Островитянин - Робертс Джон Мэддокс. Страница 51

Похоже, этот человек принадлежал к военной аристократии, что нисколько не удивило Гейла.

— Зато на этих картинах, — юноша показал рукой на настенные росписи, — битвы похожи на те, что случаются на моем родном Острове.

— Это сцены из давних войн, — пояснил высокий воин, с нежностью вглядываясь в картины. — Здесь изображены мои предки. Если верить старинным легендам, тогда все войны решались поединком между двумя избранными бойцами из вражеских армий. Теперь все не так. Обычно схватки происходят в сумятице сражений и исход битвы решают армии. Победа приходит к тому, у кого большее по числу войско, а порой и к более способному или храброму полководцу.

— Не хотел бы я так сражаться. Как человек может отличиться в этом бою?

— Но ведь войны не ведутся для выгоды солдат. К тому же отважные, сильные и умелые люди всегда сумеют проявить себя. Но я думаю, ты прав — твое великолепное копье там бы не слишком пригодилось. — Человек подошел поближе к Гейлу, и его узкие глаза слегка расширились. — А ведь ты совсем еще мальчик!

Гейл возмутился.

— На моей родине считали иначе!

Мужчина успокаивающим жестом вскинул руку:

— Я не желал тебя обидеть, мой друг. Вижу, что ты воин, но здесь, в городе, на вещи смотрят несколько иначе. Когда моя дочь рассказала о твоем геройском поступке сегодня утром, я подумал, что ты зрелый мужчина — и ты действительно держишься, как взрослый. Однако тебе вряд ли больше семнадцати весен.

— Я был рад оказаться ей полезным, — отозвался Гейл, — но никогда бы не поверил, что кто-то может счесть геройством усмирение норовистого кагга.

Высокий мужчина засмеялся.

— И все же моей дочери угрожала серьезная опасность, и лишь благодаря тебе мы теперь можем посмеяться над этим. Шаззад очень хрупкая и не смогла бы противостоять полудикому животному. Кагг способен забодать человека насмерть или переломать кости своими копытами. Я очень благодарен тебе, воин!

Гейла поразило, как любезно обращается с ним этот человек. Позже он узнал, что советник Пашар, отец Шаззад — знатный аристократ и, возможно, второй человек в Невве после самого короля. А сейчас он стоит здесь и запросто разговаривает с незнакомым варваром, не имеющим в этом великом городе совершенно никакого влияния. Но Гейл тут же напомнил себе, что не стоит считать человека хорошим только по внешним признакам — взять хоть льстивые манеры его брата Гассема.

— Признаюсь, мне кажется странным, — промолвил Гейл, — что твоя дочь привела меня во дворец. Я не сделал ничего стоящего и не искал награды за свой поступок. Пожалуй, мне лучше уйти.

— Нет, прошу тебя, останься. Ты кажешься мне многообещающим юным воином, но ведь у тебя нет пока знакомых в этом городе, верно? Возможно, у меня найдется для тебя подходящая работа. Не согласишься ли ты отправиться в путешествие — не скрою, оно может оказаться опасным, но в случае удачи принесет как тебе, так и мне несомненную выгоду. Мне кажется, что там храбрость и воинское мастерство помогут тебе проявить себя там.

Это и впрямь звучало заманчиво. Не успел Гейл спросить, куда именно и с какой целью направляется экспедиция, как Пашар вытянул руку и щелкнул пальцами. Повинуясь его знаку, в комнату вошел босоногий человек в коротком желтом килте и молча застыл, ожидая приказаний.

— Полагаю, мы обсудим мое предложение позднее, во время обеда, но сейчас мне пора к королю. Этот человек покажет тебе покои, отданные в твое распоряжение, если ты согласишься несколько дней побыть моим гостем. Надеюсь, ты об этом не пожалеешь.

Гейлу хватило здравого смысла не отказываться от столь удачно представившейся возможности.

— Я благодарен тебе за предложение, — сказал он.

— Это я должен тебя благодарить. Ладно, увидимся вечером. — Советник вышел из комнаты, и только тогда Гейл сообразил, что он не спросил у него имени и не сказал своего. Несомненно, обычаи здешней знати были весьма странными.

— Я провожу тебя, — окликнул его раб, и юноша последовал за ним по длинному полутемному коридору.

— Как тебя зовут? — спросил он раба.

Тот в недоумении оглянулся.

— Зовут? Третьим номером из седьмого отряда, главное здание, дневная смена.

— Так что же, у тебя нет имени? — Раб пожал плечами.

— С чего свободному человеку интересоваться этим?

Они прошли в небольшой внутренний дворик, откуда можно было попасть в несколько разных покоев. Комната, куда привел Гейла раб, по сравнению с огромными залами показалась маленькой, и все же она была просторнее, чем хижины шессинов Там стояли стол и несколько стульев, а также предмет, в котором он не сразу распознал кровать, украшенную резьбой и заваленную подушками. На стенах красовался причудливый орнамент.

Раб указал на дворик.

— Если угодно, то вниз по коридору и налево будет уборная, а направо — купальня для гостей. Ты можешь свободно ходить по всему дворцу, за исключением тех мест, куда тебя не пропустит стража у дверей. Ты хочешь есть?

Гейл вдруг осознал, что умирает от голода. После того, как он ранним утром сошел с корабля, произошло немало событий, но вот поесть ему не привелось.

— Да, я немного проголодался. — Прежде чем человек успел уйти, Гейл задал волнующий его вопрос: — Скажи, почему ты стал рабом?

Тот воззрился на него как на безумца.

— Почему? У меня не было выбора. — После этого он удалился.

Ответ этот мало что дал Гейлу. У человека, считал он, всегда существует выбор — в крайнем случае, им может стать смерть. Возможно, все прислужники, которых он видел во дворце, были рождены рабами.

За занавесом он обнаружил дворик, посреди которого журчал фонтан, вокруг росли яркие цветы, а над ними с гудением роились пчелы. Над керамическими плитками поднимался легкий туман — под лучами яркого солнца на глазах испарялись лужи, оставленные прошедшим дождем.

Внезапно внимание Гейла привлекли звуки музыки. Через раскрытую штору такой же, как у него, комнаты, он увидел женщину; устроившись на подушке, брошенной на пол, она играла на арфе. На талии ее красовался жемчужный пояс, шею, предплечья и лодыжки украшали золотые ленты и нити из драгоценных камней, но больше на ней ничего не было, кроме тяжелого медного ожерелья, которое указывало на то, что она — рабыня. Кожа женщины, оттененная волосами цвета воронова крыла, казалась белоснежной. Гейл не мог определить, откуда она родом. Из той комнаты он слышал также тихие голоса, но тех, кто разговаривал, видеть не мог. Гейл отпрянул, не желая, чтобы кто-нибудь решил, будто он подслушивает. Женщина подняла на него большие серые глаза, ее пальцы продолжали привычно перебирать струны арфы.