Странствия Властимира - Романова Галина Львовна. Страница 25
— Все верно, подземник, — кивнул Буян. — Точно этот конь!
— Этот, да не тот. Гляди!
Сунув в руки гусляру светильник, подземник шагнул к жеребцу и откинул со лба длинную челку.
Буян даже вскрикнул с досады: камня-самоцвета во лбу не было.
Подземник опустил челку, скрывая лоб.
— Привели сюда пять годов тому уж жеребца Огонька. Время прошло — и мы его отдали, а здесь остались дети его. — Он обвел руками коридор. — Все волос к волосу, голос к голосу, у иных и камень тот заветный во лбу целехонек. Тридцать три их туточки, и троих любых мы вам с великой охотой пожалуем. Проходите, гости дорогие, выбирайте коней заговоренных.
Он повел гостей по коридору. И верно — в каждой нише позвякивал цепями и хрустел белоярой пшеницей златогривый конь. Повиснув на локте Властимира, Буян шепотом пересказывал ему все речи подземника, от себя добавляя лишь о статях осматриваемых жеребцов, и иногда советовал:
— Этот был бы в самый раз для тебя — молод да смирен…
— А ум? — переспрашивал Властимир.
— Что — ум? У лошади самое первое — сердце! Она сердцем чует, сердцем мыслит.
Показав всех коней, подземник добавил:
— А еще коники те по поднебесью аки птицы летают. Совсем они дики, необъезжены. А потому, кто первый их оседлает, тому служить они будут до смерти.
У Буяна и Мечислава от слов таких глаза загорелись, руки сами к упряжи потянулись, но лицо князя Резанского осталось спокойно.
— Хорош подарок твой, хозяин подземный, — молвил он с поклоном, — только не обессудь, что придется мне от него отказаться…
Буян дернул его за локоть:
— Да ты что, князь-друг, разума лишился? Не помнишь, что ли, что нам Яга-воительница наказывала? Грех великий от самочинной помощи отрекаться!
— Слово Яги я помню крепко, — возразил Властимир, — да только и вы все слово мое запомните и в сердце впустите: служил мне мой друг Облак десять годов с малым, сама судьба мне его в тяжелый час вернула, чтобы не потерял я веру в добро. И разумом его Велес не обделил, а потому не могу я с ним расстаться — не меняют в начале пути многотрудного друга старого, проверенного на новичка незнакомого.
Выслушав его, ответил подземник поклоном:
— Твоя правда, Резанский князь. И наш народ давно б изгиб, ежели б от старых друзей да от верности отрекались мы по первому слову. Хоть и прост твой конь против дареных, да можно ему помочь, силу утроить. Согласитесь погостить здесь три дня — жить будете в почете, как гостям таким и положено. Я же тем временем жеребца твоего подготовлю к походу дальнему — искупаю его в трехтравной росе, откормлю трехросной травой. Через три дня не узнаешь своего коня, Властимир!
Он трепетно прижал руку к сердцу, и князь, хоть и не видел его лица, согласился.
Миновали три дня в подземных пещерных конюшнях. Наступило третье утро, и подземные конюхи сдержали слово. Облак переменился, словно помолодел: шерсть стала светлее, гуще, грива падала до земли и завивалась кольцами, глаза сверкали звездами, пробудился и норов. Под стать ему были даренные Буяну и Мечиславу жеребцы — они рвались с цепей, рыли землю копытами, гневно ревели, не желая признавать упряжи. Еле-еле удалось их обуздать, да и то поначалу они плохо слушались новых хозяев.
Подземник проводил гостей на поверхность. У камня-валуна они под землю спустились, да не там выбрались.
Вывели их подземные жители среди каменной россыпи на берег незнакомой реки. Бежала она по валунам как лошадка норовистая. Вокруг стоял стеной частый ельник, по которому ни пройти пешему, ни проехать конному.
Поклонился подземник гостям и молвил:
— Река эта здесь начало берет. Много ниже впадает она в другую реку, а та уж — в самый Днепр. До Днепра надо вам за дорогой следить, потому как заблудиться недолго, а как на берег выйдете, так ступайте на юг. Днепр вьется по земле — за всеми его поворотами и водяной не уследит: сегодня у него один путь, а завтра другой. Потому летите прямо, никуда не сворачивая. Тогда Киев по правую руку от вас останется, а прибудете вы точно к берегу моря Греческого. Там же путь ваш до любого города, что побольше да потороватее. Ищите греков или восточных людей, ежели вам на тот берег моря надобно. Они по эту пору домой направляются… И запомните еще один совет! Таких коней, как те, что вас несут, на Востоке отродясь не было. Там про них только сказки складывают. Коли не хотите от своих коней беды, в городах разъезжайте на них, ровно на простых, удаль свою и умение не выказывайте. Слишком много там завистников.
— Обещаем, что крепко твой наказ запомним, — молвил Властимир.
— А раз так, прощайте!
Отвесил им подземник последний поклон и исчез за камнями. А всадники, едва его проводили, пришпорили коней. Взвились они, как птицы, выше леса стоячего, ниже облака ходячего. Мелькнули под копытами ели колючие с чащобами непролазными — и опустились кони по другую сторону ельника. Где они копытами ударили, осталась яма в три локтя шириной. По весне залила ее вода — родилось озеро. А кони взвились опять в поднебесье, да так в нем и растаяли.
Через три дня с половиною прискакали трое всадников в приморский город Корсонь.
ГЛАВА 9
Городец Корсонь был заложен греками несколько веков назад на месте другого старого городища. Кто был его строителем, про то греки не ведали. Приплыв на этот берег, они увидели подходящее место для морской крепости. Только когда стали ломать камень и рыть колодцы, заметили под землей остатки стен и погребов. О первых двух-трех веках Корсоня — по-гречески Херсонеса — ничего путного сказать никто не мог, даже греческие историки. Точно известно было только одно: основали крепость сию пираты, что думали здесь, в глуши, спокойно хоронить добро от жителей Колхиды, которых они грабили не разбирая.
Но повезло им только наполовину — не прошло и нескольких лет, как греков-пиратов стали беспокоить кочевники, приходящие с востока, из степей. Город привлекал скифов, слухи о его богатствах расходились как круги от брошенного в воду камня. Греки оказались меж двух огней: на море их подстерегали пираты, на суше — орды кочевников.
Прошло несколько веков, прежде чем борьба с враждебно настроенным миром увенчалась успехом. Сломленные пришедшими вслед за ними кочевыми народами скифы частью осели поблизости от Корсоня, частью подались севернее, в страны снегов. Греки постепенно теряли связи с родиной. Теперь в Корсоне жили потомки эллинов и когда-то выселенных сюда, на край света, ромеев, смешавшиеся со скифами. Византия, обратив свои взоры на северный берег Понта Евксинского, узрела там не только Корсонь, но и другие города, основанные десяток веков назад. Теперь в Корсоне постоянно околачивались купцы из Византии и других стран и наместники императоров.
Солнце уже перешло полнеба, когда три всадника мягко опустили коней в нескольких верстах от города. Пристань находилась в устье небольшой речки. Вдоль ее берегов теснились избы земледельцев. До города было подать рукой, и всадники, чье появление из поднебесья осталось незамеченным для поселян, отлично его видели.
День был не базарный, да и тот клонился к вечеру, но все равно народа на улицах было много. На всадников оборачивались, спрашивали, кто они и откуда. Знавший греческую речь Буян объяснялся, называл город своего детства. Горожане, узнав, что новгородцы приехали втроем, удивленно качали головами — никто не верил, что они пробрались невредимыми через степи и не повстречали кочевников.
Пока Буян, свесившись с седла, балагурил с горожанами, его спутники молчали. Властимир, которому в прошлом приходилось принимать в Резани иноземных купцов и путешественников, немного знал языки. Он говорил на трех вос-
точных наречиях. Греческое давалось ему с трудом — на приемах позади него завсегда стоял верный человек, помогавший в переводах и подсказывающий нужные слова. Сейчас он немного понимал, о чем ведет речь Буян, но сам не мог вымолвить ни слова.