночуют каторжники, преступники.

Отец и Персиваль, конечно, сидят в трактире, выпивают и от нечего делать болтают с другими постояльцами. Они, должно быть, взбесились бы от негодования, узнай о том, что собирается сделать Сара. А у нее нет ни намерений, ни желания извещать их об этом.

Осторожно ступая, Сара спустилась по лестнице, прошла мимо пивной, крепко сжимая в руках медицинскую сумку, которую всегда брала с собой в дорогу. Она поступала так, как поступал всякий разумный житель Австралии. В буше могло случиться все, что угодно, начиная с солнечного удара и кончая переломом костей. Только дураки могут бросать вызов диким выжженным зарослям.

Сара обрадовалась, когда увидела, что луна скрылась за тучами. Теперь можно незаметно пройти по двору до конюшни. Серебристый лунный свет был очень ярок, но не грел.

Сара вздрогнула от прохлады. Она была одета в желтое коленкоровое платье без рукавов, такое же немодное, как юбка и блузка, в которых она ходила весь день. Но платье очень удобное. Сара не считала нужным наряжаться в красивые платья и предпочитала немаркие цвета.

В конюшне было очень темно, глаза еле различали бесформенные тени. Сара заколебалась, стоя в проеме широко открытых ворот. Каторжники закованы, если она будет вести себя достаточно осторожно, никто не причинит ей вреда. Но нельзя забывать о том, что из темноты может появиться тот, у кого руки и ноги не знают цепей.

Сара выбранилась про себя. Отчего у нее так разыгралось воображение? Обычно она ведет себя очень спокойно и сдержанно даже тогда, когда Лиза и Лидия визжат от страха. Сара вздохнула и решительно шагнула в конюшню. Она отправилась сюда не для развлечений, а для того, чтобы помочь страдающему от боли человеку.

В ближних к двери стойлах спали лошади. Дальше – волы, эти дружелюбные животные сбились в один загон. Уткнувшись в кормушку с соломой, они мирно чавкали. В двух дальних стойлах находились осужденные. Они были накрепко связаны и спали, громко храпя. Тот, кого она искала, находился во втором загоне.

Саре казалось, что даже в полумраке она отчетливо видит его спину, залитую кровью. Нельзя было не узнать это крепкое, большое тело, вытянувшееся на соломе. Другой каторжник лежал в дальнем углу стойла. Оба мужчины крепко спали.

Девушка остановилась прежде, чем войти в загон. Она была отчего-то смущена и растеряна. Этот человек – каторжник. Всем известно, что он опасен. С чего это она ведет себя так безрассудно? Внезапно мужчина пошевелился и застонал. Звук его голоса вернул ей самообладание. Он ведь живое существо, страдающее от боли.

Сара медленно и настороженно шагнула в стойло, стараясь не уронить сумку и не разбудить каторжников. Она знала, что как только попытается наложить мазь на раны, осужденный проснется. Но ей хотелось отдалить это мгновение. Глупо опасаться, пыталась убедить себя Сара. Он не сделает ей ничего плохого. Она хочет ему помочь.