Золотой ключ. Том 2 - Роберсон Дженнифер. Страница 18

Икона для Фелиссо выглядела по-другому. Юный Сын был изображен в виде учителя в простых темных одеждах, сидящего за столом в келье, озаренной светом свечи. Голова Его склонилась над книгой, но взгляд направлен прямо в глаза смотрящему. Выражение лица явно говорило: “Вы здесь лишь потому, что я на вас гляжу” — жутковатый прием искусства Грихальва. На столе стояли две белые вазы, наполненные цветами, и лежало спелое красное яблоко. Окно за Его спиной было увито плющом, за окном простиралась залитая лунным светом тополиная аллея, сквозь которую просвечивала песчаная пустыня. Уже за один этот контраст между золотым мерцанием свечи и серебристым лунным светом картину следовало считать шедевром. Но у иконы был еще и второй, скрытый смысл, который Дионисо охотно разъяснил князю, едва не проглотившему свои зубы от восхищенного вдоха.

— Светлейший князь, внутри кельи разлит ровный свет цивилизации. Плющ в окне защищает его, как верный вассал. Снаружи лишь неверный свет луны озаряет холодную ночь неведения. Тополя и пустыня за ними обозначают время, безжалостно сокрушающее все за стенами кельи, но оно не властно над Сыном или Его Истинами, что и символизирует Яблоко познания.

Дионисо не сказал князю, что эти символы имеют и другой смысл, а обе иконы — другое, особое предназначение.

Фелиссо заявил, что велит повесить эту икону в своей спальне: каждое утро, глядя на нее, он будет вспоминать об обязанности цивилизованного князя бороться за то, чтобы время и невежество но были властны над ним и его людьми.

Арриго улыбнулся, Дионисо поклонился, и гости из Тайра-Вирте отбыли на родину, но только после того, как Арриго обещал Фелиссо в следующий раз обязательно взять с собой свою очаровательную жену.

— А жаль, что ее не было с нами в этот раз, — сказал Северин, когда экипаж увозил их к гавани. — Все, что она должна была делать, это носить не тза'абские вещи, что повлияло бы на местную моду, и…

Он вздрогнул, когда их транспортное средство, отнюдь не такое повое, как золоченый экипаж, в котором ехал впереди них Арриго, подпрыгнуло на очередном ухабе.

— ..и дело в шляпе!

— От женщин тоже бывает какая-то польза, — беззаботно сказал Рафейо, строя из себя опытного мужчину.

Трое его компаньонов едва удержались от улыбки. Отсутствие формального договора очень беспокоило Кабрала, и он говорил об этом все время, пока они распаковывали пожитки Дионисо в отдельной каюте, полагающейся Послу. Дул крепкий утренний ветер, и, хотя волны уже не на шутку разыгрались, капитан был уверен, что их судно сумеет опередить надвигающийся шторм. Они вышли в море меньше часа назад, но сильная килевая качка заметно осложняла их движение. Молодость, хорошая мускулатура и сопротивляемость болезням удерживали на ногах троих юных Грихальва, но Дионисо, напротив, распластался на своей койке, закрыв глаза, и молча переносил страдания.

— Коссимио это не понравится, — сказал Северин в ответ на беспокойство Кабрала. — Он ожидал “Договора”, картины, которую можно было бы повесить в Галиерре Веррада.

Рафейо фыркнул.

— Какая разница, результат-то все равно один и тот же! Нелегальной торговли с тза'абами больше не будет.

— Но и картины не будет, — напомнил ему Кабрал. — А следовательно, никаких упоминаний в хрониках!

— Я вам скажу, что ему еще не понравится, — заявил Северин, убирая в сундук чистые рубашки Дионисо. — В Диеттро-Марейе остались две новые прекрасные иконы кисти Грихальва. А Коссимио по отношению к нам — собственник.

Дионисо перекатился на кровати — не по собственной воле — и открыл глаза.

— К счастью, не я, а Арриго будет объяснять ему ситуацию. А теперь уходите, я хочу страдать в одиночестве. Пошли, пошли отсюда!

Кабрал ухмыльнулся и поставил на пол тазик, так, чтобы до него было легко дотянуться.

Час спустя Рафейо прокрался в темную каюту с кувшином в одной руке и накрытой стаканом свечой — в другой. Свет немилосердно резал Дионисо глаза.

— Я принес вам горячего питья, — прошептал мальчик. — Говорят, это успокаивает желудок.

Дионисо подумал, не прогнать ли Рафейо. Но между ними как раз стала наклевываться связь, на которую он рассчитывал, и сейчас представилась прекрасная возможность укрепить ее. Кстати, и для Арриго это полезно: когда Меквель уйдет в отставку или умрет, а Рафейо как раз будет в подходящем для его должности возрасте, Арриго вспомнит, что его любимый Грихальва, которому он доверяет и который рассказал ему так много интересных вещей, в свою очередь, любит и доверяет Рафейо.

Поэтому он выпил чашку сладкого мятного питья, пока Рафейо опорожнял тазик, и через некоторое время ему действительно стало лучше.

— Граццо.

Дионисо откинулся на подушки и сжал теплую чашку обеими руками. Впервые он ощутил слабый приступ боли в суставах, и то лишь потому, что плохо переносит качку. А ведь ему уже сорок два, род Дионисо — долгожители, по меркам иллюстраторов ему пока не о чем беспокоиться.

— Сядь и поговори со мной. Я вижу, тебе не терпится задать мне множество вопросов.

Ответом послужила улыбка — очаровательная на лице ребенка, она будет совершенно неотразимой, когда он вырастет и станет мужчиной. Дионисо никогда не видел Тасию, но, если ее улыбка хоть слегка напоминает эту, неудивительно, что Арриго так не хотел жениться.

— Я умираю от любопытства с тех пор, как притащил этот пузырек, прямехонько из ночного горшка князя! Отвратительно!

— Самым молодым всегда достаются самые неприятные поручения. Но ты не потребовал объяснений, и это было очень мудро, ведь мы были среди чужих. Сядь, Рафейо, и я отвечу на твои вопросы.

Так же, как он отвечал на вопросы Арриго, не на все, разумеется. Он сделал еще глоток, вздохнув, когда пар согрел ему лицо.

— Начнем с иконы княгини Розилан. Масло и дерево сами по себе вещи не магические, но, поскольку икона написана кистью, сделанной из собственных волос княгини, она имеет определенную силу. Потом ты узнаешь сравнительную силу разных материалов, а также как применять свои собственные магические способности. Теперь расскажи мне о символах.

Рафейо присел на самый кончик стула, зажав руки между коленями, его гибкое тело инстинктивно раскачивалось, компенсируя качку. Дионисо запомнил эту позу — потом пригодится.

— Пресвятая Мать сидит на траве, — начал Рафейо. — Это дает Покорность. Но мне не кажется, что княгиня из послушных.

— Ни в малейшей степени, поэтому я прибавил сливы. Мальчик нахмурился, потом внезапно усмехнулся.

— Верность! И их тут целый сад, а не только те, что в корзинке, это должно подействовать даже на нее!

— Мы на это надеемся. Что еще?

— Розмарин — это Память, но что она должна помнить? Подавив очередной приступ дурноты, Дионисо глотнул чая и ответил:

— Пресвятая Мать одета в национальный костюм Диеттро-Марейи. Я хочу напомнить княгине, что когда-то, в дни своей патриотической юности, она любила этот стиль. И ее теперешняя любовь к тза'абским тряпкам…

— ..пропадет! — прервал его Рафейо.

— Нет. Но предыдущее увлечение окажется сильнее. Когда она решит, что национальный костюм ей нравится больше, это будет ее собственное решение, она будет счастлива, и никто не подумает про икону. Больше всего на свете хорошеньким женщинам нравится вводить новую моду.

Он кивнул, глядя, как Рафейо наливает еще одну чашку.

— Теперь расскажи мне о соснах.

— Соснах?

— Эйха, возможно, ты до этого еще не дошел. Сосна означает Магическую энергию, и, заметь, я опять нарисовал целый лес! Поскольку мне была доступна только кисть из ее волос, пришлось компенсировать это в самой картине.

Рафейо ничего не понял, но все же задал правильный вопрос:

— А почему нельзя было использовать что-нибудь посильнее?

— У нее уже был подобный опыт. Не с ней лично, а с ее родственниками. Пришлось действовать хитрее. Что касается иконы князя, то, поскольку ты все равно ничего не поймешь, я объясню тебе сам.

— Я знаю, что колокольчики обозначают Постоянство, а плющ — Верность.