Оковы страсти - Роджерс Розмари. Страница 46

В понимании Хэриет свобода — это многочисленные обязанности и огромная ответственность. Это дела, заботы о плантации и о доме, которые в один прекрасный день должны полностью поглотить жизнь Алексы.

«Я не хочу чувствовать себя виноватой лишь потому, что провела один вечер вне дома! — с возмущением думала Алекса, пока няня помогала ей переодеться в старенькое выгоревшее платье, которое когда-то было коричневым, а теперь приобрело какой-то неопределенно-грязный цвет. — Я не собираюсь отказываться от возможностей, которые предоставляет мне судьба, и превращаться в раздражительную, жертвующую собой мученицу только для того, чтобы угодить тете Хэриет!»

— Встретимся за завтраком, — сказала Хэриет, прежде чем Алекса поднялась к себе в комнату. — Тебе ведь хочется сейчас переодеться и немного отдохнуть.

Расписав все время Алексы, она выделила ей и несколько часов на отдых. Теперь, когда няня ушла, прихватив с собой циновку, чтобы прикорнуть где-нибудь в уголке, Алекса хмурила брови, раздумывая, как бы ей избежать необходимости спускаться к завтраку и отвечать на бесчисленные вопросы тетушки. Можно сказать, что она не голодна… или слишком устала… или что у нее болит голова. Она сейчас совсем не желала заниматься бухгалтерией или другими домашними делами. Ей хотелось сделать что-нибудь необычное. Что-нибудь…

Алекса открыла подаренную ей в прошлом году на Рождество шкатулку для драгоценностей, собираясь достать свои любимые гранатовые серьги. И тут Алекса заметила маленький ключик, о котором она совсем забыла, — ключ от сундука ее матери. Алекса почти бессознательно взяла его в руки. Может быть, именно теперь, когда она почувствовала себя такой сильной и независимой, пришло время открыть сундук. Может быть, именно теперь, когда она смогла отделить себя от Хэриет, ей стоит попытаться лучше понять маму и узнать о ней как можно больше.

Сундук всегда стоял в маминой комнате под очень широким подоконником. Алекса вспомнила, что там же стояло и несколько старых коробок, связанных веревкой. В них хранились любимые, но давно вышедшие из моды мамины шляпки. Виктория никак не могла решиться их выбросить.

« — А что в сундуке, мама?

— Да ничего особенного, дорогая. Старая одежда, письма, бумаги — вещи, с которыми я никак не могу расстаться. И не будь такой любопытной!»

«Странно, что наша память сохраняет такие мелочи, а потом как-то совершенно неожиданно мы вдруг вспоминаем о них», — размышляла Алекса, стоя перед закрытой дверью, ведущей в комнату матери. Она вдруг отчетливо представила себе эту комнату, как будто уже вошла в нее. Мама умерла именно здесь, в своей постели с красивыми покрывалами и мягкими простынями, которые всегда так чудесно пахли фиалками и мамой. Иногда она брала Фреди к себе в постель, но Алексу не брала никогда — девочка все время вертелась и очень беспокойно спала. Испугавшись, что решимость оставит ее, Алекса повернула латунную ручку двери. Она была удивлена, когда дверь с легкостью открылась перед ней.

Алекса переступила порог и огляделась. Она ожидала найти здесь знакомые запахи, но в нос ударил резкий запах карболки. Кровать казалась голой, потому что на ней не было ничего, кроме матраса и свернутого одеяла. Ни чудесных покрывал, ни кружевных наволочек, ничего того, что Хэриет называла «фривольностями». Не было и великолепных штор на окнах, не было и ярких ковров на полу. Это была совсем другая комната, ничего общего не имевшая с той, которую так хорошо помнила Алекса.

Она выглядела так, как будто в ней никто никогда не жил. Даже дверь, ведущая в комнату папы, раньше всегда распахнутая, теперь была плотно закрыта и даже заперта на ключ. Хэриет, конечно же. Всегда практичная и разумная тетя Хэриет. Именно она постаралась сделать так, чтобы здесь не осталось ни малейшего следа маминого присутствия, чтобы ничто не могло лишний раз напомнить папе о ней, чтобы он наконец успокоился. Все ее личные вещи исчезли, скорее всего, их сожгли.

Неужели голубой сундук и шляпные коробки тоже выбросили? Почти уверенная в том, что ничего не найдет, Алекса подошла к окну и распахнула ставни. Но все оказалось на месте — и сундук, и шляпные коробки. Все было покрыто толстым слоем пыли и затянуто паутиной. А когда она подошла и осторожно отодвинула одну из коробок, оттуда выполз огромный паук, до смерти напугав ее. Она всегда ненавидела пауков! Наверняка здесь спряталось несколько таких чудовищ! Нужно сказать слугам, чтобы они очистили сундук от пыли и паутины, а потом перенесли к ней в комнату, там она сможет спокойно разобрать его.

Присев, как туземцы, поджав под себя ноги, Алекса с отвращением посмотрела на покрытый паутиной замок. Пауки! Огромные мохнатые существа, которых она всегда панически боялась, хотя знала, что большинство из них безвредны. Алекса уже встала и отряхивала пыль со своих рук и с юбки, когда вдруг услышала голос Хэриет. Она почувствовала, как замерло ее сердце.

— Могу я поинтересоваться, чем это ты там занимаешься? Ты не спустилась к завтраку, сославшись на усталость, сказала, что будешь отдыхать, а сама занимаешься какой-то ерундой, разглядываешь тут…

— Вещи мамы — единственное, что у меня осталось в память о ней, разве не так? Я не считаю, что «занимаюсь пустяками», дорогая тетя! — Изумленное лицо Хэриет придало Алексе уверенности, и она продолжала ледяным тоном: — Папа сам передал мне ключ от старого маминого сундука и сказал, что я могу распоряжаться этими вещами по собственному усмотрению. Так хотела мама. В подобных обстоятельствах, думаю, ты простишь мне, если я скажу, что у меня не было причин спрашивать разрешения на то, чтобы войти в мамину комнату и взять то, что мне теперь принадлежит.

— Хэриет, что случилось? Я услышал голоса… А-а! Ты наконец нашла его, дорогая, поэтому я должен напомнить тебе… Она хотела, чтобы ты забрала его себе. Именно ты, и никто другой. Я обещал Виктории. Хэриет, что ты с ней сделала? Выбросила ее из собственной комнаты?..

Папа стоял на пороге, слегка пошатываясь, и его удивление постепенно перерастало в возмущение. Хэриет взяла его за руку и быстро сказала:

— Успокойся, Мартин! И прошу, не делай из себя дурака. Ты должен помнить, я рассказывала тебе. Это доктор велел вытащить все из комнаты и сжечь, чтобы не допустить распространения инфекции. Чтобы, например, не заразилась Алекса, она не болела в детстве корью!

— О-о…

Опустив плечи, папа повернулся и уже собирался уйти, но тут Хэриет, со злостью взглянув на Алексу, сквозь зубы прошипела:

— Ты видишь, как его легко расстроить? Может, он уже забыл…

Она прервала себя на полуслове, увидев, что ее брат резко повернулся и, склонив голову набок, как-то торжественно улыбнулся Алексе:

— А вот здесь моя сестра ошибается. Некоторые вещи я никогда не забываю. Обещания, например. Помнишь, ты обещала мне, что как-нибудь к ужину наденешь одно из маминых платьев? Светло-зеленое, мое любимое! К нему она надевала туфельки цвета бронзы и брала маленькую вышитую сумочку. Как я гордился твоей мамой в тот вечер, когда она впервые надела этот наряд! Я думал, что все мужчины завидуют мне! Помнишь, Хэриет? В тот вечер ты тоже была там с…

— Я не люблю копаться в прошлом, Мартин, и ты прекрасно об этом знаешь. Но я уверена, что, если Алекса дала тебе обещание, она обязательно выполнит его. Думаю, даже сегодня вечером, раз уж она наконец нашла то, что искала. — И, повернувшись к Алексе, Хэриет бесцветным голосом добавила: — Я пришлю кого-нибудь из слуг, чтобы они отнесли сундук к тебе в комнату. Тебе так будет легче. Потом, я думаю, нам всем следует пойти немного вздремнуть перед обедом. Ты со мной согласна, Алекса?

Несмотря на резкий, почти бодрый голос тети, Алекса с болью заметила, что лицо Хэриет как-то неожиданно посерело, осунулось и постарело, поэтому, вместо того чтобы сказать все, что думает, она лишь тихо проговорила:

— Да, конечно, тетя Хэриет.

— Ну, если Виктория думает, что мне следует отдохнуть, то, пожалуй, я так и сделаю. Я так и сделаю.