Ярость on-line - Романовский Александр Георгиевич. Страница 37

Трамплин. Курт сделал шаг, ощущая ступнями податливую упругость брони. Вдох, выдох. Нагнулся, выпрямился; взмыл в воздух мохнатой пружиной. Время повисло вязкой поволокой, застревало в волчьих клыках, набивалось под когти. (Форсаж. Умение. Талант. Дар, преподнесенный считанным единицам из лучших бойцов. Волчье племя, напротив, владело им поголовно, за редкими исключениями.) Гангстеры ожесточенно палили в стремительный силуэт. Пули проносились мимо, оставляя за собой горячие инверсионные полосы. Курт смог бы увидеть крохотные снаряды в движении, если бы пригляделся. Но в этом не возникало нужны. Он знал, что может увидеть. Если поднапрячься, то мог даже коснуться.

Вместо этого Волк выпустил собственных шершней. Палец вдавил гашетку. Израильский «Галил» разразился глухой, ворчливой тирадой. Затвор метался из стороны в сторону; стреляные гильзы летели прочь. Пули, вспарывая липкую пелену стылого времени, рванулись вперед. Почему-то, не раздумывая, Курт сразу же взял на прицел бородатого громилу — тот успел развернуться и, подняв «калаши», стрелял в шустрого «черепа» (в понимании «всадника», нужно полагать, Курт был заурядным, посредственным «черепом»… ну, возможно, чуть более прыгучим).

Очередь прошла над головой бородатого гангстера. Считанные дюймы, и все же…

«Всадники», сконцентрировавшись на левом фланге, усилили огонь. С этим требовалось что-то делать. Мысль еще не успела оформиться, когда лапа Волка нашарила под курткой патронташ. Вот и нужный карман. Миниатюрный, конической формы предмет. Гладкий на ощупь. С кольцом у торца. Слишком легкий для «лимонки», невместительный для слезоточивого газа. Полезный, нужный инструмент.

Прыжок близился к высшей точке амплитуды, за которой неотвратимо следует падение.

Вытащив коническую штуковину, Курт поднес ее ко рту и сомкнул зубы на кольце (скверный вкус металла). Чека, одетая на клык, так и осталась во рту. Курт начал отсчет. «Один». Лапа отбросила гранату (ведь это была именно граната) в сторону «всадников».

«Два». Волк перехватил «Галил».

Новая очередь прошла значительно ниже. Разъяренные шершни впились в бандита. Прошили шею, грудную клетку и живот. Безволосый, очевидно, умер на месте.

Его глаза в это не поверили.

«Три». «Всадники» рванули врассыпную. Шершни догнали двоих, сбили с ног, вгрызлись в спины. Кровь стегнула карминными каплями. Алчно всколыхнулась пелена мерзлого времени. Звуки — в частности, выстрелы — доносились далеким, неспешным грохотом. Частоты переместились в низ шкалы, обрели почти визуальную глубину. «Четыре». Цвета померкли. Алый не перестал быть алым и все-таки немного притух.

«Пять». Граната, катавшаяся под ногами «всадников», соблаговолила взорваться. Курт зажмурился. Он услышал не резкий хлопок, а глухой нарастающий рокот. И — никакой «глубины». Тише, чем выстрел. Однако назначение штуковины состояло вовсе не в акустическом воздействии. И даже не в осколках (хотя таковые, разумеется, имели место). Истинное назначение гранаты состояло совершенно в ином.

Закрытые веки окрасились рубиновым.

Всего на мгновение.

Вслед за тем раздались вопли безволосых. Тех, кто не успел закрыть глаза. Граната, взорвавшись, выбросила вспышку излучения такой интенсивности, что прямой взгляд на источник мог запросто выжечь сетчатку («Луч света», опытный образец, 100-150$ за штуку). «Всадники» глядели в сторону, на фигуру с автоматом — успевшую пристрелить босса, а теперь выкинувшего очередной фокус, — а потому застали вспышку периферийным зрением. Этого, впрочем, хватило, чтобы на несколько секунд (в тот самый момент, когда секунды решали очень многое) лишиться зрения. Не просто принимать изображение с помехами, а ослепнуть.

«Шесть».

Как говорится, «…и обрушилась Тьма». Для создания, привыкшего почти во всем, всегда и повсюду полагаться на зрение, подобное событие производило эффект психологической бомбы. Останки здравого смысла разлетались под порывами шквального ужаса. Вдруг это навсегда? Тьма — до скончания жизни… Что же делать?!

Кое-кто рухнул на асфальт, будто отсутствие привычных образов лишило их способности держаться на ногах. Некоторые ощупывали физиономии, пытались протереть глаза. От жутких воплей вибрировал воздух. Оружие само собой падало из рук (естественно, что в столь нестандартной ситуации сопротивление теряло всякий осознанный смысл). Относительное спокойствие сохраняли считаные единицы: молчали, часто моргали, силясь восстановить нарушенный баланс. Повезло. Если остальные «видели» лишь беспросветные темные кляксы, то у немногочисленных счастливчиков всего-навсего плыло перед глазами. Они не переживали, что «…это навсегда?!». Видимо, эти безволосые зажмурились, отвернулись или просто моргнули — в тот самый момент, когда «Луч света» исполнил команду.

«Семь». Время восстановило обычный — живой, пульсирующий — ритм. Ускорение исчерпало себя. (Никто в Стае Страйкера не знал, отчего так случалось. Собственно, интересоваться такими вопросами было не принято. Форсаж (либо, как говорил Старейшина, «контролируемая ярость») приходил в те моменты, когда нечто открыто и бескомпромиссно (!) угрожало жизни метаморфа, после чего уходило — столь же неожиданно. Поскольку в Убежище ситуации подобного рода возникали не часто (вернее, вообще не возникали), размышлять об этом не считали нужным. Легенды утверждали, что во время Революции Волки умели форсировать по собственной воле — вне зависимости, подвергались ли они очевидной угрозе или нет. Однако Заветы племени гласили: «Не убий!» Следовательно, отсутствовала необходимость культивировать столь опасную, смертоубийственную способность, оставшуюся от Смутных времен, когда над миром развевалось алое знамя Революции. Старейшина упрямо отстаивал эту точку зрения. Юные Волки возражали: мол, старичье заставляет их отказываться от собственной природы; мол, изменить геном невозможно. Но «старичье» не желало ничего слышать. Сознавать, что возмутители спокойствия были абсолютно правы, Курт начал совсем недавно. Истина становилась горше оттого, что «оппозиционеры» в точности повторяли слова Тарана и Черепа. Прими Волчье племя свое наследие, и резня в Убежище могла иметь иной сюжет…) Воздух залихватски свистел в ушах.