Мой желанный убийца - Рогожин Михаил. Страница 22
— Мне открылось! Все сейчас есть начало! Начало великого конца.
Почему конец света предрекают в двухтысячном году? Положим, ссылаются на Святое Писание. Неверно. Апокалипсис уже раскручивает увертюру своего грандиозного реквиема. Как всегда — начинается с России. Десять лет мы будем пребывать в хаосе, терзаниях, гниении. Мы получим сполна за наше богоотступничество. Живые позавидуют мертвым. Я — Наталье. Она могла бы превратиться в один из предсказанных ужасов. Стать исчадием ада. Но Господь смилостивился и забрал ее.
Не позволил погрязнуть ее душе в общем грехе. Выделил ее.
— Ну да. Еще скажи — повезло девке, — не выдерживаю я. Пьяный бред раздражает куда больше, чем даже умные речи. Пат смотрит на меня с сожалением и ненавистью. Он двинулся головой. Возьмет и вцепится своими лошадиными зубами в меня. О Боже!
— Дура! — Кричит Пат. — Ты еще настрадаешься! Изнеможешь от страданий. На стену полезешь от собственной жизни. Но никто не сжалится. И никто не убьет тебя. Мы первые из обреченных. За нами рухнет старая Европа. Она будет подыхать среди своих источающих зловоние супермаркетов, будет разлагаться от болезней. Ее будут насиловать и истязать обезумевшие люди, хлынувшие с гигантских просторов России. Никакая армия, никакая бомба не сможет остановить эту войну всех против всех.
— Пат, мне страшно, — с мольбой прошу я. Хорошо, что у меня нет сил пугаться по-настоящему. Ужасно, если он сойдет с ума. Все-таки отец Наташки. Пошел и снова опустился на колени перед иконами. Прямая спина, синий халат, седая голова на фоне икон немного успокаивают меня. Затих. Не шелохнется. После долгого молчания вдруг заявляет:
— Россия должна была выбрать мусульманство.
Кому сказано — мне или иконам? Лучше уйти отсюда, но невозможно оторвать голову от спинки кресла-качалки. Пытаюсь ногами нащупать пол. Не получается. Кресло парит в воздухе. Скорбная синяя фигура Пата остается внизу.
В своем полете боюсь одного — столкнуться с люстрой, тревожно позвякивающей кровавыми, желтыми и зелеными подвесками.
«Мерседес» блуждал по Москве. Метель не унималась. Вадим Борисович боялся, что оперативники потеряли из виду его машину. Лимон молча курил на заднем сиденье и изредка командовал, куда поворачивать, Несколько раз они резко тормозили у бордюра. Но бросили эксперименты после того, как их чуть не раздавил нависший над багажником «КамАЗ». Вдоволь накатавшись, Лимон неожиданно спросил бизнесмена:
— Вадим Борисович, ты как считаешь — менты устроили засаду в «Советской»?
Внутри у Вадима Борисовича что-то треснуло. Такое ощущение, что разорвалось сердце. Дикая боль заполнила грудь и гвоздем застыла в левом боку.
Надо отдать должное выдержке бизнесмена. Внешне никаких проявлений не последовало. Ответил не сразу, так как в первый момент задержал дыхание.
Пришлось медленно выпускать воздух из легких, чтобы не разоблачить свой испуг сильным выдохом.
— Могут, конечно, если кто-нибудь заложил.
Лимон неестественно громко засмеялся:
— Нет! Мой отрыв известен тебе и мне.
— А тем, кто будет прикрывать твой уход в гостинице? — не понял Вадим Борисович.
— Никто, господин Вадим, про меня там и не слыхивал.
— Как?
— Гостиница для отмазки. На всякий случай. Чтобы ты не мучал меня вопросами, куда мы едем.
— А тогда как же? — дрогнувшим голосом, потеряв самообладание, спросил Вадим Борисович.
— По пути выберусь. Давай-ка выворачивай к Белорусскому вокзалу.
Бизнесмен послушно исполнил приказание. В его голове хороводом закрутились черные мысли. Остановить их, чтобы сосредоточиться хотя бы на одной, он был не в состоянии. Кассир ему не доверяет. Значит, может в любой момент пристрелить как ненужного свидетеля. Даже если менты не упустили его «мерседес», он сам настаивал, чтобы они не вмешивались до гостиницы. Допустим, Кассир просто выскочит из машины. Его вряд ли поймают в такую погоду. Тогда им останется крутить на допросах самого Вадима Борисовича… Кассир решил обдурить всех. Единственный приемлемый выход из создавшейся ситуации — это остаться в живых. Как только они подъехали к Белорусскому вокзалу и остановились на светофоре перед въездом на мост. Кассир приставил пистолет к голове бизнесмена:
— Теперь слушай внимательно. Одна маленькая оплошность — и твоя голова разлетится на куски. Сейчас на тихой скорости съезжаешь на малую дорожку к часовому заводу. Едешь впритирку к бордюру. Колесами должен его чувствовать.
Возле второго дерева резко тормозишь. Радиатор должен замереть на одной прямой с деревом. Не дай Бог не доехать или переехать. Понял?
— Не совсем.
— Достаточно. Поехали.
Машина медленно выехала на мост. Лимон резко подвинул переднее сиденье вплотную к панели и, воспользовавшись двумя приваренными ручками, открыл в днище «мерседеса» вырезанный в мастерской люк. Вадим Борисович понял причину преследовавшего его стука. Спрашивать было не о чем и некогда. Пистолет касался дулом его затылка. Проехали мост. Лимон переложил в сумку из кейса корейца пачки долларов. Вадим Борисович дрожащими руками крутил руль. Страх сковал его мозг. Он готов был слепо повиноваться. Лишь бы поскорее исчез Кассир и затылок перестал бы испытывать мерзкое касание железа. Лимон чувствовал состояние бизнесмена. Поэтому диктовал, как лучше и мягче подъехать к дереву.
Дернувшись, машина замерла в точности у хилого ствола. Вадим Борисович с нежностью уставился на него. Лимон согнулся и протянул руку в зияющую дыру, постучал по железу условным стуком. Люк, закрывающий дорожный колодец коммуникаций, легко отъехал в сторону. Лимон бросил вниз сумку и спустил ноги в люк. Вадим Борисович обернулся. Исчезающий из машины Кассир дал последние указания:
— Посчитай до десяти и мчись на всех парах к гостинице.
Голова Кассира исчезла под днищем. Вадим Борисович услышал лязг железного люка. Несколько раз им повозили по асфальту, и, наконец, с глухим звуком он улегся на место в свой паз. Считать до десяти Вадим Борисович не собирался. Он мгновенно вырулил и быстро набрал скорость. Нужно успеть сообщить ожидающим в гостинице ментам, где спрятался Кассир. Возможно, его успеют схватить. Если бы бизнесмен обернулся, он еще заметил бы, как на то место, откуда он отъехал, припарковался зеленый рафик. Но Вадиму Борисовичу не до того было. Вот уже справа появились мачты фонарей над стадионом «Динамо». «Мерседес» мчался на красный свет. Только бы успеть! Голова бизнесмена пылала, в груди билась радость освобождения и жажда мести. Даже непонятно, как в таком состоянии он умудрился услышать тиканье часов. Сначала решил, что Кассир потерял их, когда вылезал из машины. Хорошая улика! Потом вдруг похолодел. Он не спрашивал себя, почему тикают часы, он отчетливо понял — сейчас взорвется!
Изо всех сил давя на гудок, он въехал на пустынную аллею расположенного посреди шоссе бульвара. «Мерседес» замер. Вадим Борисович открыл дверцу, но выйти не смог. Наручники не пускали. В неистовом напряжении он принялся выламывать руль.
Из двух машин, устремившихся за «мерседесом», по бульвару бежали парни в спортивных куртках. Вадим Борисович уперся ногой в сиденье и из последних сил дергал на себя стояк руля. Что-то там у основания треснуло. Нужно было еще поднапрячься. Но не успел…
Взрыв прогремел сухо и коротко. Куски машины полетели не вверх, а в стороны. Крыша оторвалась от опор и пролетела сквозь застывшего бизнесмена, отсекла голову и левое предплечье с рукой. Остатки «мерседеса» тут же запылали.
Приблизительно в это же время из зеленого рафика спокойно вышел Лимон с сумкой в руке. Не оглядываясь, он направился под мост ко входу в метро. Через пару минут из этого же рафика вылез молодой парень в кожаной куртке. Захлопнул дверь и скрылся в переулке. А еще через несколько минут рафик запылал.
На широкой, занесенной снегом террасе, венчающей один из выступов помпезного желтого дома сталинской эпохи, стояла женщина в зеленой шелковой кружевной комбинации, почти не скрывающей ее наготу. Длинные породистые ноги были сомкнуты. Снег слегка подтаивал вокруг точеных ступней, подчеркивая элегантность маленьких пяток, красивый овал трогательно-утонченных пальцев с отсвечивающими перламутровыми ногтями. Руки женщины были подняты над головой и казались двумя грациозными животными. Все ее тело серебрилось от налетевших снежинок. Недлинные золотисто-пегие тонкие волосы волновались при каждом порыве ветра. Внизу под террасой гремело, лязгало, хрипело Садовое кольцо. Мокрая грязь из-под колес машин расплескивалась на суетливо снующих прохожих. А наверху в бело-сером свете полудня-полусумрака в объятиях пушистой метели царствовала женщина. Из большой гипсовой вазы, украшающей широкие перила, выглядывала маленькая елочка, позвякивая серебряными безделушками. Женщина почти не дышала, потому что пар не клубился возле ее полуоткрытых тонких почти одного цвета со щеками губ. Снежинки цеплялись за длинные накрашенные ресницы и занавешивали большие темные глаза. Вокруг женщины, не обращая внимания на метель, разгуливал рыжий с лиловым оттенком петух. Он гордо нес свою большую голову с массивным клювом и склонившимся от собственной тяжести бордовым гребнем. На снегу отпечатывались крупные четырехпалые следы. На противоположных от гипсовой вазы перилах сидел и меланхолически наблюдал за полетом снежинок пушистый мордастый сибирский кот.