Любитель сладких девочек - Романова Галина Владимировна. Страница 17

Глава 6

Здание, в котором его ждал Витебский, носило патриархальное, возвращающее к временам фашистской оккупации, название.

«КОМЕНДАТУРА»– значилось на фасаде длинного одноэтажного строения, выкрашенного коричневой краской.

Володя обстучал ноги от снега о высокий деревянный порог и вошел в полутемный мрачный коридор с одной-единственной дверью. Слева от входа, правда, виднелось крохотное зарешеченное оконце, где вечно либо спал, либо зевал дежурный.

Он поднял на Володю осоловевшие от долгого сидения на одном месте глаза и вопрошающе насупился.

– Меня ждут, – кратко пояснил Володя и, не дожидаясь ответа, пошел к двери, втиснувшейся в монолит стены милицейского барака претенциозным мореным дубом.

Она вела в кабинет Витебского. Все остальные помещения имели отдельный вход с торца здания. Здесь же была только его обитель – великого и неподражаемого цезаря, вершащего и творящего, милующего и казнящего. И именно он возжелал сегодняшним утром лицезреть пред своими очами Панкратова Владимира Николаевича.

– Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? – мягко прожурчал голос Витебского, стоило Володе переступить порог его кабинета. Ни слов приветствия, ни кивка головой, ни приглашающего жеста – ничего. Лишь вкрадчиво льющийся из полусомкнутых саблевидных губ то ли вопрос, то ли приговор. – Что за игру ты затеял, сынок?

Это было уже слишком, учитывая, что Витебскому было едва за тридцать пять. Вся его внешность – от худосочного телосложения до плешивой белокурой головенки – никак не располагала к тому, чтобы считать его своим отцом. Хотя… Хотя, учитывая его неограниченную власть, авторитет и умение всем этим воспользоваться, можно было смело именовать его «крестным папой» всего разношерстного люда, собранного заложниками на этой географической широте.

Не дождавшись приглашения, Володя сел в кресло для визитов, которое всегда устанавливалось в центре кабинета, закинул ногу на ногу и как можно беспечнее разулыбался.

– Добрый день. Вызывали?

Были бы желваки у Витебского, они бы загуляли сейчас под синюшной кожей изможденного лица. Но ими его природа обделила, потому он ограничился нервным подергиванием ноздрями и угрожающим поскрипыванием кожаного кресла под его худосочным задом.

– Улыбаемся? Ну-ну… – Витебский свел белесые брови к переносице, минуту размышлял, вяло гоняя карандаш по столешнице, потом поднял на Володю тяжелый взгляд и спросил: – Знаешь, во сколько тебе обойдется твое веселье?

– Ну… Скажем, очень-очень приблизительно. – Володя смиренно вздохнул и с добродушной улыбкой развел руки в сторону: – Ваше слово – закон! Как скажете, так и будет!

– Гм-м-м, ну-ну… – Витебский оторвал свой зад от кресла и зашагал вдоль окна, выходившего на заснеженную равнину. – Сколько было – шесть с половиной?.. Да, точно – шесть с половиной. Плюс пятьсот за веселье. Это для ровного счета. Ну, и еще столько же…

– Как?! – Володя недоуменно заморгал. – Как – еще столько же?! Это уже четырнадцать!!!

– Именно. – Теперь уже улыбался Витебский, маленькое звездное мгновение, но оно мигом слизало с его лица природную непривлекательность. – Четырнадцать! Шесть с половиной – досрочное освобождение. Пятьсот – за смех без причины. И еще шесть с половиной… за самодеятельность.

Володя понял. Дурак бы был, если бы не понял. Все дело было в Машке. Лихо! Ничего не скажешь, лихо ребята сработали, успев уже оповестить.

– Что-то, Володюшка, не улыбаешься больше? Али не до веселья тебе? А может быть, я опять что-то пропустил в этой жизни и у тебя какие-то проблемы? Так ты скажи только, мы их того – мигом!.. – Витебский от души куражился, преображаясь с каждой минутой. Куда подевались бледность и желчная отрешенность? Весь подтянулся, напружинился. Стал даже выше ростом казаться. Веселость так и брызгала из широко открытых глаз. С трудом удерживали смех подергивающиеся губы. Походка резвая, того и гляди от счастья скакнет на карниз со шторами и сальто крутанет. Козел…

Надо было полагать, что четырнадцать тысяч долларов – это еще не окончательная цена, которую Володя должен был заплатить за свое нелепое вмешательство в изломанную судьбу незнакомой девушки.

– Ну! Что молчишь? – Витебский не стал прыгать на карниз, он просто-напросто вышел из-за стола и, приблизившись к озадачившемуся посетителю, склонился к его лицу, пахнув в нос морозной свежестью «Стиморола». – Четырнадцать – это потолок… Плюс… Плюс…

«Чего же ты жилы тянешь, гадина?! – Спина у Володи взмокла, мыслям стало тесно в лабиринте вопросов, что начали выскакивать, как поганки после дождя. – Говори, не тяни! Говори же! Все одно меня Гарик теперь уроет. Выдернуть беспроблемно из дела такую сумму – быть либо идиотом, либо самоубийцей. У них там сейчас и без меня трудности. Подошел срок выплаты по векселям, за новое оборудование надо вносить залог. Н-да… Отбил барышню от хулиганов, идиот!»

– Так что плюсом? – Володя вымученно улыбнулся. – Четырнадцать и?..

– Не догадываешься? – Витебский мелко рассмеялся, сделавшись похожим на большую блеклую крысу.

– Нет.

– А расходы на свадьбу?

Смех стал раскатистым и таким отвратительным, что впору плевать ему в рожу, но Володя благоразумно сдержался.

– Ты же жениться собрался, или я не прав? Или меня обманули? Вот паразиты! Все норовят меня вокруг пальца обвести… Что же делать-то, Володюшка? А?..

Ручейки леденящего пота струились по спине, словно в половодье. Сердце ухало как оглашенное. А в голове по-жабьи квакало: свадьба, свадьба, свадьба…

Хотел отвертеться, дорогой? Думал, пустишь все на самотек – и твой словесный понос в помойном тупике сойдет на нет и через недельку о тебе и Машке никто и не вспомнит? А хренушки! Не было и нет тут дураков… Коли козырнул имечком, так отвечай… Все это слишком отчетливо читалось во взгляде Витебского, который не сводил глаз с Володи и ждал.

– Так что со свадьбой-то, Вэлл? Будет свадьба-то али нет? Чего молчишь-то, Вэлл?

Любил, любил Витебский закорячить имечко. Сергей непременно должен был быть Сержем, Александр – Саньей, А Володя – Вэллом. Вот скотина! Чего же так душу-то изматывать? Какая, к хренам, свадьба? Совсем ума лишиться, женившись на незнакомке, подозреваемой в убийстве собственного мужа. Одно дело перекантоваться с ней под одной крышей пару недель, не без пользы для души и тела, конечно, но жениться… Это просто маразматический припадок! Так ему Гарик и скажет, если не похлеще. Он на его возвращение такую ставку делает. Готовит почву, распускает слухи, кристаллизующие до белизны его подпорченную репутацию. И тут такое…

– Володя, ау-у! Заваркой писаешь от собственного благородства, да? – Витебский ощерил острые зубы, еще больше сделавшись похожим на крысу. – Теперь сидишь, потеешь и не знаешь, как соскочить? Хренушки, Володюшка, хренушки! Кабы ты там сам за себя базарил, другое дело. А затронул мое имя… Ну да что мне тебе рассказывать, сам знаешь, не дурак.

Он вернулся к столу и с излишней церемонностью уселся в свое любимое кресло. Полистал какие-то бумаги, вытащив их из папки. Нацепил стильные очки на нос, которые, Володя слышал, носил больше из форса, чем из надобности. Потом поверх стекол посмотрел на него, скукожившегося и нахохлившегося, и, одобрительно хмыкнув, проговорил:

– Не тушуйся ты так. За те шесть с половиной, которые ты мне сверху заплатишь, я все организовал самостоятельно.

– Что именно?! – подскочил на стуле Володя.

– Роспись у вас сегодня в три часа дня. Банкет… Думаю, что вам не до банкетов. Распишитесь – и дня через три, думаю, можешь паковаться. – Витебский снова погрузился в изучение бумаг.

– Дня через три… – попугаем повторил Володя. Он предположил куда больший срок, а всего-то три дня нужно было потерпеть и не совать свою безмозглую голову в петлю. – Три дня…

– Да, через три дня. Приказ о твоем досрочном освобождении уже подписан. Кстати, я позаботился и о том, чтобы оповестить твоего адвоката о твоих… как бы это поудачнее выразиться… жизненных коллизиях – во! Не скажу, что он обрадовался, но деньги обещал доставить в срок. Ты иди уже, Вэлл, иди. А то твоя нареченная, наверное, в истерике сейчас. Нужно бы ее успокоить. Шутка ли: нежданно-негаданно снова замуж выскочить – и за кого! Везет девке, скажу я тебе.