Книга воспоминаний - Абрамович Исай Львович. Страница 12
Это был еще такой период, когда решался вопрос о дальнейшей судьбе партии. При правильной политике Троцкого партия могла еще выправить свою линию и остаться в руках ее революционных элементов.
Однако Троцкий не понял уникальности и неповторимости обстановки, сложившейся в партии накануне ХII съезда.
В своей книге «Моя жизнь», изданной за границей, Л. Д. Троцкий писал:
«Ленин вызывал меня к себе в Кремль, говорил об ужасающем росте бюрократизма у нас в советском аппарате и о необходимости найти рычаг, чтобы как следует подойти к этому вопросу. Он предлагал специальную комиссию при ЦК и приглашал меня к активному участию в работе.
Я ответил ему. По моему убеждению, сейчас в борьбе с бюрократизмом советского аппарата нельзя забывать, что как на местах, так и в центре создается особый подбор чиновников и спецов, партийных и беспартийных, вокруг известных партийных руководящих лиц в губернии, в районе, в центре, то есть в ЦК. Нажимаешь на чиновника, натыкаешься на партийца, в свите которого спец состоит, и при нынешнем положении я на себя такой работы не мог бы взять…
Чуть подумав, Ленин поставил вопрос ребром:
— Вы, значит, предлагаете открыть борьбу не только против государственного бюрократизма, но и против Оргбюро ЦК?
Я рассмеялся от неожиданности. Оргбюро ЦК означало самое средоточие сталинского аппарата.
Пожалуй, выходит так.
Ну что ж, — продолжал Ленин, явно довольный тем, что мы назвали по имени существо вопроса, — я предлагаю вам блок против бюрократизма вообще, против Оргбюро в частности.
С хорошим человеком лестно заключить блок, — ответил я.
Мы условились встретиться снова. Ленин предлагал обдумать организационную сторону дела. Он намечал создание комиссии ЦК, мы оба должны были войти туда. По существу, эта комиссия должна была стать рычагом разрушения сталинской фракции… для создания таких условий в партии, которые дали бы мне возможность стать заместителем Ленина, по его мысли преемником на посту председателя Совнаркома. /…/ Совместное наше выступление против Оргбюро ЦК в начале 1923 года обеспечивало бы победу наверняка. Более того, я не сомневаюсь, что если бы я выступил накануне ХII съезда в духе „блока Ленина-Троцкого“ против сталинского бюрократизма, я одержал бы победу и без прямого участия Ленина в борьбе».
Но как раз вскоре после этой беседы у Ленина произошел вторичный инсульт, и Владимир Ильич больше уже к работе не возвращался. Троцкий понимал, что время не терпит, что с каждым днем «тройка» все дальше и дальше отодвигает его от активного участия в делах партии. Тем не менее он не сделал правильных выводов из ситуации и не выступил активно от своего и Ленина имени против сталинской фракции. Отвечая на обвинения его в пассивности, Троцкий в статье «Почему Сталин победил оппозицию», помещенной в «Бюллетене» №… от декабря 1935 года, писал:
«…Те мудрецы, которые задним числом (хотя были в 1922 году тоже такие мудрецы, которые настаивали на открытом выступлении Троцкого) обвиняют нас в том, что мы, вследствие нерешительности, упустили власть… они думают, что есть какие-то особые технические секреты, при помощи которых можно завоевать или удержать революционную власть независимо от действия величайших объективных факторов побед или поражений революции на Западе и Востоке, подъема или упадка массового движения в стране, и прочее. Власть не есть приз, который достается более „ловкому“. Власть есть отношение между людьми, в последнем счете между классами. Правильное руководство, как уже сказано, является важным рычагом успехов. Но это вовсе не значит, что руководство может обеспечить победу при всяких условиях. Решает в конце концов борьба классов и те внутренние сдвиги, которые происходят внутри борющихся масс».
Между опубликованием произведений Троцкого, из которых взяты первая и вторая цитаты, прошло около шести лет. Взгляды его за это время, как мы видим, коренным образом изменились. Если в 1929 году в книге «Моя жизнь» он считал, что его выступление в 1922 году от имени Ленина и его собственного безусловно обеспечивало победу, то в 1935 году он уже ссылается на непреодолимые объективные условия.
«Значит, победа Сталина была неотвратима, значит, борьба левой оппозиции была безнадежна? — спрашивает он, и тут же отвечает: — … Такая постановка абстрактна, схематична, фаталистична. Ход борьбы показал несомненно, что одержать полную победу в СССР, т. е. завоевать власть и выжечь язву бюрократизма большевики-ленинцы не смогли и не смогут без поддержки мировой революции».
Коренная ошибка Троцкого и руководящей головки оппозиции состояла в том, что они упустили время. То единственное, отведенное для них историей время, когда они, в порядке подготовки к XII съезду могли дать правильное направление политике партии и исправить ошибки Сталина по организационному и национальному вопросам — ошибки, на исправлении которых в своих письмах к съезду настаивал Ленин.
Неверно представлял себе Троцкий роль Сталина в партии в тот период, когда писал:
«Инициатива борьбы против левой оппозиции принадлежала собственно не Сталину, а Зиновьеву. Сталин сперва колебался и выжидал. Было бы ошибкой думать, что Сталин с самого начала наметил какой-либо стратегический план. Он нащупывал почву. Несомненно, что революционная марксистская опека тяготила его. Он фактически искал более простой, более национальной, более надежной политики».
Здесь ошибочные мысли Троцкого переплетаются с его прозорливыми догадками.
Сталин, став генсеком, с самого начала наметил линию, которую он проводил методически, с железной последовательностью (конечно, поскольку позволяли обстоятельства). Борьбу он вел, разумеется, не в безвоздушном пространстве, а при сопротивлении других членов Политбюро, но истинные свои намерения при этом скрывал, иначе все вожди партии объединились бы против него. Зиновьеву он предоставил эфемерную власть, внешне выразившуюся в том, что Зиновьеву было поручено сделать съезду политический отчет ЦК, который обычно делал Ленин. Поскольку Сталин оставил за собой два главных вопроса организационный и национальный, определявшие дальнейшую судьбу партии, временный «триумф» Зиновьева ему ничем не грозил.
Единственное, чего боялся и чего не хотел допустить Сталин, это открытых разногласий и дискуссий перед — и особенно — на ХII съезде партии. Они были невыгодны ему по следующим причинам:
1. Массы членов партии хорошо знали имена Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина — и почти совсем не знали Сталина. Он опасался, что, если начнутся споры, большинство партии поддержит Троцкого, который, после Ленина, был самым популярным в партии человеком.
2. К моменту съезда Сталин еще не успел полностью укомплектовать обкомы и губкомы партии своими людьми. Эта работа, хотя и проводилась им интенсивно, закончилась только после ХII съезда, что заставило спохватиться Зиновьева и Каменева, настаивавших на перестройке рабочих органов ЦК.
3. В составе Центрального Комитета партии тоже не были еще проведены такие изменения, которые обеспечили бы Сталину большинство. Ленин, как известно, настаивал на таком сформировании ЦК, чтобы большинство в нем составляли не чиновники, а рабочие. Троцкий даже не обратил внимания на это предложение Ленина. А Сталин, сознавая, как опасен был бы для него такой ЦК, хотел добиться и добился противоположного: расширения ЦК за счет верных ему, Сталину, аппаратчиков.
4. Чтобы обеспечить свое господство в ЦК и поворот партии от интернационализма к национализму, Сталину было необходимо не допустить обсуждения перед съездом и на съезде так называемого «Завещания Ленина» и его письма к съезду под названием: «К вопросу о национальностях и об автономизации» и не допустить выступлений Троцкого по организационному и национальному вопросам. Сталину удалось и то, и другое. Он добился от пленума ЦК, во-первых, назначения Сталина докладчиком по обоим волновавшим партию вопросам и, во-вторых, перед лицом болезни Ленина, не выносить разногласия на съездовские партийные собрания, конференции и на самый съезд.