Одинокая леди - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн". Страница 42

— А я чувствую, что мне не помешает глоток доброго вески, — сказал мой отец и вышел в соседнюю комнату, к Гаю, закрыв за собой дверь.

— Алло! — наконец сказала я в трубку. Голос в ней был усталым, тихим, вялым.

— Говорит Энн Лэрен. Шеф Роберте передал мне, что вы бы хотели... что вы ему сказали... Я звоню, чтобы поблагодарить вас.

— Я действительно хочу вам помочь, если это в моих силах. Если я что-то могу сделать для вас...

— Нет, — сказала она торопливо, — нет, ничего... — Она умолкла на мгновение, не решаясь продолжать, но потом все же спросила:

— Все было как надо? Мои цветы — вы получили их?

— Да, получили. Чудесные цветы... Я вспомнила огромный венок из черных роз с маленькой карточкой.

— Я хотела поехать, но врач не разрешил мне встать.

— Вы поправляетесь?

— Я уже прилично себя чувствую... Энн умолкла, и я почувствовала, что она не уверена, стоит ли ей говорить или нет. Но она решилась:

— Вы знаете, что я потеряла ребенка? Я поняла, что она плачет.

— Да, ужасно! Я так сочувствую вам!

— Думаю, что все к лучшему, — сказала Энн. — Во. всяком случае, все мне так говорят.

— Может быть, оно и так, — сказала я. Она перестала плакать. Видимо, она взяла себя в руки и теперь контролирует свой голос:

— Простите, Джери-Ли, я знаю, что вы тоже ужасно переживаете и вам хватает своего горя. Я не хотела бы увеличивать его, я только хотела поблагодарить вас за внимание.

— Энн! — вырвалось у меня. — Когда вы поправитесь окончательно, позвоните мне и приезжайте в город — я бы очень хотела посидеть с вами за ленчем, поговорить.

— Я была бы рада. Я обязательно позвоню. Когда я клала трубку, я заметила, что мать стоит на последней ступеньке лестницы и слушает.

— С кем это ты разговаривала? — спросила она.

— С Энн.

Она поджала губы и спросила:

— Ты поблагодарила ее за цветы?

— Я думала, что это уже сделала ты.

— Если она его так любила, как говорит, почему она не пришла на похороны?

— Почему ты ее об этом не спросила сама? Мать, наконец, посмотрела мне в глаза.

— Я звонила ей. Но она не захотела разговаривать со мной. Видимо, ей было слишком стыдно за то, что она сделала.

— Мать, ты ошибаешься. Причина совершенно в ином.

— Тогда скажи мне, в чем она заключается.

— Она слишком плохо себя чувствовала. Она потеряла ребенка.

Лицо матери внезапно побелело, она зашаталась. Я протянула руку, чтобы поддержать ее.

— Мне очень жаль. Мне действительно очень жаль, Джери-Ли, — проговорила она.

Я ничего не сказала, только смотрела, как нормальный цвет лица постепенно возвращается и щеки матери чуть-чуть начинают розоветь. Моя мать — очень сильная женщина. Очень!

— Теперь ты действительно ушел от нас, — сказала она.

Мы долго смотрели друг на друга, потом она сделала неуверенный шаг навстречу мне и моей протянутой руке. Я раскрыла объятия, и мы обнялись.

Она прижалась ко мне так, как будто она была ребенком, и, наконец, к ней пришли слезы.

Глава 6

Была среда, день, когда шли утренники, и ресторан Сарди был уже переполнен дамами из пригородов.

В баре тоже было полным-полно, но тут в основном сидели и стояли завсегдатаи. Я вошла, поздоровалась с некоторыми знакомыми и увидела, что ко мне спешит метрдотель. Он поклонился:

— Миссис Торнтон, рад снова приветствовать вас в нашем ресторане! — и улыбнулся, — Мистер Фэннон ожидает вас.

Я последовала за ним к столику, который всегда занимал Фэннон. Он стоял у самой стены, отделяющей ресторан от Малого бара — очень удобное командное место в зале. Все входящие или выходящие так или иначе оказывались в поле зрения тех, кто сидел за этим столиком. Говорили, что Фэннон за последние пятнадцать лет не пропустил ни одного ленча, за исключением тех дней, которые он провел в больнице, да и то они отправляли ему туда его обычные заказы.

Он сидел на банкетке. Когда я приблизилась, он сделал попытку встать, но его могучий живот не позволил: вдавившись в край стола, он вынудил мистера Фэннона застыть в нелепой позе. Как только я села рядом с ним, он рухнул на банкетку, с облегчением вздохнул и поцеловал меня в щеку.

— Вы прелестно выглядите, моя дорогая, — сказал он своим резким голосом.

— Благодарю вас, мистер Фэннон.

— Адольф, моя дорогая, — сказал он все тем же голосом. — Зовите меня Адольф, ведь мы старые друзья. Я согласно кивнула — мы, действительно, были знакомы почти два года. Для Бродвея срок весьма значительный, даже если говорить о дружбе. И я ответила:

— Спасибо, Адольф.

— Коктейль с шампанским для миссис Торнтон, — сказал он официанту, и тот исчез. Фэннон посмотрел на меня, лучезарно улыбаясь. — Для тебя — все самое лучшее.

Шампанское я люблю, но коктейль с шампанским вызывает у меня легкую тошноту. Тем не менее, я мило улыбнулась и сказала:

— Спасибо, Адольф.

— Нет, ты попробуй, — стал настаивать он, когда официант принес коктейль, и я не сделала даже попытки взять бокал. — Попробуй!

Мне пришлось поднять бокал и поднести к губам.

— Нет, подожди минутку! Нужен тост. Он поднял стакан, в котором, как полагалось думать, была неразбавленная водка, но на самом деле — и все это отлично знали — чистейшая вода. Язва вместе с желудком съела у него и выданную ему при рождении лицензию на потребление спиртного.

— За твою пьесу!

Я кивнула и чуть пригубила. Отвратительная сладкая жижа прокатилась по пищеводу, вызывая тошнотворное чувство, но я выдавила из себя улыбку.

— Чудесно!

Лицо Фэннона приобрело торжественно-серьезное выражение.

— У меня очень важное сообщение, — сказал он и положил руку на мое колено.

— Я слушаю, Адольф, — сказала я, не спуская глаз с его лица.

— Я решил запускать твою пьесу! — его рука поползла вверх по моему бедру. — Мы начинаем репетировать в августе. И я бы хотел привезти спектакль в показать его в Нью-Йорке в октябре.

Я забыла о его руке на моем бедре.

— В самом деле? — воскликнула я. — Правда?

— Конечно. Новый вариант мне понравился. Больше того, я уже послал пьесу Энн Бэнкрофт.

— Неужели вы думаете, что она сможет сыграть?

— Уверен. Она просто не найдет лучшей для себя рези. И кроме того, она всегда предпочитает работать с Гаем как режиссером.

— А он согласен ставить?

— Да. Я позвонил ему в Калифорнию атим утром, и он дал согласие.

За время разговора его рука поднялась по моему бедру до самого паха.

— Адольф, я еще не встречала человека, который бы продвигался так стремительно, — сказала я со значением. Он откашлялся, его рука на мгновение замерла.

— Если мне что-то нравится, то нравится. Я не верю во всевозможные игры вокруг да около.

— И я не верю, — сказала я, глядя ему прямо ,в глаза. — Но я уже вся сочусь от желания, и если ты не уберешь руку сейчас же, я кончу прямо тут!

Он, как я и ожидала, покраснел и убрал руку, положил ее на стол.

— Прости... Просто я был так охвачен энтузиазмом, что забылся...

— Все о'кей — просто такая уж я по натуре, очень возбудимая. И я не встречала прежде таких мужчин, как ты.

— Не встречала? — спросил он с недоверием.

— Да, ты какой-то другой. В бизнесе, где полно людей, способных только на пустую болтовню, у тебя ескь огромная сила — твое убеждение.

— Да, я всегда принимаю решение, — сказал он, сияя от самодовольства. — Я уже сказал тебе; я всегда знаю, что я хочу.

— Именно этим твоим качеством я восхищаюсь.

— Мы будем очень часто встречаться. Я не из тех продюсеров, кто все отдает в руки режиссеру. Я обычно с головой погружаюсь в работу и в тот спектакль, который ставит мой режиссер.

— Знаю и именно поэтому я рада, что ты согласился быть продюсером.

— Но над рукописью еще придется поработать. И начинать нужно как можно скорое. Я бы хотел высказать тебе все свои пожелания до того, как Гай вернется с побережья.