Золотой ключ. Том 1 - Эллиот Кейт. Страница 79

– Ваша светлость, она – с вами. Он встрепенулся.

– Что?

– Быть может, тело ее сейчас далеко, но душа, безусловно, рядом с вами. – Грихальва указал на картину, прислоненную к стене и занавешенную парчой. – Душа ее здесь, ваша светлость, и если захотите, останется с вами насовсем.

Алехандро уставился на темный прямоугольник.

– Это… – В горле возник душный комок. – Это Сааведра? Портрет?

– Это Сааведра.

У иллюстратора чуть дрогнули уголки губ.

– Вы угадали, это заказанный вами портрет. Выходит, она вас и не покидала.

Святая Матерь! Какая мука!

– Она меня бросила!

– Душой – нет, ваша светлость. – Грихальва изящно приподнял и опустил плечо. – Возможно, кое-что в ее словах – ложь, сами знаете, женщины не считают ее грехом. Но кое-что – правда. – Он выдержал паузу. – Правда, ваша светлость.

Алехандро растерянно смотрел на него. Ждал.

– И пока вы будете хранить этот портрет, Сааведра вас не покинет. Но его необходимо беречь как зеницу ока. Как вы берегли ее саму.

– Я не смогу. – Опять выступили слезы. – Номмо Матра эй Фильхо, мне этого не вынести.

– Вынесете, ваша светлость. Вы – сын Бальтрана до'Веррады, вы должны править герцогством.

– Без нее?

– Ваша светлость, она будет с вами. Номмо Матра эй Фильхо, я обещаю. Надо только оберегать ее, как вы бережете свою жизнь, свои чресла, свое герцогство.

Алехандро встал. Посмотрел на занавешенную картину. И резко махнул рукой.

– Убери ее.

– Ваша светлость?

– Убери. Прикажи слугам унести куда-нибудь. Избавься от нее. Я не хочу ее видеть.

Теперь Грихальва и впрямь напоминал мертвеца. В лице – ни кровинки, в провалах глазниц – мрак.

– Не хотите?

– Не могу.

Грихальва резко, с присвистом выдохнул.

– Эйха, понимаю… Вы, кажется, действительно нуждаетесь в моей помощи.

Алехандро вскочил на ноги, чтобы схватить, удержать его. Но опоздал. Рука художника совлекла покров, являя взору герцога заказанный им портрет.

– Она вас ждет, – сказал иллюстратор. – Видите? Присмотритесь. Она стоит и ждет, когда вы придете. Вы уже рядом, она слышит ваши шаги. Видите, начинает поворачиваться, на лице слабый румянец, она узнала вашу поступь. Видите, Фол… книга осталась нераскрытой, она забыла обо всем на свете, знает только, что вы совсем близко, за дверью. Сейчас она бросится к двери, поднимет щеколду и увидит вас. – Его темные южные глаза загадочно блестели. – Все это – здесь, ваша светлость. Все это ваше. Сааведра – ваша.

Герцога сотрясала крупная дрожь. Душа корчилась от боли. Но это было сугубо личное дело Алехандро до'Веррады. Оно не касалось никого, даже Верховного иллюстратора.

– Ступай, – сказал Алехандро. – Адеко. Уходи. Грихальва повел плечами, словно хотел обернуться. Но не обернулся. Выразительно изогнул бровь и покосился на картину.

– А с ней как быть, ваша светлость? Унести? Хранить в моей мастерской?

«Какая боль!»

– Оставь, – выдавил Алехандро.

– Конечно. – Верховный иллюстратор отвесил легкий поклон. – Ваша светлость, простите за самонадеянность. Вы не одиноки. Сааведра – с вами. Я тоже.

– Номмо Матра, уходи…

Раздались тихие шаги, скрипнула дверь. Клацнула щеколда, падая на место. Один. Один. Матра Дольча, ему не вынести этой пытки!

Один.

Не вынести…

Но он знал – придется вынести.

Расставшись с Алехандро, Сарио отправился прямиком в Па-лассо Грихальва. Поднялся по лестнице в покои Сааведры. В этих комнатах хранились многие его картины, в том числе портрет Сарагосы, – доказательства его силы, улики, способные погубить его. Конечно, он напишет еще много картин, но храниться они будут не здесь. Мало ли на свете укромных мест!

А эти комнаты – для прошлого. Для прошлого, о котором никто не должен знать.

Он вышел в коридор, затворил дверь, достал из сумы кисточку и горшочек с краской. Дверь была велика, но Сарио не собирался расписывать ее всю. Лишь малый участок вокруг щеколды.

Ничего сверх необходимого.

Лингва оскурра – след былого величия Тза'аба Ри. И Сарио – след былого величия этой страны. Иль-Адиб когда-то назвал Сарио и Сааведру детьми Пустыни; старик чаял, что они вернут своей матери утраченные сокровища. Но прогадал. Они – Грихальва.

Чи'патрос. Одаренные.

Он нанес на старое дерево письмена лингвы оскурры, пустил вокруг бордюр, написал на щеколде свое имя. А когда по лестнице поднялся Игнаддио и спросил, что он тут делает, Сарио хладнокровно закрыл горшочек, вытер о коврик кисть и спрятал в суму.

– Это она попросила, – тихо ответил он. – Перед тем как уйти. А зачем… – Он пожал плечами. – Кто их поймет, этих женщин?

На лице Игнаддио появилась тень сомнения.

– А почему она ушла?

– Потому что любит герцога, а он женится на пракансийской принцессе.

– Почему она здесь не осталась?

– Эйха, не во всех бедах помогают родные стены. – Он направился к лестнице. – Ты идешь? Я собираюсь пройти через Галиерру Вьехос Фратос. Может, составишь компанию?

У мальчика зарделись щеки.

– Тебе?

– А что тут такого?

– Но ведь ты Верховный иллюстратор!

– Глядишь, и ты им когда-нибудь станешь. – Сарио улыбнулся смущенному мальчику, взял за худое плечо и повел к лестнице. – По-моему, честолюбие – не такое плохое качество. И цель у тебя достойная.

Сбегая по ступенькам, Игнаддио обернулся.

– Ты всерьез думаешь, что я стану Верховным иллюстратором?

– Да, я в это верю… Но только – если доживешь! Меннино, держись за перила. Так ведь и шею сломать недолго. – Он беспечно улыбнулся. – Представляешь, какое будет горе?

Игнаддио взялся за перила.

– Для меня – конечно, а для тебя почему?

– Потому что ты мне нужен.

Мальчик снова оступился и едва не упал. Последняя ступенька, и вот он на полу, резко поворачивается к Сарио.

– Зачем? Зачем я тебе нужен?

– Ты во многом похож на меня. Правда, наивности многовато, но это дело поправимое. – Он тихо рассмеялся. – Что, Надди, смутил я тебя?

Мальчик кивнул.

Сарио задержался на нижней ступеньке.

– Мне нужна твоя юность. Мне нужна твоя сила. Мне нужен твой талант, тело и Луса до'Орро. Потому что со своими в один прекрасный день мне придется расстаться.

– Я Одаренный? – От изумления и восторга голос Игнаддио поднялся до надрывного писка.

– Да.

– Но., откуда ты знаешь? Я еще не прошел конфирматтио, и ты не видел моих работ.

– Бассда. – Сарио хлопнул его по плечу. – Я это вижу. Не глазами. Тот, в ком есть Свет, всегда увидит такой же Свет в другом.

– Но…

– Никаких “но”. Бассда. Идем в Галиерру. Если ты на самом деле решил учиться у меня, лучше начать сегодня же.

– Мердитто, – пробормотал Игнаддио и тотчас покраснел. – Прости. А… сколько на это уйдет времени? Чтобы узнать все, что знаешь ты? Может, и жизни не хватит?

Сарио обнял его одной рукой за плечи.

– Тебе который год, четырнадцатый? Эйха, вот что я тебе скажу: через пятнадцать лет мне будет тридцать пять, а тебе двадцать восемь. – Сарио кивнул и рассмеялся про себя. Он все расскажет мальчишке, все, но тот, конечно, ничего не поймет. Какая тонкая шутка! – Через пятнадцать лет я стану незаменим, и Алехандро узнает правду… Обязательно узнает, шила в мешке не утаишь, но в отставку меня не отправит. Мало-помалу привыкнет к мысли, что я должен всегда быть рядом, что на меня можно во всем положиться, в любой беде я приду на помощь. А потом все будет очень просто. – Он взглянул на мальчика. – Надди, ты вытерпишь пятнадцать лет? Чтобы стать Верховным иллюстратором?

У Игнаддио сияли глаза.

– Пятнадцать лет – очень большой срок.

– Но ведь учеба тоже займет много времени, – возразил Сарио – Если мы решили, что ты станешь мной, а я – тобой, ты должен узнать все, что знаю я.

Его слова сбили Игнаддио с толку.

– Но… я не могу стать тобой. Или могу?

– Эйха, наверное, нет, это всего лишь метафора. – Сарио небрежно помахал рукой. – Но я могу стать тобой, это несомненно. Я узнал, как это сделать.