Час Совы - Рокотов Сергей. Страница 49

14.

… — Да выпустите меня отсюда, наконец! — кричал Рыльцев, барабаня в железную дверь ангара. — Я есть хочу! Вы не имеете права! Я пожилой человек, мне семьдесят пятый год идет! Поимейте совесть!

Он неоднократно принимался за штурм железной двери, но за ней стояла зловещая тишина. Сколько он провел тут времени, он и сам не знал, но, наверняка, не менее двух суток… Кружилась голова, в желудке были страшные голодные рези, слабели руки и ноги… Он ложился на холодный пол, лежал там некоторое время, а затем снова бросался на железную дверь.

— Выпустите меня!!! — надрывая горло, кричал он. — Я согласен на ваши условия! Я согласен! Согласен! Согласен!

Когда он повторил это магическое слово не менее раз двадцати — тридцати, железная дверь стала потихоньку открываться.

— Чего орешь? — пробасил верзила с маленькой как у динозавра коротко стриженой головой и поросячьими глазками почти без ресниц и без бровей.

— Чего ору, говоришь? Жрать хочу, выйти отсюда хочу! Мне семьдесят пятый год идет! У меня кончился даже валидол! Совесть поимейте!

— Да ладно тебе, — зевнул верзила. — Чего нет, того нет… — А насчет пожрать, это можно… Это нам запросто. — Он вытащил из кармана кожаной куртки кусок мягкой белой булки и протянул её Рыльцеву. — На-ка вот, пожуй от души, горемыка…

Рыльцев хотел было облить недоумка ушатом холодного презрения, но вместо этого выхватил у него кусок отъеденной им булки и стал жадно жевать.

— Ладно, я пошел, — широко зевнул верзила. — А насчет валидола я пошурую, есть тут у нас один больной-притворной, глядишь, у него в штанах и завалялась таблеточка. С похмелюги он их сосет, помогает, говорит, — заржал он.

— Да не нужен мне твой валидол — закричал Рыльцев. — Мне нужна свобода! Я хочу домой!!! Я согласен на условия, согласен!

— На чьи условия?

— На условия Ники… Да что вы придуриваетесь, в конце концов?!!!

— Заткни свою пасть! Не знаю я никакой такой Ники! Мозги только полощешь, старичман!

— А какого рожна я тут сижу? — продолжал возмущаться Рыльцев с набитым мягкой булкой ртом.

— Сидишь, значит, надо, — криво усмехнулся верзила. — А мне что? Мне приказали, я караулю, прикажут — выпущу… А прикажут — порву, — счел нужным добавить он, снабдив эту ремарку лошадиным гоготком.

— Да кто твой начальник, пахан, бугор, как там у вас? — настаивал Рыльцев, тем временем полностью уничтожив мягкую булку.

— А хрен его знает? — пожал плечами верзила. — Их много паханов, один я погулять вышел… Вернее, наоборот — не вышел… Торчу тут, мать твою… А ты жучара, как я погляжу… Хорохоришься, будь здоров… Где-то я твою морду видел…

— В кино видел, в кино, я Рыльцев, народный артист СССР, я двадцать семь фильмов снял, и в сорока снялся…

— Точно, — сообразил верзила. — Только постарел ты здорово… Точно… Недавно по телику показывали старый сериал про гражданскую войну… Так ты там комиссара играл, который орал «Ни шагу назад! Всех постреляю!» И маузером здоровенным махал… Надо же, какие люди… Заводной ты мужик, юморной… Всех, говорит, постреляю!!!

— Ну, вот видишь, — обрадовался своей популярности в среде уголовных элементов Рыльцев. — Так и выпусти меня отсюда… Чего держать? От меня никакого проку нет, фильмов не снимаю, денег нет… У нас просто с Никой старая разборка, не поладили двадцать лет назад, неразделенная, так сказать, любовь… А теперь она стала крутая, решила отомстить…

— Да какая там Ника? — не понимал верзила. — А отпустить я не могу, я бы отпустил, так ведь порвут…

— Ну хоть закурить тогда дай…

— Это можно, кури на здоровье, артист… И я с тобой покурю, буду потом хвастаться, что с тобой курил… А если пристрелить прикажут, тем паче буду хвастаться…

Он протянул Рыльцеву пачку «Парламента» и дал прикурить. В это время в открытую дверь ангара заглянула другая рожа, как две капли воды похожая на первую. И Рыльцев понял, что никак ему отсюда не сбежать.

— Эй, — орнул первый верзила второму. — Звякни там Роману, скажи, этот согласен на что-то там…

— Ща позвоню, — лениво отозвался второй.

Рыльцев и его страж сидели на корточках и курили.

— Да, вот такие они дела, — решил разрядить молчание верзила.

Потом помолчали опять. Вскоре вошел второй.

— Позвонил я. Занят он. Говорит, некогда. На толковище собирается в Павлово-Посад. Пусть пока посидит, говорит…

На лице Рыльцева появилось выражение отчаяния. Но второй верзила добавил:

— Пожрать, говорит, дайте ему…

Рыльцев облегченно вздохнул. После того, как он съел булку, аппетит разыгрался с невиданной силой. Таким голодным он был в последний раз в сорок пятом году, когда приехал в прохорях и телогрейке в Москву. С тех пор голодать как-то не приходилось, разве что отлеживаться на диете после обжорных банкетов и тусовок.

— Ща сварганим что-нибудь, — вяло произнес первый верзила и вышел из ангара.

И тут Рыльцев, не ожидая сам от себя такого, стал тихо пробираться к открытой двери. Вышел и обомлел — никого вокруг. Где-то вдалеке около машины копошились два верзилы, вытаскивая из неё что-то. И Рыльцев тихо и незаметно юркнул в другую сторону.

Оказался на какой-то запыленной дороге. Увидел грузовик, едущий в его сторону и поднял руку.

Грузовик остановился.

— Везти чего? Груз какой? — спросил пожилой водитель. Но тут узнал знаменитого актера и расплылся в улыбке.

— Игнат Рыльцев?

— Он самый, — гордо подтвердил Рыльцев. — Слушай, друг, я тут попал в передрягу. Увези отсюда подальше!

— Да своего любимого актера хоть на край света! — крикнул водитель, и Рыльцев вскарабкался в машину. Грузовик взревел и, создавая клубы пыли, помчался по дороге.

— Мы где? — поинтересовался Рыльцев.

— В районе Кузьминок… Вам куда?

— В ближайшее отделение милиции! Шантаж! Рэкет! Бандитизм! — кричал Рыльцев, потрясая кулаками. — Но ничего, я им покажу! Узнают они, как связываться с народным артистом! Остались у меня ещё связи там, где надо!

— Вот сволочи, — согласился поклонник. — Ничего нет святого…

— Вот именно! Ничего святого! Отморозки проклятые! Но ничего, мы посмотрим, кто смеется последним!