Парламент - Романов Сергей. Страница 10

— Не беспокойся, дорогой, я справлюсь, — улыбаясь, заверила Евгения.

Они подошли к первому дому и окликнули какого-то мужика, который напильником затачивал культиватор. Он не спеша направился к непрошеным гостям, открыл калитку и пригласил войти во двор.

— Агитировать приехали? — закончив разглядывать незнакомую парочку, спросил он.

— Почему вы так решили?

— Так выборы на носу. А гости в нашей деревне появляются только накануне выборов. Как и вы начинают ходить по домам и упражняться в красноречии и объяснять, какой депутат нам нужен.

— А какой вам нужен? — спросил Роман и уточнил, — Не бойтесь, я не агитатор. Просто изучаю мнение жителей: какая партия им по душе, как к действующей политике относятся, ходят ли на выборы.

— Зачем это вам надо? — недоверчиво посмотрел мужик на Романа. — Уж не раскулачивать ли собрались? Так здесь и раскулачивать некого. Давно уже раскулачили, и теперь в каждом дворе живет голь перекатная.

— Нет-нет. У меня и винтовки с собой нет, чтобы раскулачивать. Я — социолог. Есть такая наука — социология, которая занимается изучением мнения населения по тому или иному вопросу. Вот и мне хочется знать, какие проблемы старается решать народ посредством голосования, какую основу и модель ему выбрать для дальнейшей жизни или мытарств. Или населению вообще надоело кого-либо выбирать?

Мужик, видимо ничего не поняв из слов Алистратова, продолжал молча смотреть ему в глаза, словно задавался вопросом, уж нет ли у него в голове какого-нибудь подвоха? Роман тоже сообразив, что произнес слишком заумную речь, постарался объяснить проще:

— Вот вы, к примеру, будете принимать участие в голосовании? Меня, поверьте, не интересует кому из кандидатов в депутаты вы отдадите свое предпочтение. Я хотел бы знать, придете вы на избирательный участок или нет?

— Разве что пива выпить, — хитро ответил мужик и добавил, — Иногда бесплатно наливают.

— Но наливают не просто так, а чтобы вы выбрали кандидата и проголосовали?

Мужик, наконец, смекнув, что ничего его жизни и хозяйству не угрожает, вдруг в сердцах бросил мотыгу в сторону, не стесняясь присутствия девушки, послал гостей и сами выборы в район мужских половых органов, и по-крестьянски ответил, глядя в глаза Роману:

— Кто б, мать твою, к власти не пришел, нам лучше не станет. Они, мать твою, и левые и правые, только о себе думают… — Он смачно сплюнул на густо удобренную навозом землю, поднял мотыгу и уже миролюбиво по-обывательски стал размышлять:

— Я вот, мать твою, пятнадцать лет коммунистом числился на одной из водо-насосных станций. Что поимел за эти годы? А ничего. Потому как, мать твою, понимаю, что принимали меня в рабочий класс не для гегемонства пролетариата, а для численности. Теперь только, когда поменял кувалду на мотыгу, понимаю, что пролетарий — это полный пролет по всем благам и привилегиям. Тебе, интеллигенции, мать твою, с рабочих драть взносы да налоги гораздо выгоднее. Почему? А потому, что у власти стоят не рабочие, которые институтов не заканчивали, а интеллигенция. Она, это правда, тоже платит взносы и налоги. Но на эти денежки, в том числе и мои рабочие, получает выгод в десять раз больше. Тебе, мать твою, и санаторий со сральником по дешевой цене, и автомобиль по льготной очереди устраивали, а я с боем получил этот участок и то, благодаря отцу — участнику войны. И говно, чтобы его удобрить, заметь, на себе таскаю. Вот и все мои привилегии. И еще. Свой партийный билет, когда коммунистам под зад пинком дали, я не прятал, как многие интеллигентишки. И раскапывать мне его не надо. Но взносы платить теперь не собираюсь, ни в какой партии состоять не хочу и голосовать ни за кого не буду. Пряником, мать твою, не заманишь на избирательный участок.

Он, не попрощавшись, оставил их в центре двора, направился на огород и остервенело принялся махать мотыгой, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

Алистратов понял, что теперь этот «дачник» никогда не пойдет ни на какие выборы и не станет чесать затылок, раздумывая за какой блок или партию ему отдать свой голос. Он, рабочий мужик, не умом, а чутьем определил, что вся эта масса новых партий, программ и идеологий — лишь способ для их лидеров расположиться поближе к государственной кормушке.

В этой деревне, как и в следующей, где они побывали, нейтральных жителей, которые вообще не собирались голосовать, насчитывалось даже больше тех, кто решил все-таки упустить бюллетень в избирательную урну.

— Не благодарная у тебя работа, — сказала Евгения, когда они возвращались в Марфино.

— Почему неблагодарная? Нормальная работа. Специалист любой профессии вынужден иногда ковыряться в дерьме и выслушивать неприятные вещи. Будь то сантехник, автобусный контролер или адвокат. Впрочем, я к этому отношусь совершенно спокойно.

— Наверное, твое копание в дерьме приносит неплохой заработок? — она впервые за все время знакомства поинтересовалась у Романа его материальным положением.

— Не скрою — даже очень хороший. Еще лет пять назад я даже представить себе не мог, что когда-нибудь смогу столько зарабатывать.

— Ты — новый русский?

— А что ты понимаешь плод словами «новый русский»?

Она на несколько секунд замолчала и, казалось, следила за дорогой.

— Ты что, против новых русских? — переключив скорость, поинтересовался Роман, приглашая её к начатому разговору.

— Нет, почему же! Иногда я даже завидую тем, кто в раз став богатым, теперь шумно гуляет, веселится и не комплексует ни перед какими авторитетами. Шальные деньги дали многим уверенность в себе. Меня настораживает только одно: большая половина новоявленных богачей не обладает даже ни высшим образованием, ни определенным уровнем культуры. Сколько раз в салоне самолета я видела этих нуворишей. Одни смачно, с хрустом, откусывают яблоки, другие лопают черешню, отрывая зубами ягоду от черенка, третьи, забывая об элементарном этикете, дарили моим подругам по работе золотые портсигары, зажигалки и даже мундштуки. Это нам, женщинам! Я больше чем уверена, что на своих официальных приемах и торжественных фуршетах они не стесняются ковырять спичками и зубочистками во рту. Они путают Гоголя с Гегелем, Гегеля с Бебелем, Бебеля с Бабелем, а Бабеля с кабелем…

Алистратов, сбавив скорость, откровенно расхохотался. Она вопросительно посмотрела на него, подумав о том, что смеется он вовсе не над словами, а над нею самой.

— Я что, не права, милый?

— Права, даже очень права. Просто я вспомнил о сказочно богатом человеке, который и пригласил меня в эту губернию. Роман не стал называть имя банкира Бурмистрова, — Так знаешь, он постоянно ковыряет в ухе. Правда, не спичками, а сделанной по его заказу золотой ковырялкой.

— Ну, вот, видишь, современные богачи и знаменитости, в отличие от предков, не то что забывают, а просто не ведают о какой-либо культуре, морали и нравственности.

— Не стоит пенять на наши дни. И раньше такое случалось.

— Никогда не поверю.

— Как-то в мемуарах сестры Антона Павловича Чехова я вычитал такой факт: великий русский поэт Афанасий Фет, проезжая всякий раз мимо Московского университета, просил кучера остановиться. Затем открывал окно кареты и демонстративно плевал на здание университета. В последствии даже личный извозчик привык к такому невежеству своего патрона и, дабы ему угодить, останавливался без всяких приказаний.

Женька улыбнулась:

— Его пример для тебя заразителен?

— Зачем же мне, Женечка, плевать на свою альма-матер? Семь лет назад я закончил текстильный институт с отличием. А год назад получил диплом социолога в Московском государственном университете.

— А в народе говорят: век живи, век учись, а все равно дураком помрешь.

— Мы, будучи студентами, говорили по-другому: век живи, век учись, а бедняком помрешь. И знаешь, многие были уверены в этом. Кроме меня и ещё нескольких человек. Я уже тогда поставил перед собой цель помереть состоятельным человеком. Здесь, в России.