Опасный мужчина - Роджерс Розмари. Страница 38

– Оружия? От продажи оружия… Полагаю, кто-то должен этим заниматься, производить боеприпасы и…

– Нет, нет, Виктория, все не так, как ты думаешь. Это оружие, инструменты уничтожения, продается любой банде наемников, у которой есть деньги. Речь идет не о законных сделках с иностранными государствами. Знаешь, что это означает? О, я вижу по твоему лицу, что ты знаешь. Да, если группа преступников предлагала деньги за ружья, револьверы, патроны – даже пушки и снаряды, – твой отец продавал их по высокой цене. – Палома откинулась на спинку кресла, на мгновение закрыла рукой глаза, потом снова посмотрела на Тори. – Ты молчишь. Это тебя расстроило или ты тоже считаешь это допустимым способом обогащения?

Внезапно Тори стало холодно, она вздрогнула и обхватила себя руками.

– Нет. Я считаю это гадким. Все деньги, которые он присылал на мое содержание и обучение… Теперь я знаю, почему дядя Симес не желал говорить с папой о его бизнесе. Он никогда не говорил мне об этом, но я чувствовала, что тут что-то не так. Я считала, что просто… Господи, мне противно даже думать о том, что он занимался такими вещами!

– Да, как и мне. Послушай меня, mi hija [32], я скажу тебе сейчас нечто важное: твой отец припрятал большую сумму, потому что не доверял дону Луису и моему брату. Если Себастьян узнает, он продолжит эту гадкую торговлю, продажу смерти невинным людям. Нельзя допустить, чтобы он забрал эти деньги, ты меня понимаешь?

– Но что я могу сделать?

– Ты должна раньше его добраться до счетов и снять с них все.

Тори вздрогнула.

– Я не могу – теперь, когда я знаю, что это грязные деньги, мне всегда будет казаться, что они залиты кровью.

– Тогда потрать их на добрые дела, только не позволь моему брату завладеть ими.

Тори посмотрела на мать. Девушка еще никогда не видела на лице Паломы столько огня и страсти.

– Мама, но почему ты не сделаешь это?

Палома горестно улыбнулась:

– По разным причинам, дитя мое. Я уже стара и слишком устала от борьбы. Я не могу опозорить мою семью, сообщив все властям, а Диего… он всегда был так близок к отцу, я почти не знаю моего сына. Он такой далекий, холодный; мужчины на многое смотрят иначе, нежели женщины. Я не уверена, что могу ему доверять. Даже если его намерения будут благими, он может невольно подыграть Себастьяну. Мой брат умен, поэтому твой отец пошел на хитрости, чтобы спрятать от него деньги и информацию. Себастьян хотел бы править всем миром.

– Неужели ты действительно так считаешь?

– Да, это правда. Дитя мое, есть вещи, о которых ты не знаешь, они произошли так давно… но говорить о них сейчас бессмысленно. Скажи мне, ты возьмешь деньги, прежде чем до них доберется твой дядя?

– Если сумею. Но… как это сделать?

– Ты хочешь уехать из Монтерея?

– Конечно, и я даже разработала план бегства, но потом папа умер, и я решила, что в этом больше нет нужды, потому что я смогу вернуться в Бостон, как только здесь все дела будут улажены. Я всегда полагала, что Диего, как это принято, унаследует дом и земли.

– Ты должна уехать. Я скажу тебе, как это осуществить, но ты должна уехать. Если я сделаю слишком многое, у Себастьяна возникнут подозрения. Ты знаешь кого-нибудь, кто согласится тебе помочь?

– Да, это лейтенант Брок, с которым я познакомилась на пароходе. Думаю, он мне поможет. Больше я никому не доверяю, – мрачно добавила Тори, думая о Нике Кинкейде. Вероятно, он был одним из наемников, которым отец продавал оружие, и с удовольствием запустил бы руки в эти деньги! О, какой глупой она была, если хоть на мгновение нашла его привлекательным!

– Хорошо. Как только ты напишешь записку лейтенанту, я все организую. Я попрошу Района доставить ее этому человеку. Рамон никогда не заподозрит, что я способна предать семью. – Она сверкнула глазами, торжествующе улыбнулась. – Да, ты сильная, nina. Ты сможешь сделать то, что никогда не могла сделать я. О мои загубленные годы… возможно, когда-нибудь ты простишь меня, но мое спасение – в одиночестве. Вероятно, если бы я рассказала тебе кое-что о моем прошлом, ты сумела бы простить меня за мою теперешнюю слабость… – Она сделала глубокий вдох, посмотрела на зеленые холмы, вздымавшиеся за асиендой. Заговорив тихим, печальным голосом, напоминавшим бормотание, она начала рассказывать.

История Паломы была типичной для того времени, думала позже Тори в своей комнате, но она могла бы стать основой древнегреческой трагедии. Проявив необычайную дерзость, четырнадцатилетняя девочка влюбилась в Роберто, сына скромного hacendado [33]. Дон Франсиско, отец Паломы, враждовавший с отцом Роберто, запретил ей выходить замуж за ее избранника. Бурно развивавшиеся события завершились смертью Роберто. Это назвали несчастным случаем, но Палома знала правду. Дон Франсиско пришел в ярость, узнав, что ее дочь вынашивает ребенка Роберто, и собрался отправить ее в мексиканский монастырь.

Тогда появился Патрик Райен, американский морской капитан, которого с Франсиско связывал какой-то бизнес. Янки пожелал жениться на девушке, вынашивающей чужого ребенка, в обмен на землю и деньги. Безутешной Паломе оставалось только выбирать между обителью и браком с незнакомцем. Через несколько месяцев после свадьбы родился мертвый ребенок, и женщина замкнулась. Даже появление других детей не уняло ее боли, а спустя некоторое время муж вовсе перестал заходить в ее комнату. Это устраивало Палому. Она стала замкнутой и общалась лишь с тетей Бенитой. Так продолжалось до сегодняшнего дня, когда она доверилась дочери.

Это объясняло многое. Тори почувствовала, что наконец сможет простить мать за годы кажущегося безразличия.

Глава 13

После неприятного разговора с Себастьяном прошла неделя; Тори заставляла себя притворяться кроткой и уступчивой, хотя иногда ей хотелось бросить на дядю презрительный взгляд, сказать ему, что она знает правду.

Но девушка не могла так поступить, не подвергая опасности план, который тщательно разработала вместе с матерью. Палома продолжала изумлять ее; Тори знала, что если бы не советы матери, она могла бы уже оказаться замужем или в монастыре. Именно Палома каким-то образом уговорила Себастьяна выждать некоторое время, прежде чем поднимать вопрос, который мог поставить дона Луиса в неловкое положение. Поэтому Тори оставили в покое, хотя и наблюдали за ней более тщательно, чем хотелось бы девушке. Кто-то всегда находился возле нее, прогуливался по саду вдоль края маленького тенистого дворика или по коридору возле спальни – долгими ночными часами Тори слушала шум шагов.

Все это приводило ее в бешенство, и приходилось прилагать большие усилия, чтобы сдерживать себя и демонстрировать покорность.

Уже две недели прошло после смерти отца, но Тори часто вспоминала день похорон, маленькую часовню и кладбище на высоком берегу океана. Здесь стояли согнутые ветром деревья, стволы которых под действием ураганов и соленого воздуха превратились в молчаливых побелевших стражников. Фамильный склеп был выложен из камня с вырезанными на нем изображениями ангелов, виноградных гроздьев и сцен небесной жизни. Присутствующие молча наблюдали за тем, как священник покачивал потиром и читал молитвы. Тори старалась сосредоточиться на ритуале, но все равно думала о будущем.

Бесполезно надеяться, что она сможет забыть о происшедшем между ней и отцом, тем более что после похорон дядя Себастьян начал диктовать ей свою волю. Чтобы избавиться от него, она, сославшись на головную боль, отправилась с Колетт домой. Возвращаясь, Тори заметила Ника Кинкейда, стоящего возле стройного мексиканца, показавшегося ей знакомым. Испытывая неистовое желание поскорее скрыться от дяди, она не остановилась, а лишь кивнула на ходу. Даже когда лейтенант Брок задержал ее, чтобы выразить соболезнования – он с сочувствием на лице задержал руку девушки в своей дольше необходимого, – Тори слегка нахмурилась, но позволила Дейву проводить ее до асиенды.