Воронцовский упырь - Рокотов Сергей. Страница 23

В дверь кабинета директора постучали.

— Что такое? — крикнула директриса. — Я же занята!

Но тем не менее в дверь просунулась холеная физиономия парня лет семнадцати.

— А, Денис, это ты? — вдруг ласково улыбнулась директриса, сразу меняя тон. — Что тебе?

— Елена Ивановна, — сказал парень, — мы не знаем, что делать. Виктория Петровна не пришла, может быть, нам домой идти, последний урок…

— Опять она, — вздохнула директриса. — Подождите еще немного, я ей позвоню. Иди пока…

Ласковая улыбка не сходила с ее губ, несмотря на недовольство Викторией Петровной, о которой упомянул Денис. Видимо, его папаша был одним из спонсоров школы.

— Извините меня, я позвоню, — сказала она и набрала номер. — Алло, мне Викторию Петровну. Ушла?

Но ее нет на работе. Что?! Было плохо с сердцем? Но это ее проблемы, она срывает урок, и, между прочим, не в первый раз! Ладно, ладно, ждем… — Она положила трубку и посмотрела на Костю. — Да, кстати, вот единственная из старого состава учителей, преподаватель биологии. Она наверняка знала вашу эту… ну…

Вообще, она очень слабый преподаватель, эта Виктория Петровна, но я не могу ее уволить, ее отец был Герой Советского Союза, летчик. Сами понимаете, приходится держать. А сама никак не хочет на пенсию, в прошлом году отметили ее семидесятилетний юбилей, думали, сама уйдет, так нет… Болеет все, уроки срывает, черт знает что… Как мы все привыкли к этой дурацкой жалости, а то, что наши ученики не получают должных знаний, которые пригодятся им в жизни, это никого не интересует…

Раздался стук в дверь, и ворвалась пожилая полная женщина, вся распаренная от бега.

— Извините, Елена Ивановна, — сказала учительница. — У меня было плохо с сердцем, я вызывала врача, а потом никак троллейбус не приходил, у них авария на линии, пришлось на частнике ехать на последние деньги.

— Виктория Петровна, — скривившись, простонала директриса. — Это все ваши проблемы. Я понимаю — сердце, возраст, но…

— Вы хотите сказать, мне пора на пенсию. Я подумаю над этим.

— Вот, подумайте, подумайте! — воскликнула директриса. — Все. Идите на урок, а то наши акселераты разбегутся по своим дискотекам и барам. Такая сейчас молодежь… — снисходительно улыбнулась она. — Наши, разумеется, из лучших, из прекрасных семей, но… все это в воздухе, этот разврат…

Виктория Петровна, как-то вся сжавшись, ушла, а директриса самодовольно развалилась в кресле.

— Вот после урока с ней и побеседуйте. Она здесь работает уже более двадцати пяти лет. В принципе, эрудированный преподаватель, но сейчас другая эпоха…

Хотите кофе, как вас?

— Константин Дмитриевич. Нет, спасибо, я в машине покурю.

Костя встал и вышел. Сел в свою «Волгу» и стал глазеть на иномарки, одна шикарнее другой, ожидавшие школьников. Курил, прогоняя сон. Наконец он увидел Дениса, вылетевшего пулей из школы и подбежавшего к джипу «Чероки», где дремал шофер.

— Сашок! — крикнул он на ходу. — Дуй домой, скажи, что у нас дополнительные занятия. Я сам доеду.

— Я не могу, Денис, — пробасил шофер. — Меня уволят с работы. Садись в Машину.

— Ты чего раскомандовался? — надулся Денис, но в машину сел. А Костя пошел к школьным дверям.

Он поднялся на четвертый этаж в кабинет биологии. Там за учительским столом сидела, пригорюнившись, Виктория Петровна.

— Виктория Петровна, — тихо окликнул ее Костя. — У меня к вам разговор.

— Вы кто? — вздрогнула она. — А, понятно, — узнала она его. — Вы, наверное, водитель Славика Чижова? Но желательно было бы побеседовать с его отцом.

Я понимаю, он очень занят — директор банка, но…

— Я не по этому вопросу. Я частный детектив Константин Дмитриевич Савельев. У меня к вам личный разговор.

— Боже мой! Неужели кто-то что-то натворил?! — схватилась руками за голову старая учительница.

— Вы были знакомы с Ириной Александровной Серовой? — без предисловий спросил Костя.

— С Ирочкой? — встрепенулась Виктория Петровна, и на лицо легла трагическая гримаса. — Конечно, была, мы долго вместе работали, она преподавала историю в нашей школе. Она почти на двадцать лет моложе меня, но мы дружили с ней, если, разумеется, с ней вообще можно было дружить. Она не очень пускала людей в свою душу.

— А что произошло с ней потом?

— Как что? Она умерла. Поехала отдыхать в Сухуми, вернулась и умерла. К сожалению, ее муж пришел в школу только в сентябре, мы не смогли даже присутствовать на похоронах. И похоронили ее почему-то на Украине, на родине ее отца. Ее бедная мать была вне себя от горя. И мне почему-то казалось, будто она что-то скрывает, — А что вы можете сказать о ее муже Геннадии Петровиче?

Виктория Петровна нахмурилась.

— Я ничего толком не могу сказать об этом человеке, но мне он всегда был неприятен. Пожалуй, даже отвратителен. Мне почему-то казалось, что у них с Ирочкой дома творится нечто ужасное. Она приходила на работу всегда такая бледная, невыспавшаяся.

А потом как-то расцветала. Она, в принципе, была очень веселая, добрая женщина, открытая. Но что-то очень мучило ее, особенно в последние годы. В самый последний год она была сама не своя.

— А что именно между ними происходило, как вам казалось?

— Я не знаю, — задумалась старушка. — Но… мне порой казалось, что это маньяк, что он по ночам мучает Ирочку, фантазия до того разыгрывалась у меня, что я физически представляла себе, как он пьет из нее кровь, до того бледная она приходила на занятия.

— А следов насилия вы не наблюдали у нее?

— Нет, вот этого никогда не видела. По крайней мере, на лице не было ничего. На руках порой были какие-то ссадины, но этого у кого не бывает из женщин — стирка, готовка… А вот душевное состояние ее очень тревожило. Но она ничего нам про свою личную жизнь не рассказывала.

— А почему у нее не было детей?

— А вот это я знаю точно. Она сделала неудачный аборт именно от этого самого Геннадия Петровича и на всю жизнь осталась бесплодной. Ну… трудно его в этом упрекнуть, это их общая беда. Они ютились тогда в коммуналке, а потом, кстати, мой покойный отец, он был Герой Советского Союза, помог им вместо коммуналки в Москве и квартиры в Питере получить трехкомнатную квартиру на Мичуринском проспекте.

Ирочка ведь тогда даже не знала, что он выбросил из ленинградской квартиры своего десятилетнего сына.

А когда узнала, очень переживала. Он соврал ей, что у его тестя и тещи чуть ли не пятикомнатная квартира на Невском проспекте и сын будет обеспечен на всю жизнь. А они просто блокадники, коммунальщики…

И мой отец помог им осуществить эту мерзость…

Я никогда не говорила об этом отцу, он был настолько честный человек, что мог пойти на всякое, узнав об этом. А он дружил с заместителем министра обороны СССР, они вместе воевали, так что мог иногда помочь моим знакомым, если они в чем-то нуждались. А что?

Преподаватель института, только что женился, вдовец, ютились с Ириной матерью в крохотной комнатушке в коммуналке, писал докторскую, почему не помочь, если есть возможность. И буквально сразу, как Геннадий Петрович защитился, они въехали в новую квартиру. Тогда и застолье шикарное они устроили, весело было. А он такой вежливый, предупредительный, буквально пылинки с Ирочки сдувал, и у нее глаза светились счастьем. С лица-то он и тогда был не очень — серенький какой-то, невзрачный, но такой вежливый… А через годик глазки Ирочкины потускнели. А мать еще через пару лет он спровадил жить круглый год на свою дачу в Воронцово. А ей там такая скука, хоть и со всеми удобствами. Она женщина была очень общительная, без компании жить не могла. И надо было следить задачей, и Геннадий Петрович, и Ирочка — оба работали. А на выходные они ездили туда — там чисто, прибрано, тепло…

Короче говоря, Ирочка с каждым годом выглядела все хуже и хуже. И мы, в общем-то, не очень и удивились, когда узнали, что она умерла, хотя, конечно, переживали. Ей ведь было лишь слегка за сорок…

А после смерти Ирочки ее мать не выходила из больниц, а через год с небольшим умерла. Все. О Геннадии Петровиче знаю только то, что он после смерти Ирочки моментально женился. На молодой. Я даже видела ее один раз, и, надо сказать, она произвела очень хорошее впечатление — тихая, скромная женщина. Вот и все, что я могу рассказать об этой семье.