Охота на человека - Рокотов Сергей. Страница 3

Услышав его крик, вздрогнули мать и Наташа и подошли к ним.

— Что случилось? — встревожилась мать.

— Вы вообще-то кто такой? — вытаращив глаза и сжав кулаки, начал наступать на Виталика Савченко.

— Я Алешкин Виталий Сергеевич. Я ехал с вашей женой в одном купе. Только она из Москвы, а я сел… на одной станции.

— Прекратите! — крикнула Савченко мать. — Я целый год ждала сына, а вы… Вы в чем-то обвиняете его…

— У меня похитили жену, у меня требуют чудовищный выкуп, — истерически произносил Савченко. — Кстати, где был ваш сын этот год?

— Я был в заключении, — выпалил Виталик.

— Ах, вы, к тому же еще и уголовник, — скривил тонкие губы Савченко. — Я все понял… Вы в доле, вы соучастник… Милиция! Милиция!!!

— Прекратите! — вмешалась Наташа. — Он никакой не уголовник. Он сидел из-за того, что его оклеветали. Он учитель истории… Их семью тут хорошо знают. Его покойный отец Сергей Витальевич Алешкин проработал здесь всю жизнь, его дед ветеран войны…

— Какое мое до всего этого дело? Мало ли у кого кто отец и кто дед? Милиция!!!! — визгливым голосом завопил он.

На его крик прибежал дежурный.

— Вот…. — Савченко протянул милиционеру записку. — Этот человек передал мне ее. Он уголовник, только что из заключения. Он сам об этом сказал.

Милиционер прочитал записку, покачал головой.

— Вас придется задержать, — мрачно поглядел он на Виталика.

«Начинается» — подумал Виталик. — «Не успело кончиться, и уже начинается…»

— Документы имеются?

Виталик протянул ему справку об освобождении.

— Так, Алешкин Виталий Сергеевич, отбывал наказание в колонии… общего режима по статье сто четырнадцатой. Следует в город Огарков… Да, Виталий Сергеевич, вас придется задержать.

— Я жду его год! — заплакала мать и стала оседать на землю… — Я жду его год… И она тоже ждет, — показала она на Наташу. — Вы не имеете права… Мы так готовились, чтобы отметить его возвращение… И вы опять его… на родной земле… Не имеете права…

— Что значит, не имею права? Я просто обязан его задержать до выяснения некоторых обстоятельств. Произошло преступление, похищена женщина, ваш сын передал ее мужу эту записку. Если выяснится, что он тут не при чем, его выпустят. У нас ни за что держать не станут, — довольно неуверенным голосом добавил он. Милиционер был молодой, рыжеватый, гладкий, и ему по-человечески было жалко и мать, и самого Виталия, который вовсе не походил на уголовника и похитителя людей, несмотря на его затрепанный вид. Но то, что было написано в записке, производило впечатление, и он никак не мог отпустить того, кто эту записку передал.

— Все, пожалуйста, пройдите со мной, — дотронулся он до плеча Виталия.

— Послушайте, сержант, — жалобным, срывающимся от волнения голосом произнес Виталий. — Я год не видел матери, год не видел своей невесты. Отпустите меня, вы же видели мои документы. Пускай меня завтра вызовут, и я тут же явлюсь, как положено по закону…

— Не уговаривайте меня нарушить закон. И вызвать вас могут не завтра, а сегодня, сейчас. Это очень серьезное дело, я немедленно сообщу обо всем этом, куда положено… Вы должны будете дать показания, гражданин Алешкин…

Сержант взял рацию и сообщил, что произошло похищение и по подозрению к причастности им задержан освободившийся из мест заключения гражданин Алешкин.

— Все. Прошу со мной, — строго произнес он. — Лучше по-хорошему…

— У вас нет сердца! — закричала мать и стала оседать вниз, чуть было не упав на сырой асфальт. Наташа и Виталик подняли ее.

— Катенька, Катенька, — причитал тем временем Савченко. — Господи, какой же все это жуткий кошмар… Что я скажу Сашке и Тоне? Они ждут нас дома… Катенька, Катенька…

— Хорошо, пойдемте, — смирился со своей участью Виталий. — Скорее бы все это выяснилось…

Милиционер повел его по перрону. Наташа взяла жалкий чемоданчик Виталия, другой рукой поддерживала под руку слабеющую мать. Сзади шел, причитая Олег Николаевич Савченко.

Виталия привели в убогое здание вокзала и ввели в дежурную часть. Милиционер открыл крохотную камеру-клетку, где стояла у стены вдребезги пьяная размалеванная девица лет восемнадцати. Посадочных мест в этом заведении не было. Запустив туда Виталия, милиционер запер дверь на ключ.

— Эге, нашего полку прибыло, — заплетающимся языком проговорила девица. — Веселее будет. Как тебя, парень?

Из ее рта страшно разило перегаром, и Виталий отвернулся в сторону от этого ядреного запаха. Не зная, что ему делать, присел на пол. Снова решетки, снова замки…

— Ты что, парень? — пыталась утешать его девица. — Не горюй, к утру выпустят… Что с нас брать? Пиздюлей навешают и выпустят… Что нам, привыкать к этому? Курить есть?

Виталик молча протянул девице пачку «Пегаса». Та вытащила сигарету, щелкнула зажигалкой и смачно затянулась.

— Клевый ты чувак, — похвалила Виталика девица и тоже присела на корточки.

За дверью слышались громкие возмущенные голоса матери и Наташи.

Они продолжали бороться за него. Но он отчаялся. Он был уверен, что его не выпустят. Он знал, что он от природы невезучий, что ему не везет во всем и так же будет и дальше. Об этом ему сообщил один опытный зэк, проведший за решеткой более половины своей жизни, когда Виталик ему рассказал свою историю.

— Непруха, парень… Это называется непруха… Ни за что сел, ни за грош… Не люблю я таких вещей… Я всегда знал, за что садился, а ты… Просто под ноги кому не надо попался, и все… И дальше так же попадаться будешь, помяни меня… Не пугаю — предупреждаю… Осторожней будь до предела, всего опасайся, всех незнакомых людей. Не верь никому, иначе сгинешь….

Вот она — «непруха»… Да еще какая…

Виталий обхватил стриженую голову руками и застонал — от ужаса, от несправедливости, от щемящей жалости и к себе, и к матери, и к Наташе…

— Да ты что, парень? Никак сотворил что-то? — дотронулась до его головы девица. — Да ты какой-то стриженый, да не по моде, да кое-как… Никак, из зоны? И снова попал… Ну, держись тогда…

— Буду, буду держаться! — вдруг закричал Виталик, вскочил, сжал кулаки и погрозил кому-то… — Поглядим еще…