Мой желанный убийца - Рогожин Михаил. Страница 16

Лежа пьем шампанское из горлышка, передавая бутылку из рук в руки.

Курим. Никаких чувств, кроме освобождения от напряжения, страха. И вялое разочарование. Столько страшного сулила эта встреча, а получилось — соблазнила и трахнула мужика. Ни за что ни про что. Правильно сделала Наташка, что взяла у него деньги. За такое мучение. Вадим Борисович кладет руку мне на грудь.

Неприятно. Вспоминаю боль, которую его руки мне причинили. Он начинает заигрывать. Видать, отдышался. На вторую хочет раскрутить. Если бы знал, как не хочется. Сопротивляться бессмысленно. Все равно идти некуда. В ответ ласкаю рукой член. Смешно ощущать, как он шевелится, волнуется, растет. Надо подольше заводить, чтобы засунул и сразу кончил. Но Вадим Борисович распалился и лезет на меня сам. Такой тяжелый, неудобный. Дышать нечем. Член ввел и затих. Чего он, интересно, ждет? Мне под его тяжестью не двинуться, не шелохнуться. Как-то странно постанывает, скорее охает. Пытаюсь раскачать его бедрами. Не получается, слишком массивный. Шепчу сдавленным голосом:

— Вадим Борисович, давайте лучше поменяемся местами.

— Нет, мне так хорошо, — сообщает он. Но все же начинает медленно двигаться. Вернее, его живот перекатывается по мне. Вспоминаю, как в пионерском лагере бросались подушками. Иногда они плашмя падали прямо на живот.

Впечатление то же самое.

Смешно. Вместо того чтобы ощутить член, ощущаю живот. Может, он вообще выскочил? Так и есть. Сдал в размерах, и одна головка еще держится между моих губ. Пытаюсь взбодрить его рукой. Крепко сдавливаю у самого основания.

Дергаю резко и быстро. Получается. Наливается силой. Тычу им сама в себя. Вадим Борисович, видать, мечтал об этом. Блаженно засопел. Приподнялся на локтях, чтобы не сковывать движения моей руки. «Когда же ты, гад, кончишь?» — злюсь я.

В этот момент из него полилось. Вадим Борисович что-то бормочет и валится на бок. Можно перевести дыхание. Пока отдыхаю и злюсь на невозможность подмыться, Вадим Борисович, раскинувшись на спине, сначала прерывисто, а вскоре, войдя в раж, заполняет храпом душную темноту салона. «Хорош убийца — натрахался и спит», — думаю я. Сижу в темноте. Пью коньяк, заедаю конфетами. Спать совершенно не хочется. Чем бы заняться? Вынужденное безделье ужасно утомляет.

Случайно ногой переворачиваю коробку с презервативами, и идея приходит сама собой. Достаю из сумочки губную помаду и катушку ниток, которую вместе с иголкой на всякий случай таскаю с собой. В салоне довольно светло от выглянувшей полной луны. Это позволяет надувать презервативы, завязывать их, как воздушные шарики, и рисовать на каждом пухлую физиономию Вадима Борисовича в очках. Иногда получается очень похоже. Вообще-то я рисовать умею. В школе на уроках постоянно рисовала всякие шаржи. Могла бы стать художницей. Но для этого ведь учиться надо. Разукрашенные презервативы выпускаю через окно на волю. Но они никуда не хотят лететь. Наверное, нет ветра. Прыгают рядом с дверцей.

Некоторые пристроились на радиаторе. Парочка зацепилась за антенну. Смотрят через стекло на меня своими дурацкими мордами. Я продолжаю надувать и разрисовывать. Еще немного — и портрет Вадима Борисовича смогу рисовать с закрытыми глазами. Сколько же он накупил презервативов? Никак не кончаются. Уже губы устали и язык щиплет. Но зато уже почти весь «мерседес» утопает в мордах Вадима Борисовича, словно в белой пене. Давно я так не веселилась! Коньяк не кончается, презервативы — тоже, одна помада тает на глазах. Вадим Борисович продолжает храпеть. Ничего, проснется, увидит и порадуется от души, глядя на свое изображение. За этим милым занятием и не заметила, как просочился рассвет.

Какие мордочки получились! Умора! Губки бантиками, глазки пуговками, нос огурцом, волосы червяками извиваются на голове. Очки придают тупому выражению высокомерие и значительность. Сколько нарисовала, а ни разу даже не взглянула на спящего борова. Прохожие пойдут мимо и решат, что свадебный кортеж снаряжается. Конечно, те, кто презервативы от шариков отличить не в состоянии.

Жалко, что все белые. В разноцветных Презервативах «мерседес» смотрелся бы сногсшибательно. Хватит. Пора и честь знать. Допиваю коньяк, достаю из кошелька Вадима Борисовича пятитысячную бумажку. Мне бы хватило и тысячи, но кто же виноват, что у него мельче купюр нет. Быстро одеваюсь и осторожно вылезаю из машины, стараясь не расшвырять презервативы, осаждающие «мерседес». Быстрее поймать машину — и домой. Лечь и наконец выспаться. Какая же я дура! Вчера в «Праге» Наташку поминали. Все были. Красиво, наверное, а я с этим козлом трахалась. Но если не он задушил, то кто? Где искать? Кроме меня, никто не найдет и не отомстит.

Лимон не решился вплотную подъехать к «мерседесу». Вначале ему показалось, что машину завалило снегом. Потом, когда наружу вылезла Ольга, и от ее ног стали разлетаться легкие белые шары, он присвистнул от удивления.

Девушка не обратила внимания на невзрачные «жигули» ночного знакомого и чуть не бегом заторопилась к находящемуся неподалеку дому, уже засветившемуся желтыми квадратами огней. Немного подождав и убедившись, что она не вернется, Лимон вылез из машины, снял дворники, спрятал внутрь, аккуратно закрыл дверцу на ключ, проверил остальные и, Убедившись, что за ним никто не наблюдает, направился к «мерседесу», утопающему в презервативах.

Вадим Борисович проснулся от жесткой тряски. Незнакомый мужчина дергал его за локоть. Открыв глаза, он долго не мог оклематься от сна. Но рука инстинктивно ползла под кожаную подушечку. Еще мгновение, и на Лимона уже наставлен «Макаров».

— Вон из машины, — прошептал Вадим Борисович.

— Что это вы, Вадим Борисович, по утрам пистолетиком балуетесь? — весело и даже озорно спросил Лимон. — Таких гостей, как я, с улыбкой встречать надо.

— Выйди из машины, тогда поговорим, — продолжает настаивать плохо соображающий Вадим Борисович.

— Куда выходить? Посмотри, что за окном твоего «мерседеса» творится, — смеясь, сопротивляется незнакомец.

Вадим Борисович смотрит на капот. В его глазах проскальзывает растерянность. Прямо в ветровое стекло на него глядят надутые презервативы, размалеванные красной губной помадой. Морды все почему-то смахивают на его собственное лицо.

— Это ты? — выдавливает из себя бизнесмен.

— Нет. Ты, — разводит руками нахал.

— Какого черта?! — агрессивно рычит Вадим Борисович.

— А ты спроси у девушки. Она что — художница? — не унимается Лимон.

— Не твое дело. Вылезай из машины, иначе эта штука выстрелит.

— Хорошо, — соглашается Лимон, — но визитку-то оставить могу?

— Зачем мне твоя визитка?

— Как знать, может, заинтересуешься.

— Оставляй.

Лимон лезет в карман и достает лимонку. От неожиданности Вадим Борисович вздрагивает. Лимон выжидает, потом спокойно спрашивает:

— Поговорим?

Вадим Борисович не сводит взгляда с гранаты:

— О чем?

— О том, что лежит в багажнике.

Теперь все встало на свои места. Бизнесмен понял, что на него наехали. Значит, девчонка неспроста заманила его на край Москвы. А он, дурак, вместо того, чтобы сидеть дома за бронированной дверью с коробкой у ног, поддался на ее уловку. Рука с пистолетом опустилась раньше, чем Вадим Борисович понял, что сопротивление бесполезно. Машина наверняка окружена.

Он попал, вернее — сам приехал в ловушку.

— Правильно, — поддержал его жест Лимон. — К чему зря пистолетом размахивать, он же может выстрелить. Потом хлопот не оберешься. А насчет девушки плохого не держи. Она ни при чем.

— Кто ж меня сюда заманил?

— Твоя собственная глупость. Давай куда-нибудь отъедем. Скоро народ побредет на работу. А тут везде презервативы с твоими портретами летают.

Вадим Борисович машинально привел сиденья в вертикальное положение и медленно, осторожно поехал. Два презерватива, зацепившись за антенну, никак не желали расставаться с «мерседесом». Вадим Борисович посмотрел на рэкетира.