Любовь сладка, любовь безумна - Роджерс Розмари. Страница 81

Даже ленивому Пекосу понравилась эта идея, и он внес свою лепту, показав Джинни, как дерутся матросы в порту.

Следуя чисто животному, примитивному чувству самосохранения, девушка училась быстро, скрывая новые знания от Била. Тот продолжал со злобным удовольствием избивать ее, называя шлюхой.

— Ах, оставь ее в покое, она ничего не сделала, — часто орал Мэтт, когда оказывался поблизости. И только то, что Бил немного побаивался Купера, спасло Джинни от серьезных увечий.

Императорская армия, беспорядочная, неуправляемая орда, продолжала отступать, опустошая все на своем пути.

Войска под командованием генерала Мехиа пытались загнать в кольцо армию хуаристов под предводительством генерала Мариано Эскобедо. Но тот избегал открытых стычек, а тем временем партизаны всячески досаждали солдатам императора, нападая неожиданно из-за угла и так же неожиданно исчезая. Ходили слухи, что сам Мехиа был захвачен в плен и, освобожденный по приказу Эскобедо, вернулся в Мексике зализывать раны, оставив армию сражаться.

Наконец хуаристы начали победоносное наступление — французы продолжали отходить. Чихуахуа и Солтильо пали, Дуранго оставался самым северным аванпостом. Но все это ничего не значило для недисциплинированных буйных солдат императора. По дорогам бродили обезумевшие от голода беженцы. Шайки разбойников немилосердно грабили горожан, богатые асиендадо и торговцы обзавелись собственной вооруженной охраной и, боясь возмездия хуаристов, бежали под защиту французов. Женщины, сопровождающие обозы, смеялись над трусами, делая непристойные жесты дамам, выглядывавшим в окна экипажей. Только Джинни не принимала участия в подобных «забавах». Закутавшись в черный платок, скрывающий волосы и плечи, она молча правила фургоном или часто, когда Бил находился поблизости, шла пешком — холодная, бесчувственная, как кукла, живой автомат, все эмоции в котором вытравлены страданием. Единственные моменты, когда она оживала, наступали по вечерам, у костра, где можно было забыться в танце. Кто-нибудь начинал перебирать струны гитары и требовать, чтобы женщины танцевали; иногда к ним присоединялись и мужчины. Начинались буйные самозабвенные пляски мексиканских крестьян — харабе, корридо, а иногда фанданго. Наблюдая за женщинами, Джинни тоже не могла удержаться. Это было единственное, что она любила, — испанская музыка, дикая, всхлипывающая, примитивная, говорившая о любви, желании, страсти, ненависти и бесчестье, погружавшая ее в забытье, позволявшая забыть о том, что она превратилась в грязь, стала хуже любой городской шлюхи, презирала себя за желание выжить, найти любовь, счастье.

По мере того как они приближались к Сан-Луис-Потоси, становилось ясно, что французские войска отступают по-настоящему. Император Франции Луи Наполеон, видимо, под воздействием американского правительства начал серьезно сомневаться в целесообразности продолжения войны в Мексике.

Скоро Максимилиан останется один, поддерживаемый лишь лояльными армиями Маркеса, Мирамона и Мехиа, а тем временем к хуаристам присоединялось все больше добровольцев, Джинни слушала сплетни все с той же апатией. Какая разница? Теперь ей нужно бояться еще и хуаристов: попади им в руки одна из женщин армии Мехиа — ее тут же изнасилуют и убьют без всякой пощады. Если бы только можно было повернуть время вспять!

Как-то вечером вдали замелькали огни Сан-Луис-Потоси, когда-то маленького шахтерского городка, а теперь главного опорного пункта союзнической армии. Здесь царили профранцузские настроения, а хуаристы залегли в ближайших горах, чтобы нападать на ненавистных врагов.

Бил удивил Джинни, подарив ей как-то кричащее красное платье, украденное в одном из набегов на деревушку хуаристов. Ухмыльнувшись обычной волчьей усмешкой, он небрежно швырнул ей сверток в лицо, и Джинни невольно спросила себя, что случилось с владелицей этого платья.

— Наденешь сегодня! Мы идем в город. Не очень-то надейся, дружок, — полковник еще в Дуранго, никто тебя не спасет.

Джинни, давно наученная горьким опытом, промолчала и поспешно повиновалась, стараясь сдержать невольную дрожь. Бил, критически разглядывая ее, заметил впадинки у основания шеи, осунувшееся лицо, тонкие руки.

— Дерьмо! Кожа да кости! Совсем исхудала! Причешись и не забудь про румяна, или я тебя подкрашу! — Он ударил ее по лицу, сбил с ног. — И веди себя прилично, слышишь? Нам давно не платили, а я хочу раздобыть пару песо!

Он вновь ощерился, прекрасно зная, что Джинни поняла, о чем идет речь.

— Через четверть часа уходим. Жди меня! Возьми новую шаль, которую Мэтт подарил, эта грязная и рваная.

Джинни отчаянно надеялась на защиту Купера, но Бил занял у кого-то фургон и приехал один, объяснив ей со злобной улыбкой, что Пекос и Мэтт отправились в город покутить. Джинни дрожала от холода, несмотря на то что закуталась в белую шаль. Сан-Луис-Потоси находился у подножия гор, и ледяной ветер пронизывал тонкую ткань платья. Оно было сшито на женщину гораздо ниже ростом и едва доходило до щиколоток. Огромный вырез. Платье шлюхи. Но кто она, как не шлюха? Спасения и выхода нет, от Била не убежишь.

Они ехали по людным улицам, где гуляли хорошо одетые женщины, французские легионеры, богатые испанцы. На площади играл оркестр, окна кабачков сверкали огнями. Но Бил направился в отдаленную, более убогую часть города.

Здесь улицы были узкие, дома обшарпанные. Шлюхи ссорились из-за клиентов, какой-то пьяница орал непристойную песню.

Он привел ее в кабачок без вывески, с грязными полами, оборванными посетителями, где стоял запах немытых тел, раздавался пронзительный пьяный смех. Мужчины орали друг на друга, требовали больше текилы, новых женщин. Те немногие женщины, что осмеливались прийти сюда, были проститутками самого низкого пошиба.

Бил, как обычно, сел за столик у стены, недалеко от двери — в нем был слишком силен инстинкт самосохранения.

Здесь было и несколько французов — все солдаты, два-три американца, остальные — рядовые армии императора. Они узнали Била, радостно приветствовали его. Бил заставил Джинни выпить кружку текилы.

— Выпей, может, развеселишься, — приказал он.

Джинни послушно поднесла к губам грязную кружку.

Солдаты окружили их, пытаясь разглядеть груди Джинни в вырезе платья, шепотом обмениваясь замечаниями. Легионер с капральскими нашивками уставился на нее, и девушка ответила умоляющим взглядом. Тот подтолкнул компаньона, и оба присели к столу.

— Ну как, мальчики, побывали в бою? — оскорбительно ухмыльнулся Бил.

Один из французов вспыхнул и хотел что-то ответить, но капрал лишь весело хмыкнул:

— Ты ведь в армии Мехиа, так? Ну что ж, мы по крайней мере не драпаем от хуаристов, как некоторые! Многие из нас отправились драться под Дуранго!

Он вновь оглядел Джинни, и та с удивлением заметила, что капрал совсем молод, хотя выражение его лица было насмешливо-циничным. Взгляд его был дерзким, высокомерным, и Джинни невольно опустила глаза, не понимая, почему вдруг испугалась.

Бил ехидно рассмеялся:

— Мы с приятелем тоже почистили… кое-какие деревни.

Эти хуаристы — трусливые псы: чуть что — ноги лижут, ноют, чтобы пощадили.

Он неожиданным движением скрутил руку Джинни — та вскрикнула от боли.

— Спросите эту: я отнял ее у хуаристского шпиона — ее жениха. А после того как покончил с ним… Помнишь, куколка? — Он снова выкрутил ей руку, жестоко улыбаясь, пока Джинни не кивнула головой. — Видите? Она почти забыла об этом! Как только я выбил из нее дурь, стала совсем тихой!

Делает все, что прикажу!

Сквозь красный туман боли и унижения, застилающий глаза, Джинни услышала, как началась неизбежная торговля. Мексиканцы сгрудились вокруг, послышались непристойные выкрики:

— Она костлявая, но ноги ничего.

— Я поимел ее однажды — настоящая дикая кошка для тех, кто любит, когда вопят и царапаются.

— Да, но если он выставляет на продажу в таком месте, почему я должен покупать кота в мешке? Пусть снимет эту проклятую шаль!