Золотой ключ. Том 2 - Роберсон Дженнифер. Страница 46

Грихальва были польщены, хотя некоторым из них это показалось подозрительным, когда Мечелла объявила, что Лейла присоединится к ее свите в качестве фрейлины. Такая исключительная честь в сочетании с возобновленным “теневым браком” мужа Мечеллы с другой Грихальва, что ни для кого уже не являлось тайной, вновь вызвала у всех ассоциации с герцогиней Хесминией. Мечелла приводила в восхищение своей красотой и великодушием, заботой о кастейских маленьких сиротах, она подружилась с Лейлой Грихальва и поселила ее с собой под одной крышей, совсем как Хесминия, дружившая с Лариссой и Маргаттой Грихальва. Правда, герцог Ренайо до самой смерти оставался верным и любящим мужем, чего не скажешь об Арриго…

Верховный иллюстратор Меквель не был слепцом. По традиции, когда на свет появлялся наследник, полагалось писать портрет его матери для санктии. Меквель использовал такую же позу и тот же фон, что и на единственной картине, где видно было лицо легендарной герцогини, — незаконченном полотне Лирансо Грихальвы “Герцогиня Хесминия в Риссолво”. Теплый свет лился сквозь цветное стекло окна за спиной у Мечеллы, хотя она выглядела бы точно так же в ореоле своих собственных золотых волос. Во время праздника Имаго картину повесили рядом с другими портретами ныне живущих до'Веррада. Наконец-то Мечелла стала полноправной жительницей Тайра-Вирте.

Всю зиму она жаловалась Лейле, что даже этот портрет видит Арриго чаще, чем она. Дважды в неделю он обедал с семьей, после чего честно проводил ночь в ее постели, в остальное время его было можно найти где угодно, только не в Палассо. Мечелла знала, что он находится не у той женщины, — она проводила зиму с мужем в замке Альва. Если даже любовники и встречались в Чассериайо, куда Арриго постоянно ездил охотиться, то никто об этом не знал. В основном он присутствовал на собраниях, проводил встречи, консультировался с советниками и мало-помалу заслужил репутацию человека неутомимого, служащего одному лишь долгу и способного самостоятельно управлять страной.

Чего он как раз и не делал.

Коссимио, вернувшись после летних каникул, вновь ощутил потребность в работе. Он взял под свой контроль все международные отношения, все важные судебные вопросы, все торговые переговоры и все государственные фонды. В ведении Арриго оставались только мелкие ссоры, проверка финансовых отчетов и строительство нового крыла больницы, названного в честь короля Энрея II Гхийасского. Арриго не представлял отца во время праздников и общественных мероприятий, потому что никогда не присутствовал на них. Арриго даже пропустил гвоздь сезона — банкет, данный Мечеллой в честь шестидесятидевятилетия Коссимио, на котором Малдонно первый раз облачился в голубой с золотом костюм и успешно исполнял роль дедушкиного пажа. Арриго уехал двумя днями раньше открывать новый памятник Алессо до'Веррада в Хоарре.

Это было сделано по приказанию самого Коссимио, и он не очень скучал без сына. Визит был задуман, чтобы оценить серьезность сообщений о волнениях в южных провинциях. По возвращении Арриго поведал отцу горькую правду. Быстрое разрешение возникших в Кастейе проблем вызвало на Юге черную зависть. “Почему, — вопрошали хоаррцы, — после страшной песчаной бури в 1260 году мы не получили такой же безотлагательной помощи?"

— И все считают, — закончил Арриго, — что кастейцы обязаны этим Мечелле.

Он представил сие заявление так, будто это был судебный вердикт, положенный на стол Коссимио для его внимательного изучения. Да, это правда, притом опасная правда. Щедрость всегда приписывалась до'Веррада, так же, как и преданность. Мечелла в своем невинном желании помочь дошла до того, что стала реальной угрозой.

К ярости и разочарованию Арриго, Коссимио видел все в другом свете.

— Мечелла, говоришь? Тогда я пошлю ее в поездку по стране, пусть Юг убедится, что она равно заботится обо всех.

Организуй это, Арриго, и поезжай с ней. Дороги просохнут уже к Фуэга Весперра. Уезжайте и возвращайтесь только к Санктеррии, мы все прекрасно проведем следующее лето в Корассоне. А осенью вы с Мечеллой с той же целью поедете в Эллеон, и все будет прекрасно.

Таким образом Арриго стал человеком, сопровождавшим Мечеллу в Хоарре. И Шагарре. А также во всех населенных пунктах по дороге между ними. С каждой бурной встречей, которую устраивали “нашей Дольче Челлите”, с каждым подарком — от великолепного ожерелья из лазурита до скромной корзины миндаля — его настроение все ухудшалось. Хоарра устроила в ее честь парад и благодарственный молебен в санктии Матра Серенисса. В Варриве назвали в ее честь новую школу, в Брасине переименовали центральную площадь. Шаария закатила трехдневный праздник в честь ее прибытия. В Шагарре был устроен банкет на весь город с фейерверками. Наконец, в Гранидии, родном городе герцогини Гизеллы, терпение Арриго лопнуло.

Он смотрел, как Мечелла смеется, улыбается, обнимает детей и болтает со всеми, от слуг и крестьян до графов и баронов, которые один за другим подходили сказать ей, как они и их люди обожают ее. Но в Гранидии знали его самого. Он раньше часто отдыхал здесь летом, и радость людей при виде его была даже больше, чем уважение, которое они испытывали к его супруге. Вдоль всей дороги, от подножия холма до самой вершины, собрались ликующие толпы, а внутри городских стен, приветственные крики были слышны даже в самых дальних закоулках. На вершине холма стоял Кастейо Гранидиа, замок, в котором он играл когда-то со своими многочисленными кузенами. И они собрались всей толпой, чтобы по-родственному обнять его.

Вечером он в прекрасном настроении зашел за Мечеллой в ее спальню и обнаружил, что она все еще одевается для очередного мероприятия, которое дядя его матери, граф до'Транидиа, назвал простыми сельскими танцами. Увидев, что она опять опаздывает, Арриго нахмурился, налил себе кубок вина и, развалясь на стуле, стал ждать. Он все время ждал ее последние дни.

Отонна хлопотала с вышитым кружевным лифом, Лейла — с воланами многочисленных юбок. Безвкусный крестьянский наряд, который ей подарили по прибытии и который она приняла с таким восторгом, будто он был сшит по последней моде из самого тонкого шелка. Мечелла закружилась перед зеркалом, распущенные волосы золотым облаком окружили голову, юбки поднялись, обнажив длинные стройные ноги. Арриго со стуком поставил на стол пустой кубок и сердито уставился на нее.

— Ты похожа на крестьянку.

Мечелла удивленно раскрыла голубые глаза. Но если раньше, услышав такое, она бы вздрогнула, попросила у него прощения и тут же сменила наряд, то сейчас она лишь отвернулась и спокойно заметила:

— А по-моему, очаровательный костюмчик.

— А я и не говорю про костюм. Ты сама похожа на крестьянку. Их взгляды встретились в зеркале. Недоброжелательную тишину нарушил какой-то звук, исторгнутый задохнувшейся от волнения горничной. Глаза Лейлы метали черные молнии.

— Выйдите, обе, — сказал Арриго.

— Останьтесь, — приказала Мечелла. Арриго поднялся со стула.

— Только крестьянам все равно, слышит ли кто-нибудь то, что должно оставаться между мужем и женой.

— Мужем! — Она резко обернулась. — Да ты уже полгода не был моим мужем!

— А ты была моей женой? Ты просто женщина, на которой я женился, чтобы она рожала мне детей!

Удар попал в цель — он видел это по ее лицу, но она тут же овладела собой и парировала:

— Если ты так думаешь обо мне, значит, ты считаешь, что эта Грихальва — твоя настоящая жена. Значит, ты живешь во лжи, в выдуманном мире.

— Твоя проницательность удивляет меня, Мечелла. Это ты выдуманная, а она — настоящая. Дрожа, она ответила:

— Если бы только можно было прекратить такую жизнь!

— Это можно устроить, — предложил он.

— Она никогда не займет мое место! Никогда, слышишь!

— Теперь ты должна понимать, что и тебе не занять ее места. Опять наступила жуткая тишина. Прервалась она только звоном часов из розового дерева и хлопаньем радужных крыльев маленького петушка. Арриго стряхнул воображаемую ниточку со своего темно-голубого камзола.