Ярость on-line - Романовский Александр Георгиевич. Страница 32

В отличие от Мертвой Гавани.

Ее заселяли трупы. Холодные трупы, почившие в гробах с балдахинами и шнурами. Безразличные, вечно сытые трупы. Возможно, поэтому в Гавань редко забредали непрошеные гости. Несчастные, утратившие все, что можно утратить. Корректную надпись на табличке («ВНИМАНИЕ!») читали немногие. Не потому, что не хотели, а потому, что не могли. В кремниевый век умение читать стало привилегией.

С такими псами легко справлялась охрана. Вшивыми, пожизненно голодными псами.

Мертвая Гавань простиралась вокруг, а Куртом, как обычно, овладело странное, почти мистическое состояние. Нечто похожее, нужно думать, ощущали медиумы во время спиритических сеансов. Нечто кладбищенское. Это определение более всего соответствовало состоянию Курта. Он ни разу в жизни не бывал на кладбище (под Куполом не хватало места живым, что уж говорить о мертвых; в земле своих усопших хоронили жутко обеспеченные граждане, поплевывающие на Мертвую Гавань с какого-нибудь верхнего Яруса; кладбища, расположенные в Ульях, находились, по иронии судьбы, сотнями метров выше бренной земли), но не сомневался, что среди тысяч забытых могил его охватило бы схожее чувство.

Вокруг, обступив дорогу, стояли те же склепы. Могильные камни. Богатые особняки умиротворенно-пастельных тонов: черные окна, двери мореного дуба, вечнозеленые лужайки с декоративными клумбами. Строгие скамеечки. И — все. Ни качелей, ни беседок, ни позабытых на ступенях игрушек. Даже днем здесь не звучал детский смех.

Скамьи и лужайки предназначались для посетителей, дабы те могли посидеть, уважить память умерших… Никто не приходил. Лишь садовник спешно ровнял травяную щетину (безразличную к морозам, жаре и фотосинтезу), что-то лил на клумбы из пластмассовой канистры, после чего отбывал восвояси. Внутри особняков тем временем продолжали в исступлении биться мертвецы. Ворочались в гробах под балдахинами, таращились в оконные стекла, обертывались саваном и тленом…

Вздрогнув, Волк вернулся к действительности. Еще немного таких упражнений, и придется обращаться к психиатру за квалифицированной помощью. В дурацких фантазиях нет ни толики здравого смысла… Вот и дома оживали. Чем дальше продвигалась колонна, тем больше желтых окон воспламенялось по обе стороны улицы. Фонари, служившие доселе единственными источниками света, стали не нужны.

Взгляд Курта передал изображение в мозг. Там сопоставили изображение, сравнили с «архивными» и, немало удивившись, заключили, что штаб-квартира находится в считанных шагах. Едва Волк переварил этот факт, как уши уловили небезызвестные звуки.

Пальба. Очереди. Одиночные.

Чем ближе, тем, соответственно, громче. Соседский интерес приближался к кульминации. На крылечках сгрудились аборигены — степенные джентльмены, чопорные леди. Богачи, аристократы, промышленники. (Звезды и звездочки к этому раннему часу еще не успели воротиться домой. В отличие от гангстеров.) Самые любопытные подошли к дороге, пугливо выглядывали из-за заборов. Сухопарые господа умело формулировали осуждение, возмущение и неприязнь. «Что за невоспитанные молодые люди и почему они не дают нам спать?» Выражение лица Черепа, вероятно, в данный момент представляло еще более занятную картину. «Сколько трудов, усилий и стараний — псу под хвост! Сколько добрососедских визитов, пирогов и тоскливых бесед…» Восстановить реноме будет крайне непросто.

Один из ближайших домов (№ 78) был безжалостно расстрелян. В фасаде нежного персикового оттенка виднелось около сотни отверстий. Чересчур много для рикошетов и случайных очередей. Недоуменно хмыкнув, Курт рассмеялся. «Всадники», очевидно, ошиблись адресом! Либо, «если уж мы, парни, все равно сюда завернули», решили заодно нанести визит и кому-нибудь еще…

Охранники (вот, кстати, и они!) без труда сдерживали натиск жиденькой оравы старичков. Служебный автомобиль («Служить, задерживать и выдворять») стоял у обочины. Второй, развернувшись под нелепым углом, попирал задними колесами ухоженную лужайку… На крыле красовалась громадная вмятина: решетка «кенгурятника» отпечаталась во всем несокрушимом великолепии. К счастью, без жертв.

К Конторе Ордена, оставив посты, съехались охранники со всей Мертвой Гавани. Вместе с тем они не очень-то рвались к эпицентру событий, обдуманно сохраняя нейтралитет («Нет, спасибо, вы как-нибудь сами — нам за такое премий не дают…»).

«Игрушечные полицейские», — именовал их Череп.

Расступившись вдоль дороги, охранники вытаращились на проезжающий кортеж. Чистые формы, нашивки, рации. Оружие. Все, что требуется для долгой и комфортной службы. «Могильщики, — неожиданно подумал Курт. — Вот они кто. Кладбищенские сторожа. Ежемесячная плата за покой, тишину и безмолвие. Полный сервис. Контракт, дорога, ключи. Располагайтесь, будьте любезны. Не вздумайте ни о чем беспокоиться. Никогда. Это — Мертвая Гавань…» А затем уходят, случайно прихватив ключи…) Стояли, наблюдали (как мертвые ворочаются в гробах), безмолвствовали. Никто не пытался ничего предпринять. Да и что, по сути, они могли предпринять? (Отгонять кладбищенских псов, любителей падали, — вот их работа. «Черепа», «Всадники» — пришельцы из другого мира. Не мертвые, живые. Вне юрисдикции.) «Хаммер» проплывал мимо; Курт сквозь тонированное стекло смотрел на безволосые лица. Встревоженные, взволнованные…

Но отчего-то это беспокойство казалось ему безжизненной маской. С изнанки лиц, сквозь незаметные щели, сквозила безучастность. Пустота могилы.

Волк стиснул челюсти, пытаясь отогнать наваждение Помогли ему в этом оружейные выстрелы. Машины Ордена загородили обзор (водитель — «череп» нетерпеливо барабанил по рулевому колесу), поэтому Курт слабо представлял, что происходит вокруг. В поле зрения — непоколебимый, телесно-розовый монолит — выросла Контора. Фасад испещрен дырами, точно швейцарский сыр («НАШИ КЛОНЫ-КОРОВЫ НЕ ХАЛТУРЯТ! ПОПРОБУЙТЕ — УБЕДИТЕСЬ!»). Многие окна, даром что пуленепробиваемые, разбиты, хотя решетки преимущественно остались на месте. Проем на втором этаже утратил безупречно-прямоугольные контуры, — куда-то, прихватив решетку, пропала сама рама. Вокруг проема образовалось угольно-черное пятно с очертаниями, похожими на дохлого кальмара. Аналогичное обрамление приобрела и входная дверь. Это, впрочем, было совершенно неважно: ключевую задачу дверь выполнила на «отлично». А именно — не позволила «всадникам» проникнуть внутрь.