Мне тебя заказали - Стернин Григорий. Страница 17
— Это лучше Амбала никто не сделает, — сказал Живоглот.
— Пускай, пускай, можно, можно, — согласился Гнедой. — У него ни стыда, ни совести, ни комплексов… Удачная кандидатура. Комару десять штук, у него работа тонкая, ну а Амбалу подкинешь, сколько найдёшь нужным, штуки две, от силы три, не больше, ну а остальное… — он развёл красивыми холёными руками с золотыми перстнями на пальцах, — в наш общак… По-моему, я правильно рассудил, никто в обиде не будет, ни я, ни ты, ни этот самый Лычкин…
Живоглот и не думал возражать, ибо возражать Гнедому было невозможно. Хотя сам он был не прочь вообще избавиться от Лычкина как от опасного свидетеля. Но раз босс сказал, пусть так и будет…
— Когда должен приехать в Москву этот Дмитриев? — спросил напоследок Гнедой.
— Скоро уже, двенадцатого февраля.
— Так готовьтесь к встрече, готовьтесь. Что вам мешает? Если какие вопросы, звони, помогу. Но постарайся решить все сам, ты парень толковый, я на тебя надеюсь. Ладно, дружище, ступай, пожалуй, я что-то плохо себя чувствую. Люсенька, солнышко, проводи нашего гостя! — елейным голосом прокричал он.
Когда Живоглот вышел на весенний воздух, он увидел, что Амбал выпивает очередную, непонятно какую по счёту бутылку «Пльзеня».
— Поехали! — рявкнул он, непонятно от чего испытывая сильное раздражение.
А тем временем Гнедой посадил Люсеньку к себе на колени и стал лезть ей своими холёными пальцами под юбку.
— Вы знаете, Евгений Петрович, этот страшный чёрный человек с татуировками на руках выпил десять бутылок пива, — вытаращив глаза, шепнула ему на ухо Люська.
— Ну и не переживай, у нас хватит пива для всякого быдла, — спокойно ответил Гнедой, поднимаясь пальцами все выше и выше. Люська слегка застонала, предвкушая наслаждение. — Сейчас выедут за территорию, сбегает в лесочек, и все — ни в одном глазу. В голове-то пусто, только на кишечник и мочевой пузырь и работает. Дешевизна души, дорогая моя, низость помыслов. Однако что бы мы делали без таких, с позволения сказать, людей? Выпей вот бокал шампанского да пошли в спальню, там как-то благороднее всем этим заниматься…
Глава 6
— Здравствуйте, Алексей Николаевич, — улыбался Кондратьеву невзрачный человечек неопределённого возраста в помятом, засыпанном перхотью сером костюмчике и старомодных войлочных ботинках. — Я из Западносибирского торгового треста. Моя фамилия Пирогов. Илья Николаевич Пирогов. Слышали, наверное, обо мне от Бориса Викторовича? Мы с ним большие друзья и партнёры по пульке. Приехал за получением новой партии продуктов. Знаете, Алексей Николаевич, у нас в Западной Сибири ваши продукты идут просто нарасхват. Сами понимаете, что такое баночная ветчина и тушёнка для нефтяников. Какая для нас удача, что мы на вас вышли, вернее, вы на нас, — поправился он.
— Здравствуйте, — улыбнулся и Кондратьев. Дмитриев и впрямь говорил ему в приватной беседе, в которой принимал участие и Лычкин, о своём приятеле и сослуживце Пирогове. Они спорили с Михаилом о тонкостях преферанса, а Алексей слушал, ровным счётом ничего не понимая. — Вы очень точны. Сказали, приедете двенадцатого февраля, и как штык…
— Да в нашем деле, Алексей Николаевич, неточность — главный враг. Понимаете, в прежние времена никто не выполнял обязательств друг перед другом, потому что все было общее, то есть ничьё. Теперь же появились хозяева. И люди, работая на себя, на своё благосостояние, тем самым приносят большую пользу другим. Вот, например, мы с вами кормим, и неплохо кормим, людей, находящихся на боевом посту, работающих в экстремальных условиях. Как же можно подводить их и наносить материальный ущерб себе? Это все равно, извините, что плевать против ветра…
— А почему не приехал Борис Викторович? — поинтересовался Кондратьев.
— Борис Викторович перед самым вылетом немного приболел. Разве он вам не говорил тогда, в декабре, что у него нелады с печенью? Да вы сами могли бы обратить внимание, какие у него жёлтые глаза… Я очень беспокоюсь за его здоровье, ему бы на курорт, а он все работает, работает… — Пирогов обеими пятернями взлохматил свои торчащие в разные стороны жиденькие волосики, а затем подавил себе ладонями виски. — Я и сам-то неважнецки себя чувствую, виски вот что-то ломит, видимо, к перемене погоды, — добавил он. — Февраль — очень опасное время для не совсем здоровых людей…
— Да, да, что-то припоминаю, — сказал Кондратьев. — Точно, жаловался он на печень…
— А разве вам не звонил Добродеев? Не предупредил, что мы прибудем в назначенный день и вместо Дмитриева приеду я, Пирогов?
— Нет, не звонил. Да ладно, давайте документы и приступим к делу.
Пирогов вытащил из кейса доверенность на имя Пирогова Ильи Николаевича и копию платёжки, заверенной Сибнефтебанком. Кондратьев стал внимательно изучать документы.
— Сто двадцать пять тысяч перевели, — не верил своим глазам Кондратьев, читая копию платёжки.
— Как договаривались, так и перевели, — гордо заявил Пирогов. — У нас серьёзная компания, крупными делами ворочаем, по-сибирски, с размахом…
— Тогда поехали на склад, — весело произнёс Кондратьев. — Транспорта-то хватит все вывезти? Много будет товара…
— Обижаете, господин директор, — улыбался Пирогов. — У нас все предусмотрено и рассчитано до мелочей…
…Через два часа фуры с продуктами покинули территорию склада. В первой машине сидел рядом с хмурым водителем радостный Пирогов в нахлобученной на глаза норковой ушанке и махал рукой стоявшему около склада Кондратьеву.
— Спасибо вам, Алексей Николаевич! — крикнул он. — Удачи вам в вашем благородном труде на благо Отечества!
— Вам спасибо! — отвечал Кондратьев. — Приезжайте ещё!
— Непременно, непременно приедем! — ещё радостнее улыбался Пирогов.
И только когда машина отъехала на некоторое расстояние, он расхохотался. Его просто распирало от хохота.
Мрачный водила, который ровным счётом ничего не понимал, глядел на него с изумлением.
— Припадок у меня, — объяснил лже-Пирогов. — Понимаешь ты, водила, припадок смеха. Болезнь такая есть, не помню только, как по-научному. А ты знай на газ жми да баранку крути… — Он скинул с себя фуражку и яростно взлохматил волосы, сыпля перхотью и на своё серое драповое пальто, и на мрачного водителя.
Недалеко от Кольцевой дороги на Рязанском проспекте фуры ждал в условленном месте Лычкин. Лже-Пирогов уступил ему своё место в головной машине.
— Садись, банкуй! Удачи тебе. Наши ребята во всех машинах, так что не бойся. Наше дело правое! Будь здоров!
Пересел на поджидавший его «БМВ» и поехал к Живоглоту.
— Ну, ты и артист, Комар, — хвалил его Живоглот. — Как же этот козёл купился?.. И проверить не удосужился. Такими бабками крутит, а проверить не удосужился.
— Ходил по лезвию ножа, Живоглот, — гордо улыбался Комар. — Хоть Пирогов и работает в компании, но доверенности-то на получение товара ему никто не давал. Так что если бы меня раскололи, они бы меня там же на части разорвали… Жизнью рисковал…
— Так и получишь скоро свой гонорар за хорошо сыгранную роль.
— Артисты больше получают, но не рискуют ничем…
— Больше твоего не получают… Десять штук зелёных получишь, Комарище, за один бенефис.
— Я имею в виду западных актёров, — продолжал возражать Комар. — А мой гонорар считаю незаслуженно малым…
— Да ну, тебя не переспоришь. Одно слово — артист, — отмахнулся от него Живоглот. — А от Гнедого и иной гонорар можно получить, если сильно возбухать, сам знаешь…
А незадолго до Комара у Живоглота побывал и Амбал.
— Как? — мрачно спросил его Живоглот.
— Как в аптеке, — ещё мрачнее отвечал Амбал. — Принял в лучшем виде, обработал морально и физически. Следы господина Дмитриева уничтожены. Можешь считать, что его и на свете-то никогда не было…
Да, такие дела Амбал обычно делал безукоризненно. Дмитриева, подъехавшего на такси к складским воротам, поджидали неподалёку от склада в укромном, заранее выбранном месте.