Я выбираю тебя! - Рокотов Сергей. Страница 20

— Вот как? — напрягся Константин.

— Именно так. У вас хорошее открытое лицо, судя по всему вы в прошлом либо оперативник, либо военный. Какого же рожна вы влезли в это болото, Константин Дмитриевич? Влезли в епархию Господа Бога или дьявола, как вам угодно… Вам, во всяком случае, тут делать совершенно нечего…

— Я выяснил кое-что про вас и про мотивы, которые двигают вами, Ирина Павловна, — произнес Костя, почесывая затылок. — Я допускаю, а точнее, почти уверен, что все, в чем вы подозреваете Григорянца и его друзей, правда. И поэтому явился сюда поздно вечером один, практически безо всяких мер предосторожности. Но… тем не менее я полагаю, что вы взяли на себя слишком большую миссию, например, убийство ни в чем не повинной женщины.

Малиновская переглянулась со своим партнером, тот едва заметно подмигнул.

— Насчет убийства женщины, тут вопрос несколько сложнее, — как-то уклончиво произнесла она, морща лоб. — А что касается остального? Что касается остального…

Она стала ходить по комнате, явно сильно волнуясь и пытаясь взять себя в руки и не сказать лишнего.

— Я круглая сирота, Константин Дмитриевич. Отца своего я вообще не знала, мать от меня отказалась, когда я была совсем маленькой. Я не знала, что такое домашний уют, тепло, любовь… Я росла в детдоме… И, тем не менее, верила, что найду свое счастье… И встретила такого человека. Удивительного редкого человека — молодого талантливого журналиста Игоря Малиновского. Как нам было хорошо вдвоем… Как он умел ухаживать, как он умел любить… Мы жили в его крохотной комнатушке в коммуналке, и это был счастливейший период моей жизни. У нас родился сын, чудный мальчик Алешенька, умненький, красивенький, похожий одновременно и на Игоря, и на меня. Как мы с Игорем радовались на него! Как мы весело втроем проводили время! Потом Игорь стал неплохо зарабатывать, его много печатали, мы получили вот эту квартиру, купили дачу, машину… Алешка усиленно занимался английским. В девяносто первом году он кончил школу и поступил в ИНЯЗ. Казалось бы, наступает пора настоящего счастья. Но дьявол рассудил иначе — счастье-то оказывается, уже было в прошлом. Впереди было горе, страшное горе… И все из-за чего? Из-за кого?!!! — Глаза её покраснели, кулаки сжались… — Из-за трех мерзавцев, напившихся водки, из-за того, что красивая девушка предпочла моего сына этому крутому Григорянцу? Что они с ним сделали?!!! Они встретили его на тропинке, избивали ногами, а потом прирезали как барана… Но это ещё не все! Они подставили других людей, наивных нелепых… Этим трем гадам рода человеческого за все это время даже в голову не пришло задаться вопросом, скольким людям они загубили жизнь? Алешке, Игорю, мне, двум людям, сидевшим за их преступления, их родным и близким… Я уже не говорю о том, что теперь они загубили жизни и своим близким. Но ничего, теперь они зададут себе этот вопрос. Теперь и им самим предстоит узнать, что такое настоящее горе…

— Вы что…, — начал было Константин.

— Жить не будут!!! — констатировала Малиновская, делая угрожающий шаг по направлению к нему. — Не будут!!! Обещаю вам это! Ни один из этой тройки жить не будет!!! И вы ничем не сможете им помочь!!! И мой вам совет, не ввязывайтесь в это дело!!!

Константин промолчал, задумался.

— Дело-то этим не кончилось, Константин Дмитриевич, — мрачно улыбнулась Малиновская. — Одна пожилая женщина видела их, вернее, одного Григорянца, возвращающегося домой после убийства Алексея. И она позвонила в прокуратуру. И нам тоже позвонила. Анонимно, себя не назвала, у нас ведь народ смертельно напуган. И следователь Курбыко начал было копать в нужном направлении… Но, как говорится, чего не могут решить деньги, могут решить большие деньги… И они были у адвоката Григорянца. И он их дал следователю Курбыко. И все — Шилкин и Чугаев отправились в тюрьму, а вот Эдуард Григорянц, как вы сами знаете — в свой славный путь к богатству и процветанию, закончившийся совсем недавно покупкой виллы в Испании. Кстати, Шилкин умер в тюрьме, отсидев шесть лет из девяти и подхватив там туберкулез.

— А Чугаев? — неожиданно спросил Костя.

— А Чугаев вышел, — как-то странно усмехнулась она.

— И где он?

— А черт его знает, где он, — продолжала усмехаться Малиновская. — Хватит о нем, это его личное дело, где ему находиться. Он тоже человек, не только чета Григорянцев имеет право на существование. Я хотела сказать вам о том, что мой муж начал собственное расследование. И он нашел-таки ту женщину, которая видела Григорянца, в окровавленной куртке, возвращающегося домой именно после убийства. Но Игорька подвела неосторожность и невыдержанность. Он встретил Эдуарда и плюнул ему в лицо, сказав «убийца». И адвокат Григорянц, которому, естественно, тут же пожаловался его оплеванный сыночек, понял, что Игорь что-то замышляет. И тетка та простецкая кому-то что-то сказала, трудно так долго хранить молчание… А слухами, как известно, земля полнится… Тетке-то ничего за её длинный язык не было, пожалели, видимо её или сочли безопасной, она полгода назад только скончалась. А вот Игоря в начале девяносто второго года сбила машина прямо около нашего подъезда, вот здесь, на Фрунзенской набережной… А тетка та рассказывала мне, что тогда, после гибели Игоря, ей кто-то подбросил записочку. Там всего-то было написано: «Вчера вечером Игорь Малиновский был сбит машиной. Насмерть.» И все. Этого для неё было вполне достаточно, чтобы на долгие годы закрыть свой рот на замочек. А уж перед смертью она мне все рассказала, и как Эдуарда видела в окровавленной куртке, дрожащего и перепуганного, и как записочку получила… Вот такой замечательный папаша у вашего богатенького клиента, на все руки мастер… Для подведения итогов этой истории скажу еще, что после гибели Игоря я попала в психушку и провела там около полугода под чутким надзором крепких крутых мускулистых санитаров, хорошо умеющих обращаться с такими психами, как я… Как только выжила, ума не приложу… Да, что обо мне? — махнула рукой она. — Я-то выжила все-таки, а они… Их уже никто не вернет…

— Значит, вы решили взять правосудие в свои руки? — произнес Костя, сам ощущая нелепость своих слов.

— А как же? Кому же ещё этим заниматься, посудите сами, — развела руками Малиновская. — Спасение утопающих дело рук самих утопающих, воистину так… Должно же когда-то было прийти возмездие… Вот оно и пришло, лучше поздно, чем никогда…

— Ну и где же находятся в настоящее время Евгений Прокофьев и Андрей Левушкин? — спросил Константин.

— Некорректные вопросы задаете, Константин Дмитриевич, — вмешался, наконец, и стоящий за все время разговора около стены со скрещенными на груди руками мужчина.

— Вы полагаете? — нахмурился Костя.

— Полагаю, да. Вам, Константин Дмитриевич, надо четко расставить точки над «и». Людям порой кажется, что в жизни все очень сложно. Однако, это вовсе не так. Я, например, тоже детдомовский, и привык оперировать простыми категориями — хорошо, это когда есть дом, есть близкие люди, когда ты не голоден, когда тебя не бьют и не издеваются над тобой, когда не убивают… Все, что наоборот — это плохо. И каждый человек должен прежде всего уяснить себе — на чьей он стороне, на стороне добра или на стороне зла. Ведь на поверку-то оказывается, что большинство находится на стороне зла, потому что как правило на стороне зла сила. А на стороне силы быть гораздо проще, безопаснее…

— Вам не следовало бы учить меня добру и справедливости, — холодным тоном заметил Костя. — Я, кстати, никогда не был на стороне силы, вернее сказать, злой силы. В этом и видел свой долг, который старался выполнять безукоризненно. И когда воевал, и когда боролся с преступностью, пытаясь вытащить из тюрьмы как раз слабого и оклеветанного.

— Вы воевали в Афганистане, судя по вашему возрасту, — произнес мужчина. — Мой старший брат тоже. Он мне много рассказывал про эту войну. И зря вы так агрессивно настроены, мы вообще-то вам верим, и поэтому разговариваем с вами, пытаемся убедить, а не действуем другими методами.