Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы) - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн". Страница 61

– Вы знаете, какие ему предъявлены обвинения? – спросила Рина.

– Да, я просмотрел все документы.

– И вы считаете, что он виновен?

Губернатор внимательно посмотрел на нее.

– Банковское дело то же самое, что и политика. Тут есть много вещей правильных с точки зрения морали, но незаконных с точки зрения закона. И не важно, какую цель человек преследует, оценивается только конечный результат его поступков.

– Вы имеете в виду, что главное – не попадаться?

Губернатор был доволен, что его поняли, потому что любил быстро соображающих людей, любил свободный обмен мнениями. Как жаль, что политики сторонятся этого.

– Все не так просто. Закон не может быть гибким, он существует, чтобы отражать надежды и желания людей, поэтому законы так часто меняют и исправляют. Мы все надеемся, что в конечном итоге эти две параллельные линии: закон и мораль – сольются.

– У людей такого возраста, как мой отец, нет времени ждать этого «конечного итога». И ни у кого нет времени, даже у вас, хотя вы собираетесь дожить до ста двадцати пяти лет.

– К сожалению, принятие решения – это тяжкое бремя любого руководителя. Твой отец взял на себя всю ответственность, когда распорядился выдать эти ссуды. Он оправдывал свой поступок тем, что без них закрылись бы некоторые предприятия и многие люди остались бы без работы, а другие потеряли бы свои вклады и остались бы без средств к существованию. С точки зрения морали, его решение было абсолютно верным. Но с точки зрения закона, все видится по-другому. У банка есть определенная ответственность перед своими вкладчиками, закон учитывает это, и для выдачи подобных ссуд существуют определенные правила. По закону, твой отец не имел права выдавать ссуды без достаточного обеспечения. Конечно, если бы предприятия не закрылись и ссуды были бы погашены, то его называли бы благодетелем и дальновидным бизнесменом. Но случилось обратное, и сейчас те же люди, которые должны были бы благодарить его, требуют его головы.

– А разве не имеет значения, что он потерял все свое состояние, пытаясь спасти банк? – спросила Рина.

– К сожалению, нет, – покачал головой губернатор.

– И вы ничего не можете сделать для него? – упавшим голосом спросила она.

– Хорошие политики никогда не идут против общественного мнения, а сейчас публике нужна жертва. Если твой отец начнет яростно защищаться, то он проиграет, а ему грозит от десяти до пятнадцати лет. И я на своем посту уже не дождусь его досрочного освобождения. – Губернатор взял из пепельницы сигару и начал крутить ее между пальцев. – Если сможешь, убеди отца полностью признать свою вину, чтобы не доводить дело до жюри присяжных, а я договорюсь с судьей, чтобы ему дали от года до трех, скажем, года полтора, а потом освобожу своей властью.

– А если с вами что-нибудь случится?

– Я собираюсь прожить до ста двадцати пяти лет, помнишь? Но даже если меня не будет, все равно отца освободят досрочно.

Рина поднялась и протянула губернатору руку.

– Большое спасибо, что приняли меня. И что бы ни случилось, я не сомневаюсь, что вы доживете до ста двадцати пяти лет.

Через решетчатую перегородку она увидела приближавшегося отца. Взгляд его был безжизненным, волосы совсем поседели, лицо тоже казалось серым, под цвет тюремной одежды.

– Здравствуй, папа, – сказала Рина, когда он уселся напротив нее на стул.

– Здравствуй, Рина, – вымученно улыбнулся он.

– Все в порядке, папа? – тревожно спросила она. – Они...

– Они относятся ко мне хорошо, – быстро ответил он. – Я работаю в библиотеке, провожу инвентаризацию. Утеряно много книг.

Рина посмотрела на отца. Наверное, он просто шутит. Некоторое время они молчали.

– Я получил письмо от Стэна Уайта, – заговорил наконец отец. – Он предложил за дом шестьдесят тысяч.

Стэн Уайт был адвокатом отца.

– Хорошо, – ответила Рина. – Насколько я знаю, за него больше и не получишь. Сейчас продается много таких больших домов.

– Его хотят купить какие-то евреи, поэтому цена достаточно высокая.

– Все равно он слишком велик для нас, и мы не будем жить там после твоего возвращения.

– Но денег от продажи останется не так уж много, думаю, коло десяти тысяч, после того, как мы рассчитаемся с кредиторами и Стэном.

– А нам много и не надо, – сказала Рина. – Вполне хватит до того времени, когда ты снова начнешь работать.

– Кто захочет теперь иметь со мной дело? – упавшим голосом сказал отец. – Я больше не банкир, я преступник.

– Не говори так, – резко возразила Рина. – Все знают, что ты ничего не взял себе.

– А это еще хуже, – скривился отец. – Одно дело сидеть за кражу, а другое – за то, что ты дурак.

– Я не поеду в Европу, а останусь с тобой дома, и все будет хорошо.

– Я не выполнил свой долг по отношению к тебе.

– Вовсе нет, папа.

– Здесь у меня много времени, чтобы поразмыслить обо всем. Я не спал ночами, ломая голову над тем, как тебе теперь жить.

– Не пропаду, папа, поступлю на работу.

– И что ты будешь делать?

– Не знаю, найду что-нибудь.

– Это не так просто, у тебя ведь нет никакой специальности. – Он опустил глаза. – Я даже отнял у тебя шанс удачно выйти замуж.

Рина рассмеялась.

– Я совсем не думаю о замужестве. Молодые мужчины в Бостоне кажутся мальчишками, и я не обращаю на них внимания. Если уж я и выйду замуж, то за взрослого мужчину, как ты.

– Тебе надо отдохнуть, ты выглядишь усталой.

– Когда ты вернешься домой, мы вместе поедем в Европу. Я знаю одно местечко на Ривьере, где мы сможем прожить целый год меньше, чем за две тысячи долларов.

– Это будет не скоро, а тебе нужно отдохнуть сейчас.

– К чему ты клонишь, папа?

– Я написал своему кузену Фостеру. Они с женой Бетти хотят, чтобы ты приехала к ним погостить. Они пишут, что у них очень хорошо, и ты можешь жить там до моего возвращения.

– Но ведь тогда я не смогу навещать тебя, – сказала Рина, схватив руку отца, лежащую на прутьях решетки.

Он крепко сжал ее пальцы.

– Так будет лучше. Мы оба будем меньше страдать от воспоминаний.

– Но папа... – запротестовала было Рина.

Подошел охранник, и отец поднялся.

– Я уже дал указания Стэну Уайту, – сказал он напоследок, – слушайся меня и уезжай отсюда.

Он повернулся и направился к выходу, а Рина смотрела ему вслед. Глаза ее были полны слез. Она снова увидела его спустя несколько месяцев, когда ехала в свадебное путешествие в Европу. В тюрьму с собой она привела мужа.

– Папа, – робко сказала она, – это Джонас Корд.

Перед Гаррисоном Марлоу стоял человек его лет, а может, и старше, но моложавый и энергичный, что выдавало в нем жителя Запада.

– Что мы можем сделать для тебя, папа? – спросила Рина.

– Мы готовы на все, что в наших силах, мистер Марлоу, – добавил Джонас Корд.

– Нет-нет, спасибо.

Марлоу поймал на себе взгляд глубоко посаженных, пронизывающих голубых глаз.

– Мой бизнес расширяется, мистер Марлоу, – сказал Корд. – Я хотел бы, чтобы вы поговорили со мной перед тем, как станете намечать планы на будущее после освобождения. Мне нужен финансист с вашим опытом.

– Вы очень добры, мистер Корд.

Джонас Корд повернулся к Рине:

– Я понимаю, что тебе хочется побыть одной с отцом. Я подожду на улице.

Рина кивнула, и мужчины попрощались. Некоторое время отец и дочь молча смотрели друг на друга, потом Рина заговорила:

– Что ты о нем думаешь, папа?

– Я в недоумении, ведь он такой же старик, как и я.

Рина улыбнулась.

– Но я же говорила, что выйду замуж за взрослого мужчину. Терпеть не могу мальчишек.

– Но... но ты-то молодая женщина, – воскликнул отец, – и у тебя впереди вся жизнь. Почему ты вышла за него?

– Он очень богатый и очень одинокий.

– Ты хочешь сказать, что этого достаточно? – Вдруг до него дошел смысл предложения, сделанного ее мужем. – А-а, значит, он сможет позаботиться обо мне?