Обнаженные чувства - Роджерс Розмари. Страница 6

— Питер, зайчик, я уже все перепробовала — йогу, поток сознания, проработку прошлых ошибок по твоей системе — и не в состоянии изгнать его.

«Почему, интересно, — подумала в этот момент Ева, — я всегда стараюсь говорить как Питер, когда он рядом?»

Сейчас Ева была само ожидание. Вот сию минуту Питер щелкнет пальцами, разбудит ее, выведет из гипнотического состояния и окажется, что разрыв с Дэвидом всего лишь ночной кошмар, страшный сон под утро.

С Питером они встретились в субботу вечером за столиком одного из тех странных ресторанчиков, которые так любил Питер и где, по мнению Евы, было гнусно все, кроме пищи.

Питер театрально вздохнул и осуждающе покачал головой в ответ на ее слова, но Ева почувствовала, как под столом его рука коснулась ее колена, потом поползла вверх и легла на бедро. Питер любил такие прикосновения, особенно в публичных местах, и она почти всегда это позволяла, потому что и сама испытывала от этого странное возбуждение.

— Я уже говорил, дражайшая моя Ева, что деньги с тебя я беру только за сеанс психоанализа, но трахаюсь я бесплатно, так что сегодня ты вольна выбирать.

— Хватит с меня твоих советов, Питер. Погоди, скоро я сама начну требовать от тебя гонорары. Почему бы нам не превратить историю моего любовного бреда во что-нибудь сногсшибательное? Я, например, могу произносить голоском пай-девочки самые мерзкие непристойности, какие только знаю, а ты запишешь все это на свой крохотный магнитофонах — получится настоящая «бомба», уверяю тебя.

Питер перегнулся через столик, делая вид, что старается заглянуть ей в глаза, а сам в это время кончиками пальцев начал сильно и нежно массировать верхнюю часть ее бедер, стараясь размягчить ее скованную, напряженную плоть. Его настойчивость была вознаграждена, и Ева, легонько вздохнув, расслабила тело.

— Умненькая Ева. Она всегда говорит то, что надо, и в нужное время. Давай-ка покинем этот шикарный ресторан, поедем ко мне домой и займемся любовью.

— Гм… А там мне дадут поговорить?

— Сначала сношаться, дорогая. Все разговоры после.

В ту ночь Ева впервые наговорила на пленку то, что она впоследствии назвала «Записи Питера». Это была сознательная уступка Питеру, поскольку она так нуждалась хоть в какой-то помощи, а часто ходить в клинику к такому маститому психиатру, как он, ей было не по средствам. Впрочем, какие бы причины для игр подобного рода ни выдвигало ее услужливое подсознание, приходилось соглашаться с тем неоспоримым фактом, что сам процесс фиксации на пленку их с Питером любовных отношений вызывал у нее то чуточку извращенное возбуждение, которое она испытывала, когда Питер во время обеда в ресторане забирался ей под юбку.

Питер терпеть не мог слово «трахаться».

— Это похоже на термин из сферы механики, моя дорогая, — говаривал он, — но ты не машина, и я не машина. Пожалуй, «сношаться» звучит несколько человечнее, ты не находишь?

Питер и в постели был неплох. Очень сосредоточенный на собственных ощущениях, он тем не менее никогда не забывал и о Еве, и она получала свое сполна. Но он хотел, чтобы Ева в постели говорила непристойности, да еще предлагал записывать все это на магнитофон. До последнего времени она отказывалась от записи — с какой это стати она должна увековечивать на пленке свои вскрики, возгласы и прерывистое дыхание?

По крайней мере, он ей честно рассказал о своей коллекции порнографических магнитофонных лент, а в последний раз, прежде чем они легли, сообщил, что магнитофон включен.

— Слушай, Питер, что ты делаешь со всеми этими записями? Ты что, снова их заводишь, когда остаешься один? И забавляешься со своей пипкой, слушая все это?

— Я — аналитик, Ева, — укоризненно говорил он. — Настанет день, и я создам из подобных записей своего рода коллаж, склейку, куда войдут голоса всех женщин, с которыми я имел близкие отношения. У каждого человека есть свое тайное желание, так вот, мое выглядит таким образом.

Ева не могла удержаться от смеха. Какой все-таки Питер душка! В сущности, он всегда ей по-своему нравился. Он был честен, не затруднял себя притворством, а поскольку она не являлась одной из его светских пациенток, никогда с ней особенно не миндальничал. И вот сегодня, наконец» Ева решилась проделать то, на чем всегда настаивал Питер. Сыграть в эту странную игру. А почему бы и нет? Может быть, в один прекрасный день Питер прокрутит эту запись Дэвиду. Вдруг это заставит Дэвида поревновать? Она почему-то была уверена, что Дэвид ее ревнует и все еще интересуется ее поступками. И, помимо всего прочего, записывая себя на пленку, Ева сознавала, что делает это и для себя тоже. Ведь могло же случиться так, что, прослушав пленку в следующий раз, она, в конце концов, доберется до причин своего уныния. Так сказать, терапия в стиле доктора Петри…

Запись первая.

— Питер! Эта проклятая штука вертится. С чего бы мне начать, а, Питер? Что говорить-то? (Вздох.)

— Ева, сегодня ты была великолепна, и я до смерти устал и хочу спать. Просто говори все, что думаешь. Пленки хватит еще минимум на час, давай, действуй.

— Дерьмо все это!

— И, пожалуйста, не ругайся больше, ангелочек, а то у меня опять встанет. Вопросы же, большей частью, старайся задавать риторические. Ну пожалуйста, миленькая, ладно? Я хочу подремать капельку.

— Питер, ты самая настоящая свежемороженая треска! О, нет, беру свои слова назад. В действительности, ты не так уж плох. Для мужчины. Я чувствую, как ты шевелишься в темноте. Может быть, сказать о тебе еще что-нибудь приятное для разнообразия? О, извини, это чисто риторический вопрос. Знаешь, это действительно странное чувство. Сидеть на кровати и разговаривать сама с собой. По крайней мере, ни на что не похоже. Кассета крутится, я знаю, что ты рядом, но тебя не вижу. Стоит, пожалуй, чаще беседовать с собой. В этом что-то есть. Так о чем же я собиралась говорить? О Дэвиде, конечно. Ведь я и здесь-то из-за него. Тебе тоже придется ответить на некоторые вопросы, Питер, дорогуша, только попозже. Может быть, тогда, когда ты будешь слушать эту кассету сам, без меня. Ведь я оказалась здесь в первый раз по милости Дэвида, и он часто у тебя бывает? Ты ему рассказываешь о наших отношениях? Вот, черт, я бы хотела получить ответ на этот вопрос прямо сейчас, но ты так искусно притворяешься спящим. Ладно. Вернемся к Дэвиду. Я его не понимаю. А ты, Питер? Я, например, думаю, что никогда его не понимала, даже когда в него влюбилась. Но я, конечно, думала, что понимаю. Мне казалось, что я все о нем знаю. О чем он думал, каким образом он мог завести меня, даже не дотронувшись пальцем. Господи! Вот какой я была, принимая его за обыкновенного парня, выискивая в нем недостатки, скрытые пороки, из-за которых можно было бы его презирать. И вдруг меня как громом поразило! Я влюбилась в Дэвида. Боже мой, я по-настоящему его люблю. Это самый важный момент для всякой женщины — что-то вроде потери девственности, только приятнее и значительно опаснее. Как это поется в песне: «Я до этого никогда не любила»? Ну, что ж, я действительно никого до него не любила. Я вспоминаю, что после смерти Марка все гадала, встречу ли я еще в своей жизни человека, которому смогла бы довериться полностью. А потом, даже не отдавая себе в этом отчета, сразу влюбилась в Дэвида. Он не позвонил. Вот все, что я знаю. Он приучил меня к своим ежедневным звонкам с первой нашей встречи. Это было похоже на обещание новой встречи, на следующий день. Поначалу я даже удивлялась. Дэвид совсем не походил на романтика, он казался весьма прозаичным, далее рациональным. Но чем больше я узнавала его, тем больше мне казалось, что он приоткрывается передо мной, позволяя распознать его истинную сущность. Это был чрезвычайно тонкий процесс. Я ощущала себя его единственной избранницей. То есть он дал мне возможность почувствовать себя такой.