Оковы страсти - Роджерс Розмари. Страница 22

— Ты слишком быстро все усваиваешь, — сказал он, угрожающе понизив голос. — Но не думай, что тебе удастся уйти, испробовав на мне свои острые коготки. Ты сама уже могла убедиться: я не тот вежливый джентльмен, который всегда прилично ведет себя с дамами.

— Вы действительно это уже доказали. — Тяжело дыша, Алекса попыталась сказать это ледяным тоном, однако голос ее все еще немного дрожал. — Вы очень жестокий человек. Вы получаете удовольствие, издеваясь над людьми. И делаете это только для того, чтобы посмотреть, как они будут мучиться и страдать. Если вы получили достаточно удовольствия за сегодняшний вечер, то, может, будете столь любезны и проводите меня к тете. Ваше общество мне неприятно.

— Нет? Но если я ублюдок, какое это может иметь для меня значение? — Его голос стал особенно резким. — И именно поэтому, моя маленькая целомудренная богиня, прежде чем отвести тебя к тетушке, я собираюсь получить вознаграждение за браслет, который я тебе вернул.

Он грубо схватил ее за плечи и до боли сжал в объятиях. В какое-то мгновение Алексе показалось, что он переломит ее пополам. Вдруг он начал страстно, почти яростно целовать ее; у Алексы перехватило дыхание, она испугалась, что сейчас он задушит ее, как Отелло задушил Дездемону.

Только ли ужас заставил Алексу подчиниться ему? Она чувствовала, что голова ее беспомощно откинулась назад, а когда он с силой разомкнул ей губы, она почти инстинктивно подняла руки, чтобы оттолкнуть его. Но опять, как и в прошлый раз, что-то странное произошло с ней: приятная истома разлилась по всему телу, она едва держалась на ногах и, чтобы устоять, была вынуждена прижаться к нему. Внезапно по всему ее телу разлился жар; дрожь, охватившая ее, заставила забыть обо всем. Алекса уже была не в состоянии противостоять не только ему, но и своим собственным диким инстинктам. Сквозь одежду она чувствовала, как окаменели мускулы на его спине, и уже без всякого стыда она вспомнила это обнаженное тело.

Она гладила волосы Николаса, и ее пальцы, казалось, помнили, какие они на ощупь. Сейчас ей было совершенно все равно, что она делает и почему. Она ни о чем не думала и тогда, когда он нежно провел пальцами по ее лицу, по шее, по груди. Казалось, прикосновения этого мужчины прожигали одежду, а его руки сами знали, где задержаться дольше.

Ну почему на ней так много одежды? Алекса вдруг поняла, это подсказало ей собственное тело, как велико ее желание почувствовать прикосновение его пальцев, ощутить его ласки. Только ни о чем не думать, чтобы не омрачить это прекрасное, вдруг нахлынувшее на нее чувство. Ей казалось, что она факел, который случайно зажгли, и теперь он горит ярким радостным пламенем. Но до сих пор она толком не знала, почему появилось это чувство, что оно значит и куда оно может привести ее. Она даже не пыталась спросить себя, почему так безрассудно позволяет себе нарушить все установленные правила и нормы поведения, она только еще крепче прижималась к нему, и в ее ушах ласковый шепот моря слился с их дыханием. А он все крепче и крепче обнимал ее, пока наконец Алексе не показалось, что они слились воедино. Слияние, растворение друг в друге…

Именно Николас, в конце концов, отстранился от нее; он решительно разжал обнимавшие его руки, борясь с почти безумным желанием поддаться дикой страсти. Господи! Ведь он взрослый мужчина и должен думать о возможных последствиях. Что, если кому-то придет в голову мысль выйти подышать прохладным ночным воздухом? Что, если их увидят? От этого пострадает только ее репутация, а у него нет ни малейшей причины и никакого права причинять ей такое зло.

Она смотрела на него широко раскрытыми, непонимающими глазами, ее рот… «Нет, лучше не думать об этом», — мрачно предупредил себя Николас. В девушке горит страсть, она готова любить мужчину; Николас был в отчаянии от того, что не он будет ее первым мужчиной, не он научит ее любить. Скорее всего, она выйдет замуж за какого-нибудь неуклюжего тупицу, который даже не поймет, какое сокровище ему досталось, и в конце концов она превратится в холодную, черствую женщину, принимающую каждую подаренную ей безделушку за выражение теплых чувств и эмоций. Сейчас в ней еще горит огонь страсти, авантюризма, но со временем он погаснет и она станет обычной женщиной своего круга.

Бедная, бесхитростная Алекса! От смешанного чувства жалости и сожаления его голос звучал необычно ласково. Он не удержался и нежно провел пальцем по ее губам.

— Черт побери! Мне так жаль, что я должен остановиться. Признаюсь, мне нравится целовать тебя, но еще больше мне понравилось бы заниматься с тобой любовью, моя маленькая русалочка. Но представляю, какой разразился бы скандал! Я все же не настолько лишен совести, как ты думаешь.

— Прекратите! Прекратите говорить со мной, как с ребенком, особенно после того, как вы… Да, вы ужасный лицемер, сеньор де ла Герра, и я хочу… Я хочу… О нет!

В голосе Алексы появилась злость, она, казалось, старалась заставить Николаса молчать.

— Вам нет необходимости объяснять что-либо и вообще что-нибудь говорить. Думаю, вы все уже доказали. Я, наверное, должна быть благодарна вам за урок: теперь я знаю, как опасно поддаваться слабости. Уверяю вас, что в будущем постараюсь быть более осторожной и не такой доверчивой! Теперь вы не станете возражать, если мы вернемся в зал к тете, пока она не начала волноваться?

Глава 9

«Николас де ла Герра — мерзкий и отвратительный человек, распутник, в худшем смысле этого слова», — думала Алекса. Из-за него весь вечер, посвященный ее восемнадцатилетию, был испорчен. Слава Богу, что он ушел сразу после того, как она высказала ему все, что о нем думает. Ей бы, конечно, хотелось сказать ему значительно больше и резче, рассказать о своей ненависти и отвращении, о том, как одна мысль о его дерзкой попытке воспользоваться ее смущением и боязнью скандала приводит ее в бешенство. Он не заслуживает того, чтобы так много думать о нем, к тому же они вряд ли еще увидятся, и ей нужно выбросить его из головы, как любую другую неприятную и докучливую мысль. Некоторые вещи нужно оставлять в прошлом, которому они и принадлежат. Что сделано, то сделано, она извлекла хороший урок на будущее, а обо всем остальном нужно забыть.

Алекса заставила себя сосредоточиться на своем отражении в зеркале. Ее новая амазонка, сшитая на заказ, была темно-зеленого цвета. Это не совсем то, что ей хотелось бы, но дядя Джон, который помогал выбирать материал и фасон, уверял ее, что этот цвет удивительно идет ей и прекрасно подходит к ее волосам. Кроме того, именно дядя Джон платил за этот костюм. Рассматривая себя со всех сторон, Алекса отметила, что портной прекрасно справился с работой, ему удалось учесть все малейшие пожелания и замечания. Естественно, ему заплатили двойную цену, но все равно это меньше, чем берут известные модельеры Лондона и Парижа.

«Интересно, становлюсь ли я слишком суетной и пресыщенной, чего так боится тетушка?» — думала Алекса, стараясь изобразить скуку на своем лице, но не выдержала и рассмеялась. Она обещала тете Хэриет, что пребывание в Коломбо у дяди Джона не испортит ее. Больше того, она опрометчиво поклялась быть всегда вежливой и почтительной с миссис Лэнгфорд, которой, со своей стороны, не всегда удавалось скрыть свою неприязнь к Алексе и которая старалась выискать у нее как можно больше недостатков, чтобы было о чем посплетничать со своими приятельницами. Но это обещание все-таки можно было выполнить. Хуже то, что она дала слово подружиться с этой дурочкой Шарлоттой Лэнгфорд и проводить с ней как можно больше времени. Теперь ей приходилось брать ее с собой, даже когда лорд Чарльз приглашал ее покататься верхом. Алекса хмуро посмотрела в зеркало. Ей было невыносимо общество Лэнгфордов. И все из-за этого отвратительного, мерзкого негодяя, который помимо ее воли так долго задерживал ее на галерее. Если бы не это, ей не пришлось бы давать так много обещаний тете Хэриет. Тетя стала настаивать на том, чтобы Алекса вместе с ней вернулась домой, потому что она слишком безответственна и слишком быстро забывает все, чему ее учили, забывает о том, что хорошо и что дурно.