Воскресший для мщения - Рокотов Сергей. Страница 70

Мысли об Инне приводили его в особенное волнение… Она же спала с ним, целовала его, они говорили друг другу нежные слова… Он рассказывал ей про погибших жену и сынишку, делился самым святым, что было у него в жизни… От этих мыслей краска стыда прильнула к его обветренным щекам. Какой же он лох, какой тупица…

Но вдруг ночью словно какая-то пелена словно спала с его глаз, и он постарался как-то по-другому поглядеть на произошедшее несколько лет назад и проанализировать все беспристрастно. Ведь и раньше, когда он был распален гневом и не был в состоянии трезво мыслить, все же некоторые моменты заставляли его сомневаться… Какой резон Инне было устраивать этот фарс дома у Ларисы? Напротив, если она была в заговоре, неплохо было бы довести свою роль до конца… И зачем она послала эту фотографию в Матроску? Только для того, чтобы сделать ему больнее? Не похожа она на садистку, ну никак не похожа… И возмущение её во время кухонной сцены, спровоцированной Ларисой, было до того уж натуральным… И зачем он порвал то письмо, которое принес ему Сидельников? Сидельников, Сидельников… Да, роль этого негодяя ещё недостаточно понятна… А что если они с Лычкиным устроили этот спектакль, чтобы вывести его из боевого состояния, добить до конца? Ведь то, что кто-то подделывал письма Сергея Фролова к нему и его к Сергею, он уже понял из писем Фролова в зону. То, что именно благодаря Сидельникову была запугана свидетельница Виктория Щербак и убит свидетель Сытин, стало совершенно очевидно. Так что же мешало им сунуть в конверт фотографию и передать её Алексею? Что такого на ней было особенного? Инна и Лычкин в его машине. Что с того? Оставив даже мысль о возможности фотомонтажа, допустив, что она действительно сидела в его машине, совершенно необязательно искать в этом прецеденте какой-либо криминал. Он заехал за ней, повез куда-нибудь, кто-то специально сфотографировал их вместе, фотографию положили в конверт, и Сидельников передал её Алексею. А на следователя Бурлака давили с целью запрещения свиданий с ним, тоже нашлось, кому давить… Об этом он узнал из короткого письма следователя в зону, недавно полученного им: «Прости, капитан, за то, что допустил твоего осуждения. Я знаю, что ты не виноват. Если бы я разрешил свидания, результат мог бы быть иным. Но я не мог, я человек подневольный. Не держи зла на меня, если можешь. Я верю, что ты все выдержишь. Освободишься — заходи, кое-что расскажу. Илья Бурлак.»

От этих мыслей Алексею стало легче на душе, словно он освободился от какого-то тяжелого груза. Вдруг он поверил Инне, и мир для него снова стал красочным. Он хотел ей верить… Он заснул крепким сном…

Утром, увидев Меченого, он улыбнулся.

— Улыбаешься, капитан? — усмехнулся Меченый. — Вот это правильно, плюй на все, легче жить будет…

— Понял кое-что, — ответил Алексей. — Кажется, до меня теперь многое дошло…

— Я же говорил, что ты тугодум. Вот, через четыре года кое-что дошло, а ещё через три совсем все дойдет, так что откинешься умным чуваком…

… В этот ещё довольно холодный мартовский день впервые почувствовался едва заметный запах весны…

— А что это за Гнедой? — поинтересовался вечером у Меченого Алексей. — Порассказал бы мне о нем. Как-никак, заочный корифан, интересно узнать о том, что тебя заказал…

— Гнедой-то? — задумался Меченый. — О нем мало кто теперь что знает, а если и знают, стараются забыть. Ему лет сорок пять, на нем два мокрых дела… Но… он не сидел ни за одно. За первое его посадили, а через несколько месяцев выпустили, а за второе вообще оправдали и из зала суда на волю выпустили…

— Крутые связи?

— Возможно. А возможно и другое — не совершал он их вообще, убийств этих… Легенду себе создавал. Вот она и пригодилась, легенда эта. А так… известно, что первая ходка у него была по сто семнадцатой за изнасилование, и ещё одна, году в восемьдесят шестом — за мошенничество. В целом он и пяти лет на зоне не провел… А теперь — авторитет, большими бабками ворочает, под ним несколько сотен ходит, в особняке живет… А больше про него я ничего не знаю. Говорят, он из культурных — то ли артист, то ли режиссер в прошлом, а по национальности то ли немец, то ли турок, то ли и то и другое… Пудрит мозги, короче, как может. Чтобы правду никто не узнал.

— А как бы о нем узнать поподробнее? Никак нельзя?

— Почему нельзя? Если надо, значит можно и узнать. Есть у меня один кореш, — улыбнулся черными обломками зубов Меченый. — Бароном кличут. Сейчас он на воле, под Москвой живет, на даче, собак разводит… Любит он это дело, всю жизнь мечтал… И сбылось, как ни странно. Дело он одно сделал удачное пару лет назад, дело жизни, что называется, какое, понятно, говорить не стану, тем более, он и сам мне ничего не говорил. Но ему на всю остатнюю жизнь хватит, он одинокий, ни жены, ни детей, живет со сворой собак километрах в пятидесяти от Москвы. Дачка хорошая, добротная, деревянный сруб двухэтажный, с русской банькой, был я у него незадолго до… Ну, понятно… Он ведь меня звал с ним там жить, помогать ему по хозяйству. А я так не могу — тоска… Ну недельку-другую ещё выдержу, а так тоска… А ему кайф, хоть он меня лет на десять помладше будет. Ему только недавно полтинник стукнул, хоть он и седой весь, такой же как ты, только кудрявый. А связи у него налажены. Узнать он может все, что угодно. Особенно если я его об этом попрошу…

— А почему? — не удержался и полюбопытствовал Алексей.

Меченый бросил на него неодобрительный взгляд за излишнее любопытство.

— Твое-то какое до этого дело? То слова из тебя не вытянуть было, за то я к тебе и привязался, не люблю пустобаев, а теперь на радостях ты кучу вопросов в минуту стал задавать. Что да как, да почему? Говорю, что узнает, значит, узнает… Зря базарить не стану.

… Только летом Меченый получил маляву от Барона.

Меченый долго и внимательно изучал послание, а потом поделился с его содержанием с Алексеем.

— Ну что, капитан, — усмехнулся он. — Узнал он кое-что ради нашего с ним корифанства. Фук этот Гнедой, настоящий фук, и больше ничего.

— Это как?

— Бывает и так. Подставное лицо, по-научному. Плавает на поверхности, как оно и не тонет, а всем делом заправляет какой-нибудь прикинутый джентльмен в галстуке и, например, с депутатским мандатом или удостоверением члена правительства. И Гнедой этот тащит ему в зубах, как пес, большую часть своего навара. Ну а перед подчиненными он пахан, и джентльмен помогает ему в том, чтобы все так думали. Гнедой, к тому же, я говорил, артист, играет свою роль отменно и воздействовать на бритоголовых умеет. Держит всех в узде, а порой и сам себя крутым считает. Но… вопрос в том, что если чьи-то высшие интересы столкнутся, Гнедого этого могут запросто прихлопнуть, как блоху или гниду. Кстати, его первым погонялом и была Гнида. Это потом он в Гнедого перекрасился опять же с чьей-то высокой подачи.