Рубикон, или Мир в латах - Романецкий Николай Михайлович. Страница 39
Она снова замолчала. Молчал и Илья, не зная, что ответить. У него было ощущение, что все, что ни скажешь, будет не то. Словно ты лишний. И тут, и на всем белом свете.
— Давай куда-нибудь исчезнем. — Она смотрела на него с надеждой. — Чтобы найти не могли.
— Давай, — сказал Илья. — Я думаю, после того, что сегодня произойдет, это будет не очень трудно.
Она смотрела на него с сомнением.
— Ты мне не веришь?
— Верю… Но вот ты говорил, что был стариком Жюлем Карне, а ведь я тебя с самого начала знала таким, каков ты сейчас.
— Как это — таким как сейчас? — Илья был ошеломлен.
— Да, именно таким…
— И ты молчала?
— А меня и не спрашивали! И потом… Я ведь влюбилась в тебя в первый же вечер! И мне казалось, тебе не понравится, если я буду относиться к твоей персоне не так, как ты того желал.
— Да, — сказал Илья. — Это бы мне действительно не понравилось. Это бы мне стоило очень дорого.
— К тому же я знала все, что ты хотел мне сказать.
— Как это — знала? Откуда?
— Я всегда знаю то, что мне хотят рассказать люди. Это получается как-то внутри. Кажется, в сердце…
— Ты умеешь читать мысли?!
— Нет. Я не умею читать мысли. Я слышу то, что хотели бы мне рассказать люди… И потому я знала, что нравлюсь тебе. Но ты не хотел этого показывать, а я понимала, что тебе так надо…
— Вот это да!.. Выходит, ты знала все, о чем я тебе рассказывал сейчас. Для чего же мы теряли время?
Она посмотрела на него с удивлением.
— Разве мы его теряли? Ты хотел рассказать! А я хотела послушать.
— И проверить, скажу ли я правду! — проговорил Илья с горечью.
Она покачала головой.
— А разве я должна была тебе верить?.. Ведь ты же сначала думал обо мне, как о проститутке. Потом я интересовала тебя, только как постельная принадлежность. А потом ты хотел использовать меня в своих планах против Анхеля…
— Это не я! — крикнул Илья с отчаянием. — Это Жюль Карне!
— Да. — Она кивнула. — Но для меня не было Жюля Карне.
— Как же ты решилась на все это?
Она посмотрела на него с удивлением. И тихо произнесла:
— Ведь я же говорила. Потому что я тебя люблю!
И тут Илья понял, что главное для нее — это. И ради своей любви она согласна на что угодно. Потому что она женщина…
Но тут она сказала:
— А тебе не кажется, что сегодняшний день будет нам вечным укором? Что все это напоминает пир во время чумы?
— Нет! — соврал Илья. — Не кажется!
Она улыбнулась, прильнула к нему, и он понял: для нее это действительно самое главное. И только сейчас она поверила ему до конца. И для того, чтобы убедиться, что человек сказал правду, совсем не нужен активатор.
— Хорошо бы мы так и летали, — проговорила Лина мечтательно. — Всю жизнь! И никого не было рядом, кроме тебя!
Илья осторожно отстранил ее.
— Все-таки надо определиться, где мы, — сказал он. — А то как бы не залететь куда-нибудь не туда. Это не утренняя прогулка.
Она вздохнула.
— Да. Надо. Жаль…
Она не договорила, а Илья не стал спрашивать, чего ей жаль. Он поднял с кресла одежду Жюля Карне и вдруг застыл в раздумье.
— Не хочется что-то это надевать, — проговорил он. — Мне кажется, я снова перестану быть собой.
— Не глупи, — сказала Лина. — Впрочем… Ты меня устраиваешь и в таком виде. Только брюки хотя бы надень.
Илья слегка покраснел. Лина отвернулась и принялась поправлять прическу. Илья решительно тряхнул головой, натянул на себя одежду Жюля и сказал:
— Пошли в кабину.
Внизу, под «джампером» разлегся океан. С неба изливались яростные солнечные лучи. Машина шла на высоте нескольких десятков метров над поверхностью воды. Справа, на горизонте медленно проплывал какой-то островок.
— Сейчас определимся, — сказал Илья.
Коротко вякнул сигнал вызова. Илья хитро подмигнул Лине, стал Жюлем Карне и включил приемник. С экрана смотрел Рыманов, хмурый и недовольный.
— Это ты? — Рыманов был слегка удивлен. — Ты делаешь глупости. Не забудь, что…
— Брось! — оборвал его Илья. — Не пугай! Лучше сам в этой заварухе что-нибудь не забудь… Не забудь, например, свалить все на Алкиноя. Мертвые сраму не имут!
— Откуда ты все знаешь? — Рыманов удивился еще больше. Но ненадолго.
— Благодарю за напоминание… А ты не забудь вернуться в Париж. Вздумаешь скрываться, все равно найду!..
Илья выключил приемник.
— Он хотел сказать, что от тебя идет сигнал, по которому он быстро сможет найти тебя, — проговорила Лина. — Но решил не говорить… А я погасила этот сигнал, когда мы улетали из Гринкоуста. Мне показалось, что ты о нем не знаешь, а когда узнаешь, он тебе не понравится.
Илья посмотрел на нее с восторгом и благодарностью.
— Я бы не смог… — начал он.
И не договорил, потому что «джампер» исчез, а вокруг возникла чернильная темнота. И сквозь окруживший его мрак Илья увидел, как над островком, мимо которого они недавно пронеслись, вытянулись в разные стороны огненные стрелы. Словно расцветающий бутон вырос из океана. Бутон лез вверх, стремился в небо, а Илья разглядывал странные лепестки, пронзающие атмосферу, и отчетливо понимал, что Землю украсил цветок смерти. Потому что лепестки над океаном на самом деле вовсе на были лепестками. Потому что это оказались Анхель, Сковородников и так и оставшийся безымянным лысый. Потому что это оказались Кшижевский, Рыманов и Гиборьян. И Глинка был тут, и Артур, и Бакстер. И дядя Ваня, и отец, и десятки других, живых и мертвых, предавших и продавших его, Илью Муромова, давно или недавно. И даже мама…
Они уходили все дальше и дальше, предавая его в последний раз, а Илья был бессилен что-либо изменить. Он снова раздваивался, как тогда, с Линой… Или тогда раздваивался не он?.. Все было странно, ярко и невесомо, и было ясно только, что его альтер эго на этот раз — Жюль Карне.
Ты понимаешь происходящее там, спросил Жюль, глядя на огненные стрелы.
Да! Ультиматум все-таки реализуется, ответил Илья.
Начнется большая заваруха, сказал Жюль. Ты сможешь скрыться.
Да, теперь это будет несложно, сказал Илья.
И таких, как ты, станет очень много. Очень-очень…
Наверное. Но меня это не радует.
Почему?
Потому что станет меньше таких, как ты. И с каждым поколением число их будет уменьшаться.
А тебе что до этого? Ведь такие, как я, сломали твою жизнь. И не только твою…
Да, сломали. Но они были людьми, и большинство из них не ведали, что творят.
Что тебе до них? Ты-то ведь не человек, сказал Жюль.
Неправда, я тоже человек, сказал Илья. Но таким, как я и Лина, нет места в этом мире.
В этом — нет! Но в том, какой возникнет после реализации Ультиматума
— будет…
А тебе не жаль этого, пока еще существующего, спросил Илья.
Жаль, сказал Жюль. Но это мир Рыманова, а Рыманов заслужил подобный конец. Я, пожалуй, даже рад, что жить ему осталось всего несколько десятков минут и никто уже ничего не сможет изменить.
Ты ошибаешься. Я смогу!
Ты?!!
Я! Ведь я же не человек. Ты сам сказал… А моя нечеловечность кое-чего стоит.
Илья протянул к цветку руки, хватая уходящих знакомых и незнакомых за холодные пальцы, чтобы они повернулись и посмотрели ему в глаза, но сил не хватало, и мертвые лица равнодушно пролетали мимо. В памяти уходящих не было его, Ильи, там присутствовали только координаты атомных реакторов, до которых они обязаны были добраться. И подступило отчаяние, потому что все усилия оказались бесполезными, и мать зря полезла в петлю, и Глинка зря застрелился, и зря Анхель Санчес получил свою пулю в лоб, и Гиборьян зря перешел Рубикон.
Чувствуешь, не получается, обрадованно сказал Жюль.
Да, не получается, сказал Илья. Жаль, но, видимо, я тоже всего-навсего человек.
И тут рядом с его слабеющими руками протянулись другие, горячие, ласковые, нежные, девичьи. И все изменилось. Лепестки начали замедлять свой полет, мертвые лица повернулись в сторону Ильи, заметили его, обрадовались, и он увидел, как цветок смерти, распустившийся над океаном, начал опадать. Лепестки его изгибались, выворачивались и устремлялись — один за другим — в некую точку, центром которой были они — Жюль, Илья и Лина.