Сочинитель - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн". Страница 15
Джо молчал.
— Что произошло вчера? — спросила Китти.
— Она хотела, чтобы я пососал ее, — ответил он.
Китти посмотрела на него.
— И ты сделал это?
— Да.
— А что она сделала для тебя взамен? — спросила она.
— Надула меня, — ответил он. — Обещала взять в рот, а сама тянула, пока я не кончил ей в руку.
Китти рассмеялась.
— Она настоящая сучка.
— Ага, — саркастически ответил он.
— Но у нее самая сладкая норка, какую я только пробовала, — вздохнула Китти.
— Сладкая норка — это еще не все, — сказал он. — Это не единственная вещь на свете.
— Она все еще ребенок, — сказала Китти. — Она еще ничего в жизни не знает.
— О’кей, — сказал он. — Но могу поспорить, что это не помешает ей вконец извести тебя.
Китти подняла на него глаза, потом потянулась за сигаретой.
— Я знаю, — грустно сказала она. — Но что я могу сделать? Я люблю ее.
— Мне очень жаль, — сказал он.
Она пожала плечами.
— Я переживу, — сказала она. — Я уже проходила через это. — Она взглянула на него. — Я слышала, что редакции нужен рассказ в пяти частях о семействе Голд. Ты же знаешь, они построили нью-йоркский Центральный вместе с Асторами. Если дело выгорит, у меня будет для тебя работа часов на двадцать.
— Прекрасно, — сказал он. — Сейчас я временно работаю в одном магазине, и, кроме того, у меня договоренность на несколько рассказов в журнале, но я с удовольствием возьму и эту работу.
Она улыбнулась.
— Было бы здорово, если бы ты мог связаться с одним из приличных журналов.
— Может быть, мне повезет, — сказал он — Но пока я не жалуюсь. Может, я получаю не так уж много денег, но, во всяком случае, мне платят их за писательскую работу.
— Все правильно, — заметила она. — Так и должно быть. — Она затушила сигарету. — Ты не пропадай, хорошо? Может быть, как-нибудь вместе пообедаем?
— Ладно, — ответил он, вставая. — Надеюсь, у тебя все сложится хорошо.
Она проводила его до двери.
— И я надеюсь, — сказала она.
Мотти шла по узкому проезду между домами. Гараж был открыт. Машины дяди Фила там не было. Она отперла боковую дверь дома и вошла на кухню. Дом казался пустым. Стенные часы показывали шесть. Это было вполне нормально для пятницы. Она рано приходила с работы, а ее дядя и тетка проводили вечера в синагоге. Обычно они приходили домой не раньше десяти или одиннадцати вечера.
Она подошла к плите, на которой стояли две кастрюли, и заглянула в них. Мясо и молодая картошка в одной, побольше, и циммес — морковь и горох, приготовленные с медом или сахаром, — в другой. Все, что ей оставалось делать, — это подогреть еду на маленьком огне. Она поколебалась. Она не чувствовала себя особенно голодной и поэтому решила подняться в свою комнату и принять душ перед обедом.
Когда она начала подниматься по лестнице, то услышала стук печатной машинки, раздававшийся из комнаты Джо. Она остановилась перед его дверью. Машинка трещала, как пулемет. Она постучала в дверь.
— Это я, — сказала она.
— Я работаю, — прокричал он из-за двери.
— Я знаю, — ответила она. — Я иду принимать душ Позови меня, когда закончишь, и я разогрею нам обед.
— О’кей! — прокричал он.
Снова затарахтела машинка. Мотти вошла в свою комнату. Она медленно закрыла дверь. Внезапно она ощутила усталость. Она сняла с себя платье и в лифчике и трусиках растянулась на кровати. Закрыв глаза, она сразу же задремала Она еще не совсем заснула, когда ей уже начал сниться сон.
Это был не просто сон, а самый настоящий кошмар. Ее тетя Марта кричала на нее:
— Только через мой труп ты выйдешь замуж за моего Стиви! Ты, наверное, рехнулась! Сколько у тебя денег, чтобы помочь ему? Сможет он открыть собственный офис? Снять квартиру и обставить ее? Мой Стиви станет врачом, профессионалом. Ему нужно жениться на девушке из богатой семьи. А не на девушке, которую мы воспитали, о которой должны были заботиться, а иначе ей пришлось бы расти на улице!
Она почувствовала, что по щекам текут слезы.
— Но, тетя, мы любим друг друга. Мы всегда любили друг друга, даже когда были детьми.
— Любовь, морковь! — орала тетя Марта. — Вон! Вон из моего дома, ты, шлюха, ты, Иезавель! Вон!
Плача, Мотти повернулась к Стиви.
— Стиви, скажи своей матери! Мы любим друг друга. Скажи ей!
Стиви смотрел на нее через стекла очков в роговой оправе, вид у него был, как всегда, серьезный.
— Нам нужно обдумать все это, — нервно сказал он. — Может быть, мы поступаем неосмотрительно. Мама просто пытается помочь нам.
Теперь все, что она могла делать, это плакать, пока слезы не застили ей глаза, так что видела все как будто в тумане. Потом она почувствовала, как кто-то сильный берет ее руки в свои.
— Стиви! — вскрикнула она. Со все еще мокрыми от слез щеками она открыла глаза и взглянула наверх. — Джо.
— Ты так громко кричала, — сказал он. — Я услышал тебя из своей комнаты.
Она села на кровати.
— Извини.
— Не извиняйся, — сказал он. — У всех бывают плохие сны.
— Так глупо получилось, — Сказала она и снова посмотрела на него. — Наверное, я действительно очень боюсь твою мать. Ты же знаешь, как она относится к Стиви.
Джо рассмеялся.
— Знаю. Ей кажется, что ни одна девушка его не достойна. Ее сын — врач.
— Насчет тебя у нее ничего подобного нет, — заметила она.
— Я — “негодник”, — сказал он. — Для нее писатель — это тот, кто не работает.
— Это просто другой вид работы, — возразила она.
— Я знаю это. Ты знаешь это. Но она этого не знает, — поморщившись, сказал он.
— Давай я переоденусь и подогрею обед.
— Не торопись, — сказал Джо. — Я буду работать. Просто позови меня, когда все будет готово.
Она сидела на краю кровати, пока не услышала стук его машинки. Потом медленно стянула с себя лифчик и трусы и посмотрела на свое отражение в зеркале комода. Под глазами были темные круги. Дневной свет быстро угасал. Она включила верхний свет и бра над кроватью, снова повернулась к зеркалу. Теперь тени под глазами казались еще темнее. На теле, там, где были резинки нижнего белья, виднелись красные полосы. Она потерла их, потом обхватила ладонями груди. Они были тяжелыми, и она забеспокоилась, не становятся ли они еще больше и мягче. Она надеялась, что нет. И так 36-й размер лифчика был достаточно большим. Она всегда стеснялась размера своей груди. На работе мужчины всегда смотрели на ее бюст. Грудь побаливала.