Воскресший для мщения - Рокотов Сергей. Страница 16

Игорь наведался в шикарную квартиру Лычкиных ещё один раз, заявившись как-то без приглашения, якобы за учебником. Михаил старался не оставлять его ни на секунду без присмотра, и когда в гостиной зазвонил телефон, позвал Игоря с собой. Отвернулся он лишь на какое-то мгновение и ничего подозрительного не заметил. А после его ухода с ужасом обнаружил, что из шкатулки стоявшей на столе пропали серебряное колье и браслет с аквамаринами, которые неделю назад привез отцу из Таиланда один писатель, отоваривавшийся у него. Отец подарил набор матери, которой он очень понравился, хотя украшений у неё было видимо-невидимо. Но это была очень оригинальная вещь, к тому же аквамарин был её камень по гороскопу.

— Глотов был? — держа в руках шкатулку и бешеными глазами глядя на сына, спросила мать. Михаил молчал, потупив глаза. Тогда мать залепила сыну пощечину и вышла из комнаты.

Больше Глотова в квартиру не пускали. Да тот и не рвался, знал, что рыло в пуху. Но отношения их не прекратились, Миша понимал, что это человек нужный. Когда отца посадили, он был одним из немногих, кто продолжал дружить с Мишей. И когда он почти год назад обратился к нему за помощью, он дал ему взаймы. А дал, потому что знал — тот самый тупорылый брат, который приходил в школу мочить обидчиков брата, имел уже две ходки в зону, а затем вошел в одну преступную группировку под кличкой Живоглот. Кликуха, сочетаемая с фамилией, очень подходила этому квадратному, на первый взгляд недалекому, но в то же время хитроумному парняге. Как-то раз Михаил зашел к Игорю, тоже снимавшего квартиру, а выходя от него, увидел подъехавший к подъезду серебристый БМВ. Из тачки вылезло четверо мордоворотов, одним из которых был Коляка. Михаил бочком пошел в противоположную сторону. На скамейке сидели всезнающие бабки. Он услышал приглушенный старушечьий шепоток: «Бандюга проклятущая… К братику приехал, он квартиру тут снимает в третьем подъезде, шпана чертова… А этот, я слыхала, только что освободился, мне участковый говорил… Пришло время таких…» Михаил намотал информацию на ус, а через некоторое время Игорь обратился к нему за помощью. И он дал, хотя денежки уже подходили к концу… Знал, что пригодится. И, кажется, пригодилось…

В свою очередь и Игорь хотел этой встречи. Его крутой братан уже прослышал про процветающую фирму «Гермес», не имеющую «крыши», основанную на деньги Фонда инвалидов-афганцев. От этой фирмы можно было немало поиметь. Вот он и приказал братишке прощупать почву.

— Братана моего помнишь? — переспросил Игорь, не расслышав тихо произнесенного ответа. — Братана, Коляку…

— Ну помню, помню, что с того? — деланно равнодушным голосом произнес Михаил и отхлебнул наваристого супа из акульего плавника, который вовсе ему не нравился, несмотря на полезность.

— Потрепала судьба братана, — криво усмехнулся Игорь. — Попал по подставе ни за что ни про что в зону… Оттрубил три года, вышел, потоптался на воле с месяц, и опять… Тоже на три… Мать так переживала, — вздохнул он, пытаясь вложить в голос жалость к старушке-матери. Не получилось. Бойкую бабенку Маньку знали все в округе, когда они жили на Ленинградском проспекте. Она торговала в соседнем магазине водкой и была такой матерщинницей, что от её жаргона вяли уши даже у бывалых алкашей, до того уж грязен был её язык. Обсчитывала она так нагло, что долго на этом хлебном месте не продержалась. А как раз грянул горбачевский указ, и утраченное ей место стало не просто хлебным, а золотым. Манька была близка к апоплексическому удару от распиравшей её злобы и досады. Работала уборщицей в подъезде, по знакомству доставала дефицитную водку и материла площадными словами всех проходивших мимо нее, когда она, выставив толстенную задницу, драила тряпкой подъездный пол. Потом села на годик за драку в общественном месте, начистив харю какой-то сделавшей ей замечание пожилой врачихе.

— Да, мать переживала, — вздохнул Игорь. — Сам знаешь, всю жизнь работала, а чего добилась? Так и живет в коммуналке той самой.

— Ну а братан-то что? — совсем уже равнодушным голосом спросил Михаил, боясь и переиграть и недоиграть.

— Коляка-то? — ощерился Игорь. — Раскрутился братан, на бээмвухе гоняет, нас, прохожих, грязью обдает.

— Да ну? — попытался имитировать изумление Михаил.

— Вот те и ну! А ты говоришь, я тебе не пригожусь… Еще не вечер, Мишаня, какие наши годы! Покатаемся и мы на «мерседесах-бенцах»…

— Ты бы мне хоть часть долга отдал, — нудным голосом произнес Михаил. — Я сам по твоей милости в долги влез, — солгал он и налил обоим в рюмки водки. — Хоть вешайся, — надрывным голосом крикнул он и залпом выпил водку.

Игорь нахмурился, округлил водянистые коровьи глазенки и произнес:

— С братаном моим не желаешь повидаться?

— А зачем? Тоже у меня хочет занять? Или отобрать? Так нечего же, Игоряха, ну совсем нечего. Шел на работу в фирму, думал раскручусь, куда там? А ведь стал помощником Кондратьева… Сколько я пользы принес фирме, один Бог знает… Таких клиентов находил… И все это за триста баксов в месяц… Разве же это деньги? Разве мы так жили, Игоряха? Вспомни покойного батю, вот был человек, какими бабками ворочал. Так все мать пропила-проела со своим ебарем… Он «Волгу» разбил, — солгал, чтобы подчеркнуть подлость Эдика Михаил, потому что не Эдик разбил «Волгу», а он разбил о столб свою «девятку». — На ремонт денег нет, квартиры скоро и этой лишится и дачи тоже, помяни мое слово. Тоже в коммуналку переедет… Она в коммуналку, а твоя мать в нашу бывшую квартиру на Ленинградском, — чуть не рыдал Михаил.

— Хера ей Коляка квартиру купит, — усмехнулся Игорь. — Он денежки зря тратить не станет, умный… Сам-то уже прибарахлился, в Крылатском трешку приобрел… А я вот, как и ты, вынужден снимать хату, чтобы с мамашей не жить… Нервная она стала, все от переживаний… Ханку глушит литрами да матюгается, спасу от неё нет…

— Пошли по домам, Игоряха, — предложил Михаил. — Чего воду в ступе толочь? Никто никому не поможет, это я точно знаю… Век мне в нищете прозябать. Ну хоть баксов пятьсот бы отдал, вспомни, как я тебе помогал всегда, ещё в школе, дружище, — захныкал он, чувствуя, что клюет.