Искатели приключений - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн". Страница 72

— Уволила? — удивленно спросил Сергей. — Но почему? Ведь по поводу твоей работы не было никаких жалоб.

— Не поднимая взгляда, сиделка ответила:

— Нет, были, так мне заявила старшая сестра. — В голосе ее прозвучала горечь. Сергей заподозрил неладное.

— А она сказала, кто жаловался? Девушка посмотрела на него своими ясными, серыми глазами.

— Нет, она никогда не говорит таких вещей, но судя по характеру жалобы я смогла догадаться. Сергей посмотрел на нее.

— Моя жена. Девушка кивнула.

— Как она могла! Она ведь знает, как ты заботишься об Анастасии.

— И все-таки пожаловалась, больше просто некому. Да и жалоба была не на мою работу, а на мое поведение.

Сергей решительно поднялся на ноги.

— Пойду к старшей сестре.

— Нет, — решительно возразила сиделка. — Оставь все как есть, а то будет еще хуже.

— Но что ты собираешься делать? Какие у тебя планы? Девушка покачала головой.

— Никаких. Найду какую-нибудь работу. Теперь, когда Франция оккупирована, я не смогу вернуться в Англию. — Она подняла голову и посмотрела на небо. — Тучи появились.

Сергей проводил сестру в палату и стоял там, наблюдая, как она меняет ребенку пеленки и укладывает его в кроватку. Анастасия лежала спокойно, а Сергей молча наблюдал за ней и за сестрой. Было что-то глубоко трогательное в том, как та нежно обращалась с девочкой. Если бы только Сью-Энн видела, как дочь нуждается в ее заботе, то, возможно, вела бы себя иначе.

— Она на самом деле очень хорошая, — сказала сестра.

Сергей подошел к кроватке и наклонился.

— Доброе утро, Анастасия.

Девочка некоторое время смотрела на него, потом лицо ее просветлело, в глазах и на губах заиграла улыбка.

— Она улыбается мне! — сказал Сергей, оборачиваясь к сестре. — Она начинает меня узнавать. Сестра понимающе кивнула.

— Я же говорила тебе, что она поправляется. Еще несколько месяцев, и ты ее не узнаешь. Сергей снова повернулся к кроватке.

— Я твой папа, Анастасия, — счастливым голосом произнес он. — Я твой папа, который любит тебя.

Улыбка исчезла с лица девочки, в глазах появилось прежнее равнодушие.

14

Внезапно Сью-Энн стало жалко и Сергея и себя. Это был разрыв. Но произошел он уже давно. Если бы только она не забеременела или не побоялась сделать аборт. Почему она не посчитала числа по календарю и не предохранилась? Если бы... Было слишком много «если бы», и теперь уже ничего нельзя было поделать.

Но больше всего ей было жалко дочь.

Ей хотелось любить ее, заботиться о ней, но как только она впервые увидела девочку, увидела пустое выражение ее глаз, она поняла, что не сможет любить ее. И все-таки она пыталась сначала. Однако, каждый раз видя бесцветное личико и ничего не выражающие глаза, она молча отодвигала ребенка, и сестра забирала ее.

Сью-Энн прислонила голову к спинке дивана и закрыла глаза, уносясь далеко-далеко, в те времена, кота она была еще совсем маленькой.

Отец очень редко бывал дома, разве что на Рождество и другие праздники, все остальное время он отдавал своим делам. Его заботили только магазины, Сью-Энн помнила эти желто-голубые вывески: «Дойди экономит ваши деньги». Вся жизнь отца была в этих магазинах, как, впрочем, и жизнь деда.

Ее мать была одной из первых красавиц Атланты, и Сью-Энн часто слышала от нее презрительные слова о том, что дочь пошла в отца, высокого и грузного, и совсем не унаследовала привлекательности, которой отличались все женщины по линии матери.

Уже к четырнадцати годам Сью-Энн была выше всех мальчишек в классе и безуспешно пыталась бороться с лишним весом, не в силах совладать со своим чрезмерным аппетитом. А как только у нее пошли месячные, все лицо покрылось прыщами.

Она помнила, как безутешно проливала слезы перед зеркалом, не желая появляться на людях и ходить в школу. Но мать заставляла ее, и Сью-Энн помнила, как большинство мальчишек смеялись над ее прыщавым лицом, на котором вечно оставались следы питательных масок. Она стала ненавидеть мальчишек за их жестокость, но несмотря на это всегда чувствовала приятное возбуждение, когда они заговаривали с нею или просто обращали на нее внимание.

Она не помнила, каким образом и когда начала заниматься мастурбацией, но хорошо помнила, какое облегчение это ей приносило и какой покой и умиротворение наступали после этого. Только тогда спадало терзавшее ее напряжение. Сью-Энн помнила, гак приятно было после этого лежать по утрам в постели, закрыв глаза и мечтая о том, какой красивой она станет. Однажды в комнату вошла мать и застала ее за этим занятием.

Она до сих пор помнила гневное выражение ее лица. Мать стояла в дверях спальни и смотрела, как она, обнаженная, раскинув ноги, занималась мастурбацией. Мать схватила кожаный ремень, лежавший на столике, и принялась хлестать ее. Первый удар обжег кожу и разлился невыносимой болью. Сью-Энн закричала и перевернулась на живот, стараясь избежать этих яростных ударов. Ремень раскаленным железом полосовал ее спину, ягодицы, ноги. А потом жгучее тепло охватило все тело, она закричала, дергаясь в конвульсиях, и впервые в жизни испытала оргазм.

Но несмотря на это Сью-Энн продолжала слышать гневные крики матери, хлеставшей ее ремнем:

— Грязное отродье! Ты хочешь, чтобы твои дети были идиотами? Ты хочешь, чтобы твои дети были идиотами? — И так продолжалось без конца, пока Сью-Энн не захлебнулась в слезах и боли. «Идиотами, идиотами, идиотами....»

Но единственный урок, который Сью-Энн вынесла из этого, заключался в том, что она стала запирать дверь своей спальни. Теперь уже больше ничто не мешало ее занятиям. И так продолжалось до того момента, пока сна в возрасте шестнадцати лет не познала первого мужчину. Ее бы воля, это случилось бы гораздо раньше, но мальчишки не интересовались ею. Она думала, что они просто пугаются безупречной репутации ее семьи или, как и все джентльмены с юга, слишком робкие.

В конце концов это произошло на заднем сиденье автомобиля на поляне, где обычно после школьных танцев собирались парочки. Парень еще толком ничего не успел понять, когда отступать было уже поздно. И все-таки он никак не решался сделать последний шаг.

— Ну что же ты? — сердито потребовала Сью-Энн.

— Не знаю, ты действительно думаешь, что мы должны сделать это?

Она взорвалась, проявив беззастенчивый цинизм.

— Неужели тебе не надоело, что я все время подталкиваю тебя?

В конце концов ей почти все пришлось делать самой. Однако, почувствовав сопротивление девственной плевы, парень снова остановился.

— Дальше не лезет, — прошептал он.

Но Сью-Энн уже плохо соображала, мысль о том, что осталось чуть-чуть и все может рухнуть, привела се в бешенство. Ее ногти вонзились парню в ягодицы.

— Толкай сильней, черт бы тебя побрал! Парень сделал последнее усилие, увенчавшееся успехом. Через несколько секунд все было кончено.

— Куда ты? — удержала его Сью-Энн.

— У тебя же кровь идет, — сказал он. — Я не хочу, чтобы тебе было больно.

— Мне не больно.

— Правда? — неуверенно спросил он.

— Конечно, правда, давай еще разок. Быстрее, я хочу еще, давай, черт возьми, быстрее!

Буквально за одну ночь прыщи исчезли с лица Сью-Энн, и ей больше не надо было запирать дверь спальни. Потом было много парней и автомобилей, и, когда она закончила школу, перед ней открылся совершенно новый, чудесный мир. Даже порка, полученная от матери, и ее слова — все было забыто. Во всяком случае она так считала, до того момента, когда родился ребенок.

Сью-Энн казалось, что она с трудом пробирается сквозь туман. Она открыла глаза. Яркий свет бил прямо в глаза, она лежала на столе в родильной комнате и моргала, потому что туман никак не рассеивался.

Над столом, стоящим в углу, склонился доктор и две сестры, она смутно догадывалась, чем они заняты.

— Мой ребенок! — крикнула Сью-Энн, пытаясь подняться, но ремни, которыми она была привязана к столу, удержали ее.