Золотой ключ. Том 3 - Эллиот Кейт. Страница 22

– У вас в руках очень старая книга.

– Я нашел ее в библиотеке.

За последние несколько дней Элейна изменилась. Казалось, она перестала быть собой.

– Прошу прощения. Я не хотела вас побеспокоить. – Она двинулась вдоль стены в дальний угол. – Мой брат Агустин прислал мне письмо. Вчера вечером я оставила его здесь…

Почему она оставила письмо в банкетном зале? Сюда редко кто заходит; именно поэтому Рохарио так любил тут посидеть, хотя слуги иногда забывали стирать пыль со столов и скамеек, от чего его одежда пачкалась.

Вдруг Рохарио заметил, куда смотрит Элейна Грихальва, – белый кусок пергамента лежал на дальнем конце стола. Час назад его там не было.

– А вот и оно. – Она схватила письмо. – Еще раз прошу прощения. Сейчас я уйду.

– Нет! Я хотел сказать… в этом нет никакой необходимости.

– Я работаю над портретом Эдоарда.

Она несчастлива. Эта мысль проскользнула в его сознание с дерзостью пятилетнего ребенка, ворвавшегося в помещение, куда ему запретили заходить. Она несчастлива! На несколько мгновений Рохарио потерял дар речи. А Элейна успела подойти к двери.

– Я могу вам почитать, – выпалил он и ужаснулся собственных слов.

Рохарио взял эту книгу потому, что его привлек выцветший и потрескавшийся кожаный переплет, но сверх ожиданий рассказ давно умершего историка о смертельной вражде между екклезией и семьей Грихальва его заинтересовал. Однако Элейна вряд ли захочет слушать историю своей семьи.

Она нервно теребила пергамент.

– Вы хорошо читаете.

Она пытается ублажить его, как это делали и окружающие, постоянно, всю его жизнь.

– Да, – с горечью ответил он, – у меня приятный голос. И вполне сносные художественные способности.

– Эйха, – кивнула Элейна. – Грандтио Кабрал обучал вас живописи…

Рохарио был уязвлен этим напоминанием.

– Не надо сердиться, – поспешила добавить она. Он отодвинулся от стола и стряхнул пыль со своего утреннего костюма.

– Кабрал Грихальва сделал все что мог, но сумел обнаружить во мне лишь “сносные способности”. Рохарио безуспешно силился улыбнуться. – Уж не знаю, кто был больше разочарован – он или я.

– Мне очень жаль.

– Не стоит. Вы хотели уйти… – Он сделал неопределенный жест рукой.

– Нет, пожалуйста, почитайте мне, а я буду рисовать. То, что я услышала, показалось мне любопытным.

Элейна прониклась жалостью к его “вполне сносным способностям” – она, имеющая истинный дар. Но, даже понимая это, Рохарио не смог отказать ей.

– Как хотите.

Когда Рохарио спускался вслед за девушкой по широкой лестнице, ведущей в герцогские апартаменты, ему вдруг захотелось оказаться в другом теле и в другой жизни. Рохарио ужасно надоело быть “бесполезным щеголем”, но молодой дворянин знатного происхождения не может иметь профессию, на что ему не раз указывала мать: “Матра дала нам вполне определенные обязанности – мы должны управлять, Рохарио, а они – работать и служить”.

Неожиданно Элейна тихонько вскрикнула и остановилась. Рохарио налетел на нее. Девушка на мгновение прижалась к нему, и сердце его отчаянно заколотилось…

Он знал, что такое женщины. Мать позаботилась о том, чтобы его образование было всесторонним.

"Ты не будешь гоняться по всему дворцу за хорошенькими служанками. Это недостойно до'Веррада, и я потратила немало сил, чтобы найти в Мейа-Суэрте девушек, которые будут прилично выглядеть и смогут эффективно исполнять свои обязанности. Я не допущу, чтобы ты испортил мне все дело. Существуют уважаемые заведения, где юношу посвящают в подобные тайны, – именно там ты и удовлетворишь свое любопытство”.

И он удовлетворил свое любопытство по полной программе.

Тут Рохарио заметил, что дверь в герцогские покои приоткрыта. Они с Элейной оставались незамеченными в углу, где лестница выходила в коридор. Из комнаты выскользнула Беатрис Грихальва в утреннем пеньюаре, наброшенном на изящную ночную рубашку. Обернулась к мужчине, стоявшему в дверном проеме.

Его лицо сияло. Она наклонилась вперед…

Чтобы поцеловать его! И вовсе не сестринским поцелуем!

– Эйха! – пробормотал Рохарио.

Элейна оттеснила его назад. Он споткнулся на ступеньках, а потом они долго стояли на лестнице тяжело дыша.

Рохарио не знал, что его потрясло больше: тот факт, что Элейна Грихальва прижалась к нему, совершенно того не замечая, или что Эдоард наконец получил любовницу из рода Грихальва.

– Что я наделала? – прошептала Элейна.

Потом закрыла лицо руками и стала медленно оседать.

Рохарио едва успел положить книгу и подхватить ее.

Это было изумительное ощущение – держать Элейну в своих объятиях. Он не раз обнимал женщин, но ничего подобного никогда не испытывал.

– Я вынудила ее сделать это, – шептала Элейна сквозь прижатые к лицу руки. – Глупышка! Но чего еще я могла ждать? – Она отпрянула от Рохарио. – Прошу меня простить, – смущенно пролепетала она.

Слезы побежали по ее лицу. Он поднял руку, чтобы стереть их, но Элейна быстро шагнула вперед, оставив Рохарио позади и словно позабыв о его существовании.

Он схватил книгу и поспешил за девушкой. Теперь в коридоре было пусто, а дверь в герцогские покои плотно закрыта. Может быть, им это всего лишь приснилось?

Элейна словно в трансе шла в гостиную, которую Эдоард отдал ей под ателиерро. Опустилась на стул перед мольбертом, посмотрела на незаконченную картину. Письмо брата, забытое, было по-прежнему зажато в правой руке.

Рохарио застыл у двери, не зная, как поступить. Ему не хотелось оставлять Элейну одну в столь плачевном состоянии. И в то же время их отношения пока не позволяли ему говорить ей слова утешения.

Сквозь залитые водой стекла в комнату доносился мерный шум дождя.

Элейна сунула письмо в папку с этюдами, а потом уставилась в картину: Эдоард – фигура наследника оставалась еще не законченной – держал в руке мушкет, его окружало четверо любимых борзых, фоном служила разрушенная стена, а на заднем плане виднелся сад.

Было так тихо, что Рохарио слышал доносившийся из столовой стук тарелок и звон серебра – слуги накрывали стол к завтраку. Он почувствовал аромат свежего хлеба.

Элейна вздохнула – она явно приняла какое-то решение.

Взглянув на палитру, выбрала светло-синюю краску в качестве фона и быстрыми, уверенными движениями нарисовала маленькую женскую фигурку в белом утреннем платье и скромной шляпке. Совершенно сознательно Элейна включила сестру в портрет Эдоарда.

Так всегда поступают иллюстраторы Грихальва – каждая, даже мельчайшая деталь имеет определенный смысл. Теперь юный Эдоард навсегда войдет в историю вместе со своей любовницей – конечно, то обстоятельство, что девушка на картине находилась в саду, тоже не было случайным. Ведь Беатрис не только обожала цветы, но и сама в некотором роде являлась чудесным цветком.

Глухая печаль овладела Рохарио. Он не мог определить ее причину; возможно, его расстроило, что Элейна так прагматично обошлась со своим горем – нарисовала правду, чтобы все ее узнали.

Сквозь дверь на противоположной от Элейны и ее мольберта стене Рохарио видел соседнюю комнату, в которой сейчас никого не было. Элейна все еще его не замечала. Он прошел у нее за спиной, осторожно минуя мебель, стараясь не привлекать к себе внимания, и выбрался в столовую; дверь за собой Рохарио закрывать не стал. Бросил книгу на стол, тяжело опустился в кресло и положил подбородок на переплетенные пальцы.

Почему Эдоард так унизил женщину, которую сам выбрал? Как она теперь вернется домой? Люди следуют определенным правилам поведения: любовница должна быть бесплодной – лучше всего для этой цели подходят вдовы. Никто не выбирает юную розу – Беатрис лет восемнадцать, ведь ее можно удачно выдать замуж, и она нарожает много детей.

Патро будет очень, очень недоволен.

Но когда Эдоарда беспокоил гнев отца!

– Эйха! Вот ты где, Элейнита. Как ты… Элейна перебила сестру:

– Как ты могла? Мама будет в ярости! Со своего места Рохарио не видел того, что происходило в комнате, но ему было все прекрасно слышно. Беатрис негромко рассмеялась.