Мой желанный убийца - Рогожин Михаил. Страница 45

— Тебе снится Наталья? — вопрос задается безразличным тоном, что меня задевает.

— Постоянно!

— Выходит, один из ее козлов.

— Нет. Мой знакомый. Случайный…

Пат только и ждет, чтобы вернуться к происшедшему. Падает телом на меня. Чувствую ногами его костлявую тяжесть. Не сопротивляюсь. И не слушаю.

Он кричит:

— Тащить в койку случайного подонка? А кто тебе дал право?! Здесь траур! Вы бы еще на могилке совокуплялись! Хочешь продолжать ту жизнь, что вела моя дочь? Не позволю!

— Тебя не спросила, — огрызаюсь в ответ. Значит, все-таки слушаю.

— Ах так?! Помяни мое слово, закончишь, как она. Одинаково подохнете! — в приступе ненависти Пат сжимает до боли мои ноги.

Размахиваюсь и наотмашь бью его по лицу. Аж пальцы хрустят. Зато сразу умолкает. Застывает с раскрытым ртом. На его лошадиных зубах какая-то пена. Бедняга! Второй раз за утро получает по морде. Сейчас начнет бить меня.

Пусть бьет. Закрываю глаза. Отдаюсь своему безволию. С невыносимым трепетом сладострастно ожидаю удара. Сотрясаясь от утробных рыданий, Пат валится на кровать сбоку от меня. Его подкидывает от всхлипов. Ощущение такое, будто бьется и хватает ртом воздух, как холодная скользкая рыба. Брезгливо отодвигаюсь от него. Боже, как глупо. Чего мы мучаем Друг друга? Лучше бы ударил, чем закатывать истерику.

— Успокойся, Пат. Это нервы. Каждый переживает по-своему. Не думай обо мне плохо. Я поклялась найти убийцу. И найду его. Ты — отец, имеешь право знать все. Он в ту ночь после Наташки был со мной…

Пат резко замолкает, будто еще раз схлопотал по фейсу.

— Никому бы не призналась. Тебе как отцу говорю. Произошло невероятное. Я слышала, когда он пришел. Но быстро заснула. Очнулась, а он уже лежал рядом. Как ты сейчас. Ласкал меня. Прости, о таком сообщать вроде бы не полагается, но он был обалденный любовник. Такого ни позабыть, ни спутать невозможно. До сих пор такое чувство, что Наташка умерла от счастья. Я бы тоже могла. Сейчас пробую с каждым мужиком, вызывающим подозрения. Никакого сравнения. Тот мужик — единичный экземпляр. Один на миллион. С ним умереть — полный отпад. Поэтому рано или поздно я его найду. У меня осталась Наташкина записная книжка. Там наверняка есть его телефон. Не сердись на меня, Пат. Я не такая блядь, как ты думаешь.

Пат медленно поворачивается ко мне лицом. Оно совершенно преобразилось. Смотрит на меня с обалденной преданностью. Лошадиные зубы исчезли за таинственной улыбкой. Прямо как у Мадонны. Не певицы, а нарисованной. Протягивает ладонь и проводит по моей щеке, к шее и дальше по плечу. Вздрагиваю от легкого прикосновения его волосатой руки. Неожиданно раздается звонок. Хватаю телефонную трубку, но понимаю, что звонят в дверь. Пат быстро встает и чуть ли не мчится в свою комнату. Боится… Кого несет черт?

Боже. Только бы не Лимон. Второй раз его не вынесу. Открываю. На пороге улыбающийся человек с красными розами. Просто чудо какое-то. Вокруг — мрак, В голове — мрак, а он беззаботно улыбается. Полненький, кругленький, с бородкой.

Без шапки. В зеленом пальто раструбом. Прямо бутончик какой-то.

— Вы Оля? — спрашивает с мягким придыханием.

— Оля.

— Тогда цветы предназначены вам. Я знаю о трагедии, постигшей Натусю. Что делать. Все под Богом ходим. Представляю, какие испытания обрушились на вашу юную душу. Мы тут, вернее, я тут мимо проезжал и решил навестить. Выразить соболезнование.

Непонятный мужик. Даже не знаю, как поступить дальше. Чтобы что-то ответить, спрашиваю:

— Вы когда в последний раз видели Наташу?

Мнется:

— Гм… гм… гм… Наши встречи, сами понимаете, не носили регулярный характер. Они… так сказать, более интимны. Мы предпочитали не выставлять их напоказ. Гм… гм… Вы, я знаю, близкая подруга?

— Да, — Боже, неужели и этого подозревать? А почему бы и нет?

Культурная улыбочка не показатель. — Заходите. Я только проснулась. Вернее — еще не ложилась.

— Ни в коем случае, — театрально замахал руками Бутончик.

— Чего же вы хотите?

— Меня зовут Альберт Васильевич. Проще — Альби. Заехал пригласить вас на элегантный уик-энд в очаровательный уголок Подмосковья.

— Зачем? — спрашиваю, стремясь вложить в интонацию максимум презрения. Бутончик на глазах зарделся:

— Вы не поняли. Натуся всегда была в восторге от наших поездок.

— И поэтому ее задушили? — перебиваю я.

— Что вы! Мы с женой скорбим об этой потере.

— Вы с женой? — тут уж я приторчала.

— Разумеется, — радуется он. — Моя жена — прелесть. Вам понравится с нами.

Мне почему-то становится смешно. Теперь мы улыбаемся вместе. Надо же! Оказывается, существуют нормальные люди, у которых есть нормальные жены.

Почему Наташка никогда не знакомила с такими приятелями? Выглядит он вполне прилично. Такой мэн. С ним не страшно. Наверное, даже весело. Пока раздумываю, как поступить, с шумом открывается дверь из комнаты Пата. Спиной чувствую его бешеную злобу.

— Не смей никуда с ним ездить!

Бутончик отшатывается от порога. Вот умора! Пат решил мне приказывать!

— Не пущу! — захлебывается он.

Теперь уж я точно поеду. Поворачиваюсь к нему:

— А может, это и есть он?

Пат трясет головой:

— Дура! Какой из него убийца?

— Что вы, что вы, — суетится Бутончик, — я и мухи не обижу.

— Ладно, едем! Ждите в дверях, — и бегу в свою комнату. Мимо кипящего злобой Пата. Боже, заманал! Меня только заведи! Назло я способна совершить что угодно. Сбрасываю халат. В комнату бесцеремонно заваливается Пат.

Какая наглость! Морда наглая и зверская. Кричу что есть мочи:

— Вон! Я же голая!

Пат умоляюще шепчет:

— Не надо с ним ездить. Послушай меня. Мы вместе найдем убийцу. Я многое знаю…

— Уйди. Нечего лезть в мои дела. Вернусь — расскажешь, — никакого смущения от его присутствия вообще-то не испытываю. Продолжаю одеваться. Он видит мое упрямство и понимает, что дальнейшие уговоры бессмысленны. Молча уходит.

Через несколько минут я готова и стою возле «волги» Альберта Васильевича. Навстречу мне из машины вылезает улыбающаяся очаровательная женщина в шикарной шубе. Ей, конечно, за сорок, но ухоженная, точно клумба.

— Маргарита, — протяжно почти шепчет она. И немного щурит глаза.

Как хорошо, когда тебе все улыбаются. С удовольствием жму ее маленькую горячую ладошку. Пальцы усыпаны бриллиантами. Не слабо. Бутончик предлагает сесть впереди. Я отказываюсь и лезу на заднее сиденье. Ничего, на мне тоже улетная шуба. Возможно, от этого возникает отличное настроение. Такого не было со времени убийства Наташки. Едем унылыми московскими улицами, но серый мрак не давит на психику. Альберт Васильевич энергично спорит с женой, возле какого валютного магазина лучше остановиться. Называет он ее Маргуша. В салоне потрясающий аромат французских духов. Пахнет чистотой, радостью, ландышами.

Совершенно не укладывается в голове, куда и зачем еду с ними. Так бы ехать, ехать и ехать… Останавливаемся возле супермаркета на Тверской. Меня оставляют в машине. Маргуша надевает огромные очки и тем же полушепотом спрашивает:

— Что ты, милочка, пьешь? Почему-то неудобно говорить ей про «Кровавую Мери». Улыбаюсь в ответ:

— Все, что предпочитаете вы.

Она счастлива. Я тоже. Беззаботно откидываюсь на велюровые сиденья и закуриваю. Из динамиков обволакивающе звучит голос Патрисии Каас. Глаза сами закрываются. Боже, сколько же я не спала… Сигарета падает вниз на коврик. Не могу заставить себя поднять ее.

Солнце… Я же чувствовала, что оно где-то рядом. Поэтому и настроение улучшилось. Желтый бархатистый песок лениво перекатывается под ногами. Идти по нему трудно, но весело. Теряю равновесие. Падаю. Песок на зубах, в волосах. Сплевываю, смеюсь, бреду дальше. Впереди голубое-голубое море. Нет. Оно синее. Просто лучи солнца пронизывают его глубины, и оно светится изнутри голубым светом. Тихие волны без пены лижут песок. На одиноком валуне сидит девушка. Сначала показалось, что она в чем-то белом. Подхожу ближе и узнаю обнаженную фигуру Наташки. Она меня не видит. Спустила ноги в море.